This one. Книга вторая. Ирисы под кровавым дождем (ЛП)

Что происходит? Почему они…?

Потом Фурутака развернулся и в спешке заскочил в столовую. А Кеншин остался стоять. Он медленно сглотнул, и так спокойно, как только мог, ушел вверх по лестнице.

Почему Фурутака сделал это? Этот самурай раньше был достаточно дружелюбен с ним. Он проводил часы в его компании, показывая Киото.

… и неестественный? Урод? Почему?

Вчера ночью не Фурутака был там? Как и Иидзука-сан, он видел его всего в крови после этой грязной работы…

После этого, кажется, люди делали все возможное, чтобы избегать его. Фурутака делал это очевиднее всех и даже провозглашал это. Даже Кеншин слышал, как он говорил другим, чтобы они держались подальше от «этого опасного урода». Фурутака, казалось, поставил себе задачу рассказать всем и вся, что пока он не может рассказать о том, что случилось, но как хороший друг хочет предупредить людей.

Неожиданно Кеншин обнаружил, что один не потому, что сам предпочел это, что его одиночество было не тем, что он выбрал сам, потому что не решался заговаривать с незнакомцами и не знал, как разговаривать с людьми намного старше его. Нет, теперь все люди в гостинице смотрели на него с подозрением и стремились избежать конфронтации с ним. Внезапно во время обеда пространство рядом с ним оставалось всегда свободным. Когда он шел по коридорам, люди отступали с его пути и шептались. Не то чтобы его боялись, не совсем так… но все равно, его избегали.

Иидзука-сан помочь смог не много. После того, как Фурутака слишком громко стал заявлять свое мнение… ревизор просто сделал так, что тот покинул гостиницу. Что, разумеется, привело к тому, что многие решили, что Фурутака оказался прав в своих подозрениях. Это заставило Кеншина чувствовать себя одиноким в толпе как никогда раньше. Чувство одиночества было, пожалуй, самым стрессовым в мире для него. Становилось все труднее спать, и кошмары вспыхнули с новой силой.

И что самое страшное? Он был загружен работой как никогда раньше.

Кента продолжал ему предлагать ломать стену дальше. Он твердил, что вместе они гораздо лучше, и стена препятствует их усилению. Кеншин не хотел думать об этом. Кента всегда был там… и если он разрушит стену, не означает ли это, что Кенты больше не будет? Он не мог делать свою работу в одиночку!

Проблема, однако, заключалась в том, что теплые чувства, скрытые в стене, были невероятно заманчивы. Кеншин помнил, как утешительны они были, все эти чувства и воспоминания о хороших вещах. И он чувствовал себя таким одиноким. Даже волчок Касуми в эти дни не помогал ему.

Но когда Кеншин создал дыру в стене, годы назад, то, к чему он прикоснулся, исчезло. Он не знал, почему. Он даже не мог вспомнить, к чему прикасался. Было похоже, что удалять вещи из стены значило начисто стереть их. А простое прикосновение не давало ничего, кроме мучительных вспышек.

Но может… если он просто опустит стену? Лишь немного? Это же не навредит, верно? Стена по-прежнему останется между ним и Кентой, и он получит утешение от воспоминаний и чувств, хранящихся в стене.

Так что однажды ночью, когда ему было особенно плохо и одиноко, Кеншин осторожно коснулся стены, поднимая одну из частей, слагающих ее. Мгновенно тепло объятий матери распространилось по всему телу. Он задохнулся, тяжело и отчаянно глотая воздух. Он забыл это ощущение! Это было так давно! Кеншин закрыл глаза, стараясь не думать о том, как много он пропустил… насколько хорошо ощущать безусловную любовь, ласковые объятия.

В тишине его глаза защипало.

– Тебе нужно это, – шепнул ему Кента.

Дух был, конечно, прав. Он был так одинок в последнее время. Его работа ужасна, и становилась слишком легкой. Он даже не раздумывал больше, просто шел и убивал, и убивал, а потом еще убивал. Даже с его божественной скоростью, пытаясь использовать только баттодзюцу… Если целей бывало много, кто-нибудь успевал закричать. Память об их крови задерживалась, пропитывая все вокруг. Он чувствовал себя беспокойным и легко возбудимым. Он словно весь был покрыт кровью. Даже еда имела привкус крови.

Но это чувство, о боже, оно так прекрасно! Может, в такие времена… время от времени, ничего страшного не будет в том, что он возьмет пару вещей из стены?

– Да, – прошептал Кента, поглаживая его.

Плакать так по-детски. Но может, только на сегодня, это даже хорошо?

Кеншин плакал, пока глаза не стали сухими.

Из-за того, что люди в гостинице вели себя так, словно он кто-то вроде монстра, и избегали его, Кеншин не чувствовал необходимости проводить там времени больше, чем было нужно. Нет, он бы предпочел, чтобы люди вообще не замечали его. Так что обычно он оставался в своей комнате или тренировался во дворе в случайное время. Или, все чаще и чаще, он уходил в город и наблюдал за людьми. На оживленных улицах Киото он был лишь одним из многих. В нем не было ничего особенного, и сейчас это единственное, чего он хотел – быть никем.

Однако, кажется, город достигал точки кипения. Так много было людей, так много самураев со всех уголков страны… и из-за того политического хаоса, который царил в кулуарах, кажется, многие группировки с обеих сторон были втянуты в беспорядки. Ишин Шиши были очень разделены, и у людей складывалось о них неоднозначное мнение. Но больше, чем их, не любили отряды Бакуфу, особенно недавно созданный полицейский отряд, Шинсенгуми.

Волки Мибу – называли их люди, и хмуро смотрели на их броские голубые хаори, украшенные крупными белыми горными пиками. Сборище ронинов и наемников из низших классов, утверждавших, что они будут защищать город в это неспокойное время.

Кеншин еще не видел ни одного Шинсенгуми и не встречал их во время своей работы. Его убийства в основном планировались в укромных местах. Однако работы все прибывало. В ближайшее время, возможно, ему придется работать в городе. Ему не нравилась эта мысль. Это может вызвать осложнения. Что если какой-нибудь невинный свидетель застанет его во время работы?

Никто не должен увидеть его и уйти живым, на этот счет Кацура-сан дал вполне ясное указание. Но убивать невинных людей только потому, что они оказались не в то время и не в том месте? Даже мысль об этом оставляла неприятный привкус во рту.

Нет, я не могу позволить этому случиться. Никогда.

В конце концов, избегать посторонних было ему по силам. Кеншин знал, как чувствовать ки, и независимо от того, как трудно было сосредоточиться на всех крошечных мерцаниях ки в городе, он может убедиться, что вокруг чисто, прежде чем действовать.

Кеншин медленно выдохнул. Да, я могу это сделать. Я должен.

Это был очень хороший день поздней зимой. Солнце светило ярко, и неважно, что еще немного холодно. Не было даже намека на снег. Ну, не то чтобы снег часто выпадал в этой далекой долине, но это было хорошо. Кеншин чувствовал себя прекрасно в своей обычной повседневной одежде.

Хорошая погода отразилась на окружающих людях, и многие отправились на рынок. Кеншин грустно улыбался, наслаждаясь их шутками. Как хорошо быть просто одним из многих. Ради этих людей он делает это. Для их счастья, ради новой эпохи.

– … И все эти убийства – дело рук ужасного убийцы, использующего баттодзюцу, – сказал кто-то за ним, шепча как заправский сплетник.

Что?

– Да, но говорят, что его цели – только чиновники Бакуфу и их телохранители. Просто вырезает их всех. И никто не может остановить его.

Они говорят обо…

– Я слышала от продавца цветов, что его называют хитокири Баттосай. Это потому, что он убивает их всех, ни о чем не заботясь… и говорят, что делает он это одним и тем же ударом. Я ничего не понимаю в кендзюцу, но у друга моего мужа есть связи в Шинсенгуми, и он сказал, что все было сделано именно так…

… обо мне?

– А что, если это просто слухи? Что, если он не похож на этих террористов из Ишин Шиши… что, если он убивает всех, кто попадается ему на пути? Может, все в опасности!

– Это так ужасно! Но самое страшное, что никто не знает, как он выглядит! Они ничего не знают о нем, только баттодзюцу…