Девушка в башне (ЛП)

свет луны проникал сквозь ставни. Я подумала, что что–то услышала в углу. Может,

скреблась крыса, – Даринка заговорила тише. – Я замерла, одеяла были вокруг меня. Я не

могла уснуть. А потом кто–то заскулил. Я открыла глаза, потрясла Настьку рядом с собой.

«Настька, – сказала я ей. – Настька, зажигай лампу. Кто–то плачет». Но Настька не

пошевелилась.

Даринка замолчала. Комната затихла.

– А потом, – продолжила Даринка, – я увидела блеск света. Не христианское сияние,

холоднее луны. Это не был хороший свет огня. Сияние приближалось…

Даринка снова сделала паузу.

– А потом я увидела ее, – закончила она тихо.

– Ее? Кого? Как она выглядела? – закричал десяток голосов.

– Белая как кость, – прошептала Даринка. – Рот впавший, глаза – темные ямы, что

могли проглотить мир. Она смотрела на меня, у нее не было губ. Я хотела закричать, но не

могла.

Один из слушавших запищал, другие сжимали руки.

– Довольно, – рявкнула Ольга, отвернувшись от окна. Слово прервало истерику,

женщины тревожно притихли. Ольга добавила. – Ты пугаешь моих детей.

Это было не совсем так. Старшая, Марья, сидела с горящими глазами. А вот Даниил

держался за сестру и дрожал.

– А потом она пропала, – закончила Даринка, но ей не удалось изобразить

спокойствие. – Я помолилась и уснула.

Она поднесла кубок вина к губам. Дети смотрели.

– Хорошая сказка, – сказала Ольга натянуто. – Но она закончилась. Перейдем к

другим сказкам.

Она прошла к печи и села. Свет огня играл на ее косах. Снаружи быстро падал снег.

Ольга не посмотрела в окно, но ее плечи напряглись, когда слуги закрыли ставни.

Больше поленьев добавили в огонь, комната согрелась, заполнилась сиянием.

– Расскажешь сказку, матушка? – закричала дочь Ольги Марья. – Расскажешь о

магии?

В комнате зазвучало приглушенное согласие. Евдокия хмурилась. Ольга улыбнулась.

Она была княгиней Серпухова, но росла далеко от Москвы, в глуши. Она рассказывала

странные истории с севера. Аристократки, живущие между часовнями, пекарнями и

башнями, были рады новизне.

Княгиня осмотрела собравшихся. Она горевала одна у окна, но теперь ее лицо

изменилось. Фрейлины отложили иголки и устроились удобнее на подушках.

Снаружи шипение ветра смешивалось с тишиной бури, что сама была шумом. Внизу

кричали, загоняя скот в сараи, укрывая от холода. Нищие на заснеженных улицах ползли к

церквям, молились, чтобы прожить до утра. Мужчины на стенах кремля жались у жаровен,

натягивали глубже шапки. Но в башне княгини было тепло, тут ждали в тишине.

– Тогда слушайте, – сказала Ольга. – В некотором царстве жили дровосек с женой в

деревушке в большом лесу. Мужа звали Мишей, а его жену – Аленой, они были очень

печальны. Они молились, целовали иконы, но Бог не даровал им детей. Времена были

сложными, а у них не было детей, чтобы помогли им горькой зимой.

Ольга прижала ладонь к животу. Ее третий ребенок – безымянный незнакомец –

пинался в животе.

– Одним утром после снегопада муж и жена пошли в лес за хворостом. Они собирали

его в вязанки, отодвигали снег, и Алена решила слепить из снега девочку.

– Она была красивой, как я? – перебила Марья.

Евдокия фыркнула.

– Она была из снега, глупая. Холодная, неподвижная и белая. Но, – она посмотрела

на девочку, – она точно была милее тебя.

Марья покраснела и открыла рот.

– Итак, – спешно продолжила Ольга, – девочка была белой и неподвижной. Но она

была еще и высокой и стройной. У нее были красивые губы и длинная коса, Алена создала

ее с любовью к ребенку, которого у нее не было.

– Видишь, жена? – сказал Миша, глядя на снежную девочку. – Ты все же сделала нам

дочь. Это наша Снегурочка, снежная девочка.

Алена улыбнулась, хотя глаза ее были в слезах.

– Ледяной ветер загремел голыми ветвями, прибыл демон холода Морозко,

посмотрел на пару и их снежную дочь. Говорят, Морозко сжалился над женщиной. Другие

говорят, в слезах женщины была магия, она плакала над снежной девочкой, пока муж не

видел. В общем, когда Миша и Алена собрались домой, лицо девочки стало румяным, а

глаза – темными и глубокими, и живая девушка стояла в снегу, обнаженная, и улыбалась

пожилой паре.

– Я буду вашей дочерью, – сказала она. – Если возьмете меня, я буду заботиться о

вас, как о своих родителях.

Пара смотрела, не веря, а потом обрадовалась. Алена поспешила к ней в слезах, взяла

девочку за холодную руку и повела к избе. Дни проходили мирно. Снегурочка мела пол,

готовила еду и пела. Порой ее песни были странными, и ее родителям было не по себе. Но

она была доброй и трудолюбивой. Когда она улыбалась, будто сияло солнце. Миша и

Алена поверить не могли своей удаче. Луна стала тоньше, а потом шире, наступила

середина зимы. Деревня ожила звуками: колокольчики на санях, золотистые пирожки.

Люди ходили мимо избы Миши и Алены по пути в или из деревни. Снежная девочка

смотрела на них, прячась за грудой дров. Однажды укрытие Снегурочки миновали

девушка и высокий юноша, шагая рука об руку. Они улыбались друг другу, и снежная

девушка не понимала огонь радости на их лицах. Чем больше она думала об этом, тем

меньше понимала, но Снегурочка не переставала думать о них. До этого она была

довольной, а теперь стала беспокойной. Она ходила у избы, оставляя холодные следы под

деревьями. Весна была близко, и однажды Снегурочка услышала красивую мелодию.

Пастух играл на флейте. Снегурочка подбиралась ближе, зачарованная, и пастух увидел

бледную девушку. Когда она улыбнулась, теплое сердце юноши встрепенулось. Прошли

недели, и он влюбился. Снег становился мягче, небо было ясным, синим. Но снежная дева

беспокоилась.

– Ты из снега, – предупредил ее демон холода Морозко, когда она встретила его в

лесу. – Ты не можешь любить и быть смертной, – зима кончалась, и демон холода стал

едва заметным в тени дерева. Люди думали, что он – лишь ветер среди кустов. – Ты

родилась зимой и будешь жить вечно. Но если коснешься огня, ты умрешь.

Но любовь пастуха сделала деву немного насмешливой.

– Почему я должна всегда быть холодной? – парировала она. – Ты стар и холоден, но

я теперь смертная, и я узнаю об этом огне.

– Лучше оставайся в тени, – последовал ответ.

Весна приближалась. Люди покидали дома чаще, чтобы собрать зелень из укромных

мест. Снова и снова пастух приходил к избе Снегурочки.

– Пойдем в лес, – сказал он.

Она покидала тень у печи и выходила, танцевала в тени. Но хотя Снегурочка

танцевала, ее сердце оставалось холодным. Снег начал таять, девушка бледнела и слабела.

Она ходила плакать в темные части леса.

– Прошу, – сказала она. – Я хочу чувства, как у людей. Умоляю, дай мне их.

– Спроси у Весны, – ответил с неохотой демон холода. Он угасал от удлиняющихся

дней, он был больше ветром, чем голосом. Ветер задел щеку девушки печальным пальцем.

Весна была девушкой, древней и вечно молодой. Ее сильные конечности обвивали

цветы.

– Я могу дать тебе то, что ты ищешь, – сказала Весна. – Но ты точно умрешь.

Снегурочка промолчала и ушла домой, рыдая. Она неделями оставалась в избе,

пряталась в тенях. Но юный пастух приходил и стучал в ее дверь.

– Прошу, любовь моя, – говорил он. – Выходи за меня. Я люблю тебя всем сердцем.

Снегурочка знала, что может жить вечно, если пожелает, девочкой из снега в

маленькой избушке. Но… музыка. И глаза любимого…

И она улыбнулась и нарядилась в бело–голубое. Она выбежала наружу. Где ее

касалось солнце, капли воды стекали по ее волосам. Они с пастухом ушли к березе.

– Сыграй на флейте для меня, – сказала она.

Вода бежала быстрее по ее рукам и волосам. Хотя ее лицо было бледным, ее кровь