Девушка в башне (ЛП)

хотела к тебе. Ты знаешь больше меня, ты был добр ко мне», – но она не смогла это

произнести.

– Что ж, – Морозко сел прямее. – Это все твое, – он кивнул на груду сокровищ. –

Можешь идти к краю земли в наряде принцессы и с золотом в гриве Соловья.

Она не ответила, и он добавил с натянутой вежливостью:

– Хочешь еще и карету? Или Соловью тащить это за тобой, как бусы на нити?

Она ухватилась за свое достоинство.

– Нет, – сказала она. – Только то, что можно легко унести, и что не привлечет воров.

Бледный и не впечатленный взгляд Морозко скользнул по ее спутанным волосам до

ее сапог. Вася старалась не думать, какой он ее видит: дитя с пустыми глазами, с бледным

и грязным лицом.

– И что тогда? – спросил сухо демон холода. – Ты набьешь карманы золотом,

поедешь завтра утром и сразу замерзнешь насмерть? Нет? Или проживешь пару дней,

пока тебя не убьют из–за лошади или изнасилуют за твои зеленые глаза? Ты ничего не

знаешь об этом мире, а теперь хочешь поехать туда и умереть?

– Что еще мне делать? – парировала Вася. Подступали слезы усталости, но она не

дала им пролиться. – Мои люди убьют меня, если я пойду домой. Мне стать монахиней? Я

это не вынесу. Лучше умереть в пути.

– Многие говорят, что лучше умереть, пока не доходит до этого, – ответил Морозко.

– Хочешь умереть в глубине леса? Вернись домой. Твои люди забудут, клянусь. Все будет

как прежде. Вернись, и брат защитит тебя.

Гнев вдруг выжег обиду Васи. Она отодвинула стул и снова встала.

– Я не собака, – рявкнула она. – Ты можешь говорить мне идти домой, но я могу

отказаться. Думаешь, все, чего я хочу в жизни, это королевское приданое и мужчина, что

будет заставлять меня рожать детей?

Морозко был едва ли выше нее, но она замерла под его бледным пронзающим

взглядом.

– Ты говоришь как ребенок. Думаешь, что в твоем мире кому–то есть дело до твоих

желаний? Даже у князей нет того, что они хотят, как и у их дам. В дороге тебя ждет не

жизнь, а только смерть раньше или позже.

Вася кусала губы.

– Думаешь, я… – пылко начала она, но жеребец потерял терпение, услышав боль в ее

голосе. Его голова пронеслась над ее плечом, его зубы щелкнули на расстоянии пальца от

лица Морозко. – Соловей! – крикнула Вася. – Что ты…? – она попыталась оттолкнуть его,

но он не поддавался.

«Я его укушу», – сказал жеребец. Его хвост метался в стороны, копыто скребло

деревянный пол.

– Он истечет водой, превратит тебя в снежного коня, – Вася все еще толкала его. –

Не глупи.

– Уходи, бык, – посоветовал Морозко коню.

Соловей не двигался, но Вася сказала:

– Иди, – он посмотрел ей в глаза, показал язык, извиняясь, и отвернулся.

Напряжение пропало. Морозко вздохнул.

– Нет, не стоило так говорить, – его голос лишился едкости. Он опустился на стул.

Вася не двигалась. – Но… дом в еловой роще не место для тебя, как и дорога. Ты не

должна была вообще найти этот дом даже с Соловьем после того, как… – он посмотрел ей

в глаза, замолк и заговорил снова. – Твой мир среди твоего вида. Я оставил тебя в

безопасности с братом, Медведь спит, священник убежал в лес. Тебя не может это

устроить? – его вопрос был почти с мольбой.

– Нет, – сказала Вася. – Я ухожу. Я увижу мир за этим лесом, мне не важна цена.

Тишина. А потом он тихо и с неохотой рассмеялся.

– Отлично, Василиса Петровна. Меня еще никогда не перечили в моем доме.

«Пора было начать», – подумала она, но не сказала это. Что–то изменилось в нем с

той ночи, как он забросил ее на свое седло, чтобы спасти от Медведя? Что? Глаза стали

голубее? Лицо стало яснее?

Вася вдруг смутилась. Повисла тишина. В паузе ее усталость стала ощущаться

сильнее, словно она ждала, пока Вася расслабится. Она прислонилась к столу, чтобы не

упасть.

Он увидел это и вскочил на ноги.

– Поспи сегодня здесь. Утро вечера мудренее.

– Я не могу спать, – она не шутила, хотя только стол удерживал ее на ногах. Ужас

пробрался в ее голос. – Медведь ждет в моих снах, а еще Дуня и отец. Я лучше не буду

спать.

Она ощущала на его коже запах зимней ночи.

– Я могу дать тебе хоть это, – сказал он. – Ночь спокойного сна.

Она замешкалась, уставшая и недоверчивая. Его ладони как–то давали сон. Но этот

сон был странным, густым, схожим со смертью. Она ощущала его взгляд.

– Нет, – вдруг сказал он. – Нет, – грубость его голоса напугала ее. – Нет, я не буду

тебя трогать. Спи, как хочешь. Увидимся утром.

Он отвернулся, тихо сказал что–то лошади. Вася не поворачивалась, пока слышала

топот копыт, а потом развернулась, и Морозко с белой кобылицей пропали.

* * *

Слуги Морозко не были невидимыми. Краем глаза Вася порой замечала движения

или темный силуэт. Если быстро повернуться, можно было различить лицо в узорах, как

кора дуба, с вишневым румянцем или серое и хмурое, как гриб. Но Вася не видела их,

если смотрела прямо. Они двигались едва заметно, между вдохом и выдохом.

Морозко пропал, слуги принесли ей еду, пока она сидела в дымке усталости –

грубый хлеб и кашу, сушеные яблоки. Щедрую миску ягод и листьев падуба. Медовуха,

пиво и ледяная вода.

– Спасибо, – сказала Вася слушающему голосу.

Она ела, что могла, несмотря на усталость, отдавала корочки хлеба голодному

Соловью. Когда она отодвинула миску, оказалось, что угли убрали из печи, и что для нее

устроили паровую баню.

Вася сняла холодную и мокрую одежду и забралась туда, задевая коленями кирпичи.

Она повернулась внутри, задевая животом пепел, и легла, глядя в пустоту.

Зимой было почти невозможно не шевелиться. Даже сидя у огня, глядя на угли,

мешая суп, все боролись с холодом. Но в обжигающем жаре, в мягком дыхании пара Вася

стала дышать медленнее, притихла в темноте, и узел горя в ней ослабел. Он легла на

спину, раскрыв глаза, и слезы текли по ее вискам, смешиваясь с потом.

Вася уже не могла терпеть, выбежала наружу и бросилась, вопя, в снег. Когда она

вернулась, она дрожала, но была живой, была спокойнее, чем за последние месяцы.

Невидимые слуги Морозко оставили для нее длинное, свободное и легкое платье.

Она надела его, устроилась на большой кровати с одеялами, похожими на снег, и сразу

уснула.

* * *

Как она и боялась, Вася увидела сны, и они не были добрыми.

Ей не снился Медведь или ее мертвый отец, не снилась и мачеха с разорванным

горлом. Она блуждала в узком темном месте, где пахло пылью и остывшим ладаном,

лунный свет проникал туда. Она бродила долго, спотыкалась в своем платье, все время

слышала, как плачет женщина, но не видела ее.

– Почему вы плачете? – крикнула Вася. – Где вы?

Ответа не было, только всхлипы. Васе показалось, что впереди она видит белую

фигуру. Она поспешила к ней.

– Погоди…

Белая фигура обернулась.

Вася сжалась от ее белой плоти, дыр на месте глаз и большого, широкого и черного

рта. Рот раскрылся, существо прохрипело:

– Не ты! Никогда… Уйди! Прочь! Оставь меня… Оставь…

Вася побежала, зажав руками уши, и она резко проснулась, охнув, обнаружив себя в

доме в еловой роще, и утренний свет проникал сюда. Воздух пах соснами, холодил ее лиц,

но не проникал под одеяла цвета снега на кровати. Ее сила вернулась ночью.

«Сон, – думала она, быстро дыша. – Просто сон».

Копыто задело дерево, большой усатый нос прижался к ней.

– Уйди, – сказала Вася Соловью. – Отойди. Смешно зверю такого размера вести себя

как собака.

Соловей не расстроился, тряхнул головой. Он фыркнул теплым воздухом на ее лицо.

«Уже день, – сообщил он. – Вставай!» – он тряхнул гривой, схватился зубами за

одеяла и потянул. Вася попыталась удержать их, но поздно, она вскрикнула и вскочила,