Монстр (СИ)

Я облегченно выдохнула, откинувшись на спинку стула. Маркусу это едва ли понравится, но по крайней мере теперь у него появлялся шанс. И что-то внутри меня считало это правильным.

Или как минимум меньшим из зол.

Глава 13

В тот день я опять вернулась домой поздно. Сил на то, чтобы поорать и напиться к тому моменту не осталось. Я смогла только немного пореветь в подушку, но потом пришлось все-таки встать и пойти готовить себе ужин. Несмотря на все волнения последних двух дней, есть хотелось нестерпимо. Спать тоже, поэтому перед сном пореветь еще немного не удалось: я уснула, едва моя голова коснулась подушки.

Утром шел дождь, и я не могла понять, от чего голова болит больше: от перемены погоды, от непрошедшей усталости или от так и не выплеснувшихся толком эмоций. С этого дождя и головной боли и началась неделя моего личного ада.

Мне приходилось встречаться с Линой каждый день. Сразу стало понятно, что после общения со мной она успокаивается и у нее лучше получается контролировать себя. В противном случае она начинала кидаться на охрану и громить палату. Объясняла потом, что это сильнее нее и она не может удержаться.

— Как помутнение находит, — виновато бормотала она. — В лучшем случае я словно наблюдаю за этим со стороны. В худшем — вообще отключаюсь и даже не помню ничего.

Тесты на логическое мышление, которые мы с ней проходили параллельно, тоже подтверждали, что ее интеллект сдает позиции. Но память пока оставалась нетронутой: она продолжала поражать меня воспоминаниями, которые у меня самой или совсем стерлись, или очень сильно потускнели.

Мы исследовали и документировали все заново, потому что записи Рантор как сквозь землю провалились. Никто не мог найти никаких следов. У меня лично создалось впечатление, что эти документы просто-напросто изъяли. И сделало это наше же руководство. По собственной инициативе или по инициативе властей. Мы ведь лишь подозревали, что у Рантор в Корпусе остался сообщник. Но что если это был не сообщник, а могущественный покровитель? Что если Рантор начинала свои исследования не как подпольный проект для «левого» заработка, а по прямому приказу? Корпус проводил много спорных исследований и экспериментов как в области науки, так и в области магии. И, конечно, на их пересечении.

Стоило мне один раз озвучить эту догадку, Берт так выразительно посмотрел на меня, что я решила больше не произносить ничего подобного вслух. И даже не думать об этом, хотя второе у меня не получалось. Но я очень старалась сосредоточиться на работе, которая требовала много душевных сил и времени.

Общаться с Линой было непросто. Нет, меня больше не пугало то, кто она. И я не испытывала к ней ни ненависти, ни ревности. Умом я понимала, что в сложившейся ситуации она виновата в последнюю очередь, что она жертва обстоятельств и ее можно только пожалеть.

Это преследует меня всю жизнь: я слишком быстро осмысливаю ситуацию, подавляя эмоциональную реакцию. Я легко смотрю на все с разных точек зрения, ставлю себя на место других. Препарирую факты, разбираю детали и собираю их в общее заново. Это делает меня хорошим аналитиком, но, боже, как же это мешает жить!

Я хотела бы просто возненавидеть Лину. Убедить себя в том, что ее существование противоестественно, что она угроза, что она монстр. И потом поступить так, как у нас было принято поступать с потенциальными угрозами: избавиться. Но я не могла этого сделать. Против этого восставали и логика, и этика. И даже мои чувства. Мои чувства к Маркусу, которые требовали спасти жизнь его копии, найти в химере то, что осталось от человека, которого я любила, и сохранить это.

Мозг против воли искал наиболее правильный вариант развития ситуации и заставлял стремиться к нему, пусть даже этот вариант делал меня абсолютно несчастной. Ведь он предполагал, что Лина и Маркус должны быть максимально «очеловечены», обрести свободу и остаться вместе, растить общего ребенка, а я — смотреть на них со стороны до конца моих дней, зная, что вот так могло бы быть у меня с настоящим Маркусом. Если бы он был жив. Говорят, что знать наверняка, как все сложилось бы, — это самое страшное проклятие. Пожалуй, я с этим согласна.

Маркус, в отличие от Лины, сотрудничать не пытался и облегчить нам задачу не стремился. После того, как его поместили в такую же палату временного содержания, как и Лину, он практически перестал с нами общаться. Он безропотно позволял брать любые анализы, но все, что требовало активного участия с его стороны, заканчивалось, не начавшись. После нашего с ним разговора, он больше не включался в интервью, мог разве что огрызнуться. С ним пытались беседовать даже Берт и Антуан, но их попытки провалились точно так же, как и мои. Пока мы не знали, как пробить эту стену. Но у него хотя бы не случалось приступов неконтролируемой агрессии, он вел себя абсолютно спокойно. Даже слишком спокойно, отчасти меня это настораживало.

Через неделю исследований, под конец рабочего дня, Антуан пригласил меня к себе в кабинет. Я немного удивилась тому, что он решил поговорить со мной лично. Обычно мы общались или на общих совещаниях, или в присутствии Берта.

Основное освещение в кабинете было выключено, темноту разгонял лишь свет настольной лампы и приглушенной подсветки на стенах. Сам Антуан выглядел уставшим и как будто заметно состарившимся. Обычно, несмотря на возраст, он умудрялся держать спину довольно прямо, а сегодня заметно сутулился.

В его кабинете помимо рабочего стола был небольшой круглый стол для совещаний, за которым могло спокойно уместиться шесть-семь человек. За этим столом он меня и ждал, хотя вполне мог усадить в кресло посетителя. Видимо, сегодня он не хотел от меня отгораживаться, поэтому указал на соседний стул. На столе перед ним стояло два невысоких стакана с широким дном и початая бутылка виски. Судя по тому, что он даже не спросил меня, хочу ли я выпить, разговор предполагался не из легких.

— Маль вынесла окончательное заключение, — сообщил Антуан, когда я взяла стакан и аккуратно понюхала содержимое. — Она считает, что трансплантация костного мозга — лучший шанс для Лины. Фрай составил стабилизирующее заклятие, оно тоже сыграет свою роль. Но чтобы обойтись без ритуала, который нашел Маркус, ты должна стать для Лины донором.

Он замолчал, поднеся к губам стакан и делая большой глоток. Продолжать Антуан не торопился, покатал напиток во рту, прежде чем проглотить, но и тогда не заговорил снова, хотя я и ждала. Ждала, потому что ничего страшного пока не услышала, а он даже не смотрел на меня, как будто ему было неловко за что-то.

— Беременность придется прервать, — наконец добавил он.

У меня в груди что-то екнуло. И мне это не понравилось. Я не собиралась пить, но после этих слов тоже сделала торопливый глоток, чуть не задохнувшись от резкого вкуса.

— Неужели нет варианта сохранить ребенка? — чуть осипшим голосом уточнила я, когда сумела проглотить жгучую жидкость.

— Мы не можем ждать, пока она выносит его и родит. Для этого срок слишком мал, за это время в ней может не остаться ничего человеческого.

— Рискнуть и сделать операцию, не прерывая беременность? — предположила я. — Неужели маги не могут как-то временно обезопасить плод от вредного воздействия лекарств? Не всегда ведь требуется прерывание. Уверена, что Лина предпочтет рискнуть…

— Лину никто не будет спрашивать, — неожиданно жестко перебил Антуан. И наконец посмотрел на меня. Его взгляд сразу сказал мне многое. — Это распоряжение сверху, Нелл. Нам разрешили сохранить жизнь Лине, раз она разумна и может быть человечна. Нам, скорее всего, даже разрешат сохранить Маркуса, если мы сумеем доказать, что он не опасен. И если он действительно неопасен. Но чем будет их ребенок — никто не знает. Опять же, срок слишком мал, чтобы делать выводы. А рисковать сейчас, чтобы через полгода получить монстра, которого все равно придется ликвидировать, никто нам не позволит. Да и нужно ли это? Будет только тяжелее. Лучше сейчас сказать ей, что нет другого варианта. Через полгода она уже оправится от этого.