Монстр (СИ)

Я покачала головой, но не посмотрела на него.

— Меня это тревожит, — признала я, — но не пугает.

— Меня тоже не пугает, — бодро заметил Фрай и улыбнулся. — Я считаю, что одна Нелл — это хорошо, а две — еще лучше. Мир от этого только выиграет.

— Должен признаться, я согласен. — Взгляд Антуана потеплел. Он повернулся к Маль и велел: — Сосредоточьтесь на поиске способа остановить доминирование хамелеона. Для начала — хотя бы сдержать. Если выйдет — обратить.

Брови Маль взметнулись вверх, но она никак не прокомментировала это поручение, только кивнула и почти незаметно покосилась на меня.

— Если будет нужна помощь магического департамента, то мы к вашим услугам, — великодушно предложил Фрай.

— А мы не помешаем вашему грандиозному проекту с Аркой? — с сомнением уточнил Антуан. — Даже я не знаю его деталей, но я слышал, что он очень важен.

Фрай закатил глаза и скорчил такую забавную гримасу, что я против воли улыбнулась.

— Да у нас почти все готово. А вот наши аналитики все пересчитывают. Похоже, нас дернули ощутимо раньше времени. Так что проект грозит перейти в режим ожидания схождения потоков…  — он одернул себя и замолчал. — В общем, у меня есть время.

— Хорошо, тогда с этим решили, — резюмировал Антуан. — Остается Маркус.

— Вы считаете, что к нему должен быть применен другой подход? — на этот раз вслух удивилась Маль.

— Как бы мне ни был симпатичен Маркус Фрост, — печально заметил Антуан, — его копия кажется мне довольно опасным существом. Он убил Рантор. Хладнокровно удавил голыми руками. И он едва не погубил Нелл. Он пришел к нам, лгал, манипулировал…

— Вы же слышали его и Лину, — вмешалась я. — У него были на то причины. Он пытался защитить своего ребенка.

— Это не дает ему право на убийство, — возразил Берт. — Я думал, ты будешь последней, кто станет его защищать. После того, как он едва не угробил тебя!

Я не знала, что на это ответить. Берт был прав: не мне было выгораживать того Маркуса, что продолжал сидеть в маленькой переговорной и ждать. Но что-то во мне изо всех сил сопротивлялось тому, чтобы обречь его не смерть. Если я буду готова поступить с ним так, как он был готов поступить со мной, разве не поставит это нас на один уровень? Разве не будет это означать, что я такой же монстр, как и он?

— У нас нет права судить его и приговаривать, — только и смогла сказать я в ответ.

— Тогда, полагаю, надо передать его правопорядку, — предположил Антуан. — Они имеют право судить и приговаривать. Он убил Рантор и должен за это ответить.

Я лишь удивленно покачала головой, недоверчиво глядя на директора.

— Вы же понимаете, что этого мы тоже не можем сделать.

— Почему? — не понял Берт.

— А кого они будут судить? Они сверят его отпечатки пальцев по базе данных и решат, что он Маркус Фрост, который каким-то образом выжил. Его будут судить, но не как гибрида и химеру. Они будут судить того, из чьего ДНК он создан. Это нечестно. Нечестно по отношению к настоящему Маркусу, к его семье…

— У него не осталось семьи, — вставил Берт. — По крайней мере, близких родственников.

— Все равно. Это нечестно.

— Тогда давайте обнародуем результаты нашего расследования, — предложил Берт. — Скажем, кто он. Что он. Пусть судят его честно, имея всю информацию.

Антуан нахмурился, и по выражению его лица я поняла, что Корпус никогда не допустит этого.

— Мы не можем этого сделать, — отрезал он, подтверждая мою догадку. — Мир не готов к таким потрясениям. Да и не уверен я, что мы имеем моральное право выпускать эту информацию за пределы Корпуса. Представьте, к чему это приведет. Достаточно и того, что мы не знаем, куда делись записи Рантор. Это, скорее всего, означает, что заказчики эксперимента его рано или поздно продолжат. А если мы распространим информацию, то таких экспериментов станет больше. Кто откажется от подобных солдат? Расскажем, кто он, и вместо честного суда этот Маркус получит новый виток исследований и экспериментов. И Лину, скорее всего, тогда ждет та же судьба, как и их ребенка.

— Они оба просто исчезнут в системе, — пробормотала я, снова глядя перед собой. — Их закроют в другой лаборатории и будут изучать, пока не восстановят метод Рантор.

— Нелл, что ты предлагаешь? — сдержанно спросил Антон. — Отпустить его как Лину? Но он преступник, убийца. И оправдания, как у Лины, у него нет…

— Есть, — возразила я, чувствуя, как с каждой секундой выглядеть спокойной удается все с большим трудом. Внутри все дрожало, из-за чего голос звучал выше, чем обычно, и некрасиво срывался. — Он убил такого же преступника. Мы все были согласны, что опыты Рантор — это преступление против человечности.

— Да, но и она заслуживала за это честного суда, — с нажимом напомнил Антуан. — А не ликвидации.

— Как и он! Он тоже заслуживает честного суда, но мы уже поняли, что он его не получит. И это замкнутый круг. Но Рантор начала это все, а не он. Он, может быть, и убийца, но он все равно человек и заслуживает того, чтобы с ним обращались как с человеком, а не как с подопытным животным.

— Технически он не совсем человек, — попытался возразить Берт, но я метнула на него такой взгляд, что он смущенно опустил глаза и замолчал.

— А по мне, так он очень похож на человека.

— Не в этом ли проблема, Нелл? — строго спросил Антуан. — В том, что он похож на вполне конкретного человека? Ты защищаешь этого Маркуса или просто надеешься, что он сможет стать тем, которого мы потеряли?

— Он не просто на него похож, — неожиданно для самой себя огрызнулась я. — Технически, — я выразительно посмотрела на Берта, — частично он действительно и есть тот человек. Это его ДНК, его воспоминания, его личность. Он ничуть не меньше Маркус Фрост, чем Лина — я. А может быть и больше.

Я понимала, что вероятность этого ничтожна. Продолжать развивать мысль не стоило, но на меня уже вопросительно смотрели четыре пары глаз, поэтому пришлось озвучить этот вариант:

— Лина сказала, что Маркус другой. Не такой, как она. Более совершенный, более стабильный. У него человеческие глаза и, вероятно, ему не грозит деградация. Но почему? Мы не знаем, потому что материалы Рантор похищены, но Лина натолкнула меня на интересную мысль. В отличие от нее, у Маркуса нет живого прототипа. Это совпадение? Или просто его делали действительно иначе? Скажем, не использовали тело хамелеона, придав ему потом человеческие свойства, а сделали наоборот?

— Использовали тело Маркуса и кровь хамелеона, чтобы создать гибрида? — в голосе Берта послышался ужас.

— Это невозможно, — покачал головой Антуан. — Маркуса застрелили и взорвали…

— Но могли ведь и вытащить порталом за секунды до взрыва, — напомнил Берт. — Как и сказал этот Маркус.

— Но ведь очевидно, что вся история с сообщником — ложь, чтобы обосновать свое чудесное спасение! — не поверил Антуан.

— Но тридцать секунд без записи действительно были, — возразила я. — И останки не были найдены. Мы не можем быть уверены, что это — не тело Маркуса. Что это не он сам, изуродованный экспериментами Рантор. Как мы можем отречься от него, зная, что такая вероятность существует? Мы должны попытаться ему помочь. В память о том, кем он был. И даже если это не так… Маркус Фрост был лучшим из людей, кого я знала. Он был внимательным, заботливым, добрым и честным. Если мир украсит вторая я, то представьте, насколько он станет прекраснее, если в нем снова будет он. Если мы сможем подавить в нем агрессию и хладнокровие хамелеона, то мир определенно выиграет от этого.

В переговорной повисла гнетущая тишина. Маль и Фрай, знавшие Маркуса хуже, чем мы втроем, молча переводили взгляды с Антуана на Берта, с Берта на меня и обратно на Антуана. Директор тоже молчал, насупившись. Берт нервно постукивал пальцами по столу. Я непроизвольно задерживала дыхание.

— Что ж, лучше бы твоей теории оказаться правдой, — в конце концов мрачно ответил Антуан. — Потому что если он сделан из хамелеона, то у нас нет прототипа, чья кровь или костный мозг сможет подавить его. Я согласен с тем, что мы не можем его просто ликвидировать. И не можем передать правопорядку. Но и отпустить его прежде, чем мы убедимся в том, что он не опасен, я не могу. Надо продолжать исследования.