Кроваво-красный (СИ)

 Терис щурилась, глядя в слепящую даль моря, где горизонт размывал границу между водой и воздухом. Осознание происходящего пробуждалось, и сейчас мысль о Матье казалась какой-то чужеродной и лишней, когда все вокруг впервые за долгое время было так светло и спокойно.

 Полукровка подняла голову, когда солнце скрыла громада маяка. От старых камней тянуло холодом и запахом гнилостной сырости, угнездившейся где-то глубоко внутри. Так пахли пещеры, где в лужах воды на полу превращались в слизь останки пищи обитателей подземелий. Спикер медленно разжал пальцы и потянулся к рукояти меча. Терис не задала вопроса, но он, словно почувствовав его, повернул к ней голову.

 — Нам придется войти. Запереть дверь и ждать снаружи не выйдет. У него может быть второй выход. Или он уничтожит улики. Нельзя так рисковать. — Его взгляд, ранее усталый и отрешенный, обрел обреченную и мрачную решимость. Пути назад нет. Только собрать в кулак волю и шагнуть вниз.

 — Я... вас прикрою. — Терис говорила тихо и хрипло, все еще с трудом вдыхая воздух для каждого слова.

 Она не боец. Никогда не блиставшая особыми талантами в ближнем бою, теперь она утратила все шансы хоть как-то противостоять врагу. Спикер не говорил ей ничего, но она и сама понимала, что ни прежней скорости, ни ловкости ей не видать. И, тем более, силы. Все, что она могла сейчас — встать с кинжалом у двери просто для того, чтобы против Матье хотя бы условно было двое.

 — Только не лезь в бой. — Негромко проговорил Лашанс, глядя на нее вновь ставшим отрешенным взглядом.

 Полукровка промолчала, не тратя силы на и без того очевидный ответ. Пусть она и зарекомендовала себя как не самый толковый и разумный убийца, которого Спикеру приходилось видеть, но сейчас она будет подчиняться ему. Проявлять инициативу и лезть под ноги — не в ее случае.

 Она возилась с отмычками дольше обычного: сломанная Слушателем и наспех сращенная рука слушалась хуже, напоминая об утрате еще одного важного навыка. Душитель, не способный ни сражаться, ни быстро бегать, ни вскрыть замок... И это теперь навсегда. Только сейчас нельзя об этом думать: такие мысли отравят ее, как болотный туман, притупят внимание и сделают еще более легкой целью, чем она есть.

 Дверь поддалась, и в нос ударил тяжелый и резкий запах разложения и удушливо-сладких масел, не способных перекрыть смрад гнили. Терис зажала рот и прикрыла лицо краем плаща, Лашанс только скривился и поморщился, делая шаг через порог за границу черной как уголь тени.

 Каменная узкая лестница уводила вниз, ее крутые ступени таяли в темноте, ускользая из-под ног. Холод и сырость пробирали до костей, и сама мысль о том, что здесь можно жить, казалась нелепой. Слишком холодно для нормального человека. Проблема в том, что Матье таким не был. Нормальный не провернул бы то, что сделал он. Хотя кто в Братстве вообще нормален...

 Вдох. До этого далекий и какой-то чужой страх вполз в сознание, нашептывая и без того очевидное, но ставшее близким и реальным только сейчас. С каждой ступенью конец все ближе. Вот еще один виток лестницы. Вот темная, тяжелая и отсыревшая дверь — единственная здесь, другого пути нет. И за ней есть все, что им нужно. Стоит только дотронуться до влажных шершавых досок и толкнуть.

 Терис снова втянула воздух, давясь тяжелым и сырым запахом и пытаясь унять дрожь. Люсьен Лашанс без слов отодвинул ее себе за спину. В его руке тускло, едва различимо, блеснул тяжелый метательный нож и скрылся в рукаве: одно движение кисти, и оружие полетит в предателя. Осталось только войти. Полукровка почти физически ощущала, как он набирает воздух, прежде чем коснуться двери.

 Она открылась медленно, с протяжным скрипом, похожим на стон, и ударивший в глаза свет показался ярким после бесконечно долгого спуска вниз.

 Свет десятков свечей дрожал на стенах, дробясь в каплях влаги на неровных камнях стен и пола. В шкафах вдоль стен поблескивали фляги с чем-то мутным и тошнотворно-склизким, и убранство из свежих цветов было так же нелепо, как белый подвенечный наряд на дряхлой старухе. Запах разложения и аромат благовоний смешивался в нечто оглушающее, и пропитанный ими воздух застревал в горле.

 Темная тень медленно, без спешки и страха поднялась с колен и обернулась, откинув тяжелый капюшон с покрытого испариной лба.

 — Мы вас ждали. — Хозяин логова повернулся медленно, заслоняя собой сложенный из камней алтарь, где в окружении свежих цветов лежало что-то, что Терис не успела рассмотреть.

 Глубоко запавшие глаза Матье поблескивали из-под прядей упавших на лицо волос нездорово радостно, искусанные губы дрожали в улыбке. Слишком счастливой для человека, загнанного в угол. Его клинок в длинных темных ножнах лежал поодаль, но душитель даже не взглянул в его сторону, как будто бы уже не нуждался в оружии. Одной рукой он прижимал к груди истрепанную книгу в потертом переплете из потрескавшейся кожи, вторая комкала подол длинной робы. Жест, исполненный нервозности, но не страха перед непрошеными гостями.

 — Матушка сказала, что вы придете... Она знает все. И я... я был неосторожен в словах. Но сейчас... сейчас уже неважно, верно? — В его интонациях проскользнуло заискивание, как будто бы он обращался к кому-то еще, незримо присутствующему в подземелье. — Вы здесь. Я здесь. Матушка здесь. Все как надо. Как я обещал...

 — Подними руки и отойди в угол. — Спикер не сводил с него взгляда, Терис почти чувствовала, как его пальцы медленно перехватывают метательный нож. Он не торопился атаковать, но был готов, если душитель потянется за оружием, и сейчас прикидывал, как лучше прицелиться, чтобы не убить. Белламон нужен живым.

 Матье кивнул и медленно сделал шаг в сторону, безумная улыбка дрогнула и расползлась шире. В луже на полу отразилось то, что было за его спиной. Всего долю секунды изжелта-бледная, туго обтянутая кожей и увитая цветами голова смотрела на Терис мутно-желтыми лишенными зрачков глазами.

 Панический ужас ударил в голову, заставляя схватить Спикера за край куртки. Она видела трупы и раньше. Видела зомби. Видела скелетов. И сейчас страх рождал не взгляд невидящих глаз, а то, в чем этот взгляд отразился.

 — Спикер! — крик вырвался в тот же момент, как Матье сделал короткое, едва уловимое глазу движение, и из рукава его одеяния выскользнуло что-то, блеснувшее смутно знакомой зеленью стекла.

 Полукровка не видела, полетел ли в душителя нож, только слышала хлопок — негромкий и короткий, утонувший в треске обдавшего жаром пламени. Вспышка. Запах паленого мяса и крик. Безумный крик, переходящий в исступленный ликующий смех.

 Объятый огнем Кватч пылал. Вместо снега с затянутыми тучами неба падали искры и черные хлопья спаленных дотла флагов на башнях, превращенных в изломанные остовы. Полыхали дома, мимо с воем пронеслась горящая собака, и сама она бежала наперегонки с ней, четко видя ее обожженную моду и пустые кровавые глазницы. Она неслась, гонимая страхом и ревом чего-то, что таилось за каждым углом и на каждой улице вгрызалось в стальные доспехи последних защитников уже обращенного в руины города. От жара скручивались и таяли пеплом волосы, ужас заставлял искать темный и безопасный угол как можно дальше от боли и пожирающего все пламени. Она спотыкалась, падала, и что-то тащило ее вперед. Боль охватила ногу, но свой крик она не услышала. Восприятие сбивалось, выхватывая то кроваво-красное небо Кватча, то бегущую от огня темноту и слепящий свет где-то впереди. Если добраться до него, то все закончится...

 Рывок. Невесомость полета. Плеск воды и пробирающий до костей холод, вкус соли на губах и вдох. Кашель. Снова рывок куда-то в сторону и ледяная зелень перед глазами, рябь света и тянущегося снизу сумрака. В ногу впились острые игры, и крик проглотил шум прибоя.

 Притупленное сознание воспринимало лишь обрывки того, что видели открытые глаза. Рябь солнца на волнах и в каплях воды на ресницах. Тело, ставшее чужим и будто тряпочным, волоком тащило на берег. Спикер был рядом, и это убивало страх как последнюю из оставшихся эмоций. Она не чувствовала ничего, кроме далекой и чужой боли в обожженной ноге и полной пустоты в мыслях.