Лед как пламя

Мэзер пил с ними. Ему хотелось этого, или он думал, что хотелось. Он заставлял себя смеяться над тем, как Фил передразнивает корделлианского солдата. Ему бы радоваться и шутить в компании ровесников.

Нужно сказать Фидж, что есть другие, кто чувствует то же самое, что и они с Мирой. Что это неправильно — настолько не вписаться в новый мир. Нужно ворваться в бальный зал и заключить Миру в объятия. И пусть все катится кувырком!

Мэзер осушил очередную кружку. Фидж чудилась тенью, строгающей что-то и покачивающейся взад-вперед на своем стуле. Хотя Мэзера в какой-то мере забавляло их теперешнее притворство, он держал кусочек выструганного дерева на коленях, оставив его себе в качестве напоминания: все это — не настоящее счастье.

Трейс в подробностях рассказывал о полном провале Фила в сегодняшнем бою на мечах. Мэзер, смеясь, дополнял его рассказ, но не спускал руки с деревянной поделки: полуцветок-полуснежинка размером не больше его ладони, на которой сзади была вырезана надпись: «Предвестники Расцвета».

Он не понимал, почему эта вещица вдруг стала ему так важна. Но чем больше он пил, тем легче было притворяться, что слова, брошенные Фидж, не угодили в разверзнутую где-то внутри него пустоту. Тем легче было притворяться, что он не замечает, как парни, думая, что за ними никто не наблюдает, устремляют взгляды в никуда, словно всматриваются в яростные ужасы прошлого.

Тем легче было притворяться, что все они не были этими самыми Предвестниками Расцвета.

9

Мира

Я мучаюсь, пытаясь выдержать празднование до конца, но Несса уговаривает Генерала отпустить меня отдохнуть, и я невыразимо признательна ей за это. Она порхает по моей комнате, зажигая свечи, Генерал замер в дверях между занявшими свой пост Коналлом и Гарриганом. Все ведут себя как ни в чем не бывало. Как будто это не моя магия снова вышла из-под контроля, как будто это не я практически подвела нас к захвату королевства корделлианцами.

Генерал скрещивает руки на груди.

— Я поеду с вами.

Упав на постель и прикрыв рукой глаза, я слушаю, как загораются и с тихим потрескиванием оживают свечи.

— Нет. Вы должны остаться здесь, на случай если Корделл… — Я умолкаю.

Ноум остается в Винтере, чтобы в мое отсутствие еще больше подмять под себя королевство. Какой же я была дурой!

— Моя королева, умоляю вас…

— Умоляете меня? — Я сажусь. — Ах да, так ведь подобает: генерал умоляет свою королеву. Я слишком устала, чтобы спорить об этом, Генерал, поэтому считайте, что ваши мольбы услышаны. Однако вы все равно остаетесь здесь.

В начале моей речи Генерал всем своим видом выражает неуступчивость, но в конце сдается. В его глазах светится чувство, которое я так редко вижу: гордость.

Он гордится мной. Маленькая девочка внутри меня — та, что всегда отчаянно жаждет одобрения Генерала, — тает от радости. Но гордился бы мной Генерал, если бы знал, скольких усилий мне стоит спокойствие? Если бы знал, какую яростную битву я веду в душе сама с собой: битву между солдатом-Мирой и королевой-Мирой? Он гордится кем-то, кого не существует.

— Хорошо, — соглашается Генерал. — Но Хенн поедет с тобой. И Коналл с Гарриганом, разумеется.

— И я, — добавляет Несса, держа зажженную свечу. — И Дендера тоже захочет поехать с Хенном.

— Ладно, — киваю я. — Но больше — никто. Я хочу, чтобы кто-то остался в Винтере. Да, я собираюсь найти союзников, не считаясь с тем, что Ноуму об этом известно, но мне нужно, чтобы в мое отсутствие здесь оставались преданные мне люди.

— Мы не спустим такое с рук моему отцу.

Голос влетает в спальню вместе с внезапным окриком Коналла: «Стой!»

Я вскакиваю на ноги в ту же секунду, когда в комнату врывается Терон. Генерал вскидывается, готовый вышвырнуть его из комнаты, как и Коналл с Гарриганом.

— Нет, — останавливаю я их. — Все нормально. Вы не оставите нас одних?

Генерал колеблется, переводя сердитый взгляд с Терона на меня и обратно. Я уже готовлюсь спорить и объясняться с ним, но он вдруг кивает.

— Коналл с Гарриганом будут за дверью, — сообщает он больше Терону, чем мне. — Я должен вернуться на празднование.

Мне все еще не по себе, когда он соглашается со мной, не возражая. Генерал выходит из комнаты, за ним — Несса. Коналл прикрывает дверь, окинув Терона напоследок хмурым взглядом. Раздается щелчок замка, и напряженные плечи Терона заметно расслабляются.

— Я понял, что ты что-то задумала, — начинает он. — Но и представить себе не мог подобного.

От сдерживаемой мной обиды даже воздух между нами накаляется, однако я изо всех сил сохраняю бесстрастность.

— Как же ты понял?

— Когда ты вошла в бальный зал, — улыбается Терон, — на лице у тебя было точно такое же выражение, что и за секунду до того, как ты заперлась в кабинете моего отца в Битае.

Я не могу ответить ему улыбкой, хотя чувствую, как сильно он этого желает.

— Я совершила ошибку, — признаю я. — Нельзя было удерживать то, что причитается вашему королевству. Мы выплатим Корделлу наш долг. Постепенно.

Терон шагает ко мне — достаточно близко, чтобы я почувствовала тепло его тела.

— Не нужно говорить со мной так. Я на твоей стороне.

— Неправда, — отвечаю я. — Ты корделлианец, а я — винтерианка. Тебе всегда придется ставить свое королевство превыше меня.

— До этого не дойдет! — с жаром отвечает он. — Знаю, ты злишься на меня за то, что я рассказал отцу о магическом источнике, но я не жалею об этом. Тебе известно, почему отец позволял мне все это время оставаться в Винтере? Потому что каждый раз к своему возвращению он ждал от меня отчета, словно ты его собственность, а я приставлен за ней надзирать. Я не желаю терпеть подобного, когда мы так близки к своей цели. Нам нужна эта магия, Мира, и нам нужна поддержка Корделла в поисках ключей. Когда мы их найдем, то сможем контролировать источник. Мы, а не мой отец. Мы сможем наделить магией всех.

Он так решительно настроен, его самонадеянность тверда и слепа. Я задерживаю дыхание и прикусываю язык, борясь с желанием открыть ему правду. Однако если его цель в том, чтобы всем раздать магию, то он должен знать, к чему это может привести.

— Если у всех людей будет магия, то они будут использовать ее не только во благо, — произношу я. — Так образовалась сила, которая питала Ангру, — Распад. Если мы откроем источник, он снова вернется, и мир погрузится во тьму. Я не могу этого допустить.

— Что? — столбенеет Терон. — Откуда ты это знаешь?

И правда, откуда же? Моя умершая мама рассказала мне об этом через нашу с ней магическую связь, потому как, ой, прости, забыла тебе сказать: я — накопитель Винтера.

— В Эйбриле я… он рассказал мне об этом. Хотел сломить меня. И у него получилось.

Ложь, ложь, ложь. Терон прищуривается. Кажется, принц мне не верит, но чем дольше длится его молчание, тем яснее становится: он меня пристально разглядывает.

— Почему ты не веришь в то, что мы достаточно сильны? — спрашивает он. — Может, Ангра и подпитывался тем, что использовал свою магию во зло, но как насчет добрых и порядочных людей Примории? Разве они не заслуживают магии?

— Вопрос не в том, кто и чего заслуживает. Кто-нибудь обязательно использует магию во вред другим. Ну не веришь же ты на самом деле в то, что каждому в этом мире можно доверять?

— Нет… но я верю в то, что вместе мы достаточно сильны, чтобы противостоять любому возможному злу.

Его истовая вера в добро разбивает мне сердце. Несса столь же простодушна и чиста — она видит только добро, не замечая зла. Понимание этого песком присыпает полыхающий огонь моей уверенности. Я хочу, чтобы Терон и дальше верил в мировое добро. Мне нужно, чтобы он верил в него ради того перепуганного мальчика, который пережил жуткие мгновения в заточении у Ангры и теперь подавляет страшные воспоминания. Счастье Терона, так же, как и счастье Нессы, Коналла, Гарригана и всех остальных, — сродни горсти снега в моих сжатых ладонях. Только я чувствую внутри себя не восхитительный холод, а жгучий жар, и он яростно лижет мои пальцы, пытаясь добраться до снега и растопить его в моих руках.