Фатум (СИ)

Николь нахмурилась. Будить ее среди ночи только ради того, чтобы дать ей свободу? Вряд ли. Тяжело вздохнув, девушка взяла со спинки кровати свое полотенце, вытащила из сумки тюбик зубной пасты и вышла из спальни. На самом деле, спальня – это громко сказано: тесная комнатушка, в которой они с Селеной ночевали, едва вмещала две кровати, стоящие у стенки, две прикроватные тумбочки и один узенький шкаф. «Заря», по документам будучи санаторно-оздоровительным комплексом, на самом деле была переоборудованным хостелом, где простой телевизор считался чем-то из разряда фантастики. Разумеется, у «верхушки» были совершенно иные условия, но воспитанникам (землянам, пострадавшим от мутантов-хранителей) от этого было ни горячо ни холодно – они жили в отдельном крыле, а в административный корпус пускали только по пропускам.

Селена и Николь, староста и зам. староста отряда соответственно, жили в отдельной двухместной комнате, в то время как их подопечные – помимо них группа насчитывала двенадцать человек – жили в соседних шестиместных «номерах». Они делили одну кухню (которая могла похвастаться только холодильником и микроволновкой), туалет и ванную: обыкновенный блок, каких на «Заре» было около десяти. С одной стороны, это было не так уж много, но с другой… Все воспитанники так или иначе пострадали от рук пришельцев, и как только Николь об этом вспоминала, ей становилось не по себе. Еще хуже было от того, что большинство жертв были детьми и подростками: видимо, к ним было проще втираться в доверие. И да, большую часть воспитанников составляли девушки.

По памяти добравшись до ванной, Николь юркнула внутрь, закрыла дверь и только тогда включила свет: она не хотела лишний раз беспокоить своих подопечных. Ее отряд состоял из ребят с примерно одинаковыми расстройствами: им всем в свое время неслабо промыли мозги. Но если Николь сумела найти своеобразный триггер, который вызывал у нее припадки, и научилась избегать его, то ее детям повезло меньше: многих до сих пор мучили кошмары, они плохо и тревожно спали и, в особо тяжелых случаях, им приходилось принимать лекарства, чтобы купировать приступы. Потому она не хотела лишний раз беспокоить и без того беспокойные юные головки.

Быстро приняв душ и умывшись, девушка переоделась: в ванной был шкаф с однотипными спортивными костюмами, разложенными по размерам. В плане условий для жизни база была невероятно удобной: здесь не было краж, скандалов и прочей прелести, которая обычно сопровождает массовые скопления подростков. В любой комнате, будь то общая гостиная, где собирались все отряды с этажа, игровая зона (площадка перед зданием, где в определенные часы разрешалось гулять абсолютно всем) или же столовая (самое любимое место на базе) – везде можно было найти такой вот шкафчик с запасной одеждой, рацию для связи с куратором (врачом), некоторыми гигиеническими принадлежностями, что особенно ценили девушки.

Взглянув на прощание в зеркало, Николь выключила свет, на ощупь открыла дверь и…врезалась в кого-то.

- Миша? – в темном коридоре Никки видела лишь силуэт, но ручка, которая тут же вцепилась в ее мягкую спортивную толстовку, выдала своего владельца: только он при встрече цеплялся за Николь, точно утопающий за соломинку. – Миша, ты почему не спишь?

- А ты? – мальчик продолжал мять плюшевую ткань. Николь, перехватив ребенка за руку, втянула его в ванную и включила свет: все, как она и предполагала. Красные глаза, бледная кожа, холодные руки – мальчик снова был на грани. В свои двенадцать лет Миша тянул максимум на восемь из-за нездоровой худобы и огромных наивных глаз. Его звали Ангелочком из-за его молочно-белых волос и небесно-голубых глаз. – Ты ведь уходишь, да? – спросил он с неизменной тоской в голосе.

Николь присела на корточки, чтобы лучше видеть лицо ребенка: как же ей было его жаль! Маленький и запуганный, Миша страдал одной из тяжелейших форм расстройства памяти: он забывал почти все, что с ним приключалось за день, стоило ему уснуть. Однако, несмотря на это, Николь Миша запомнил: она была похожа не его сестру, и, хоть сам мальчик и не помнил ее лица, на подсознательном уровне он привязался к девушке и бесконечно ей доверял. И, что самое удивительное, он не помнил, как зовут Николь, но узнавал ее везде и всегда; потому и боялся, что рано или поздно она уйдет, унеся с собой последнюю постоянную из его жизни.

- Не знаю, Миш, – честно ответила Никки. Несмотря на внешнюю хрупкость и юность, девушка ни на секунду не обманывалась: она знала, что перед ней был вполне взрослый и трезвомыслящий человек. Здесь все были такими: не по годам зрелыми и лишенными детства. И потому она не собиралась сюсюкаться с мальчиком, что делали многие другие, более старшие воспитанники. – Меня вызвали к главному, а зачем – без понятия. Есть лишь один способ выяснить, так?

- Боишься? – проявил чудеса проницательности тот.

- Немного, – кивнула Николь и ласково улыбнулась.

- Но ты же зайдешь попрощаться?

- Эй, – девушка притворно возмутилась. – Ты что же это, вот так просто сбрасываешь меня со счетов??

- Просто пообещай, что не уйдешь, не попрощавшись, – мальчик выпустил из пальцев темно-синюю материю, не желая заражаться позитивом зам. старосты. – Я должен буду сфотографировать нас на прощание и записать себе, что ты ушла – чтобы не искать тебя, когда ты исчезнешь.

Голос мальчика звучал так тоскливо и обреченно, что Николь сама начала верить в то, что это было прощанием и что она больше не вернется.

- Так, стоп! – девушка поспешила стряхнуть с себя меланхолию. – Никто пока что не уходит. Сделаем так, – ловкими пальцами Николь сняла с себя платиновую цепочку и застегнула ее на шее Миши, – мой талисман побудет у тебя, пока я разбираюсь с делами, – она кивнула на кулон, который представлял собой идеально ровный квадрат, вырезанный из прозрачного камня, – а, значит, мне по-любому придется вернуться: ты же знаешь, я без моего счастливого камня – никуда. Договорились?

Мальчик, не ожидавший ничего подобного, кивнул, завороженно разглядывая подвес. Его бледное личико засветилось восторгом и гордостью: он знал, как важен был этот кулон для Николь, а потому был невероятно польщен тем, что ему доверили охранять его.

- А…это, правда, алмаз? – робко поинтересовался он, вертя в руках камень, который больше походил на кусочек прозрачного стекла.

- Да, – Никки встала и потрепала ребенка по белобрысой голове, улыбаясь собственным мыслям: все-таки Мишка был парень не промах – драгоценный камень он тоже не забыл. – Редкий и очень дорогой: смотри, не потеряй.

- А откуда он у тебя?

- Не знаю, – и это было правдой. – Сколько себя помню, а это, к сожалению, не так уж и давно, он всегда был на мне. Наверное, он принадлежал моим родителям: кто бы еще мог повесить мне на шею целое состояние?

- Я сохраню его, – с важностью великого полководца пообещал Миша, пряча камень за вырез белой футболки. – И буду ждать тебя. Я не пойду спать, пока ты не вернешься.

А вот тут девушку кольнула совесть: как старшая, она была в ответе за дисциплину и состояние здоровья своих подопечных: отправить Мишу спать было ее обязанностью. Однако она понимала, что если мальчик уснет, то он снова все забудет, а ей не хотелось, чтобы их маленький заговор утратил свою прелесть для ребенка: его в этой жизни и без того мало что радовало.

- Хорошо, – заткнув совесть, откликнулась Николь. – Но все же лучше иди к себе, пока никто тебя не увидел. Как вернусь, я сама найду тебя.

- Как скажешь.

- И, Миш, – окликнула она напоследок, – это только между нами, да?

- Спрашиваешь! – улыбнулся мальчик. По-настоящему, во все тридцать два зуба. – Мы же команда! – и со счастливым видом Миша выскользнул в темный коридор.

- И года не прошло, Незабудка, – ответил Крыша на робкий стук в дверь. – Проходи, садись, – он указал на один из двенадцати стульев, расположенных вокруг небольшого овального стола. Черная стеклянная столешница отражала свет многочисленных экранов, висевших над ней так, чтобы у каждого из сидящих за столом была возможность наблюдать за действием, не выворачивая шею и не рискуя заработать косоглазие. Сейчас, правда, за столом сидел лишь сам кирпичфейс, а все восемь экранов были темными, погруженными в сонный режим. Николь никогда прежде не была в этом зале, небольшом, мрачном и каком-то военном. Казалось, что все в этой комнате было сделано либо из стекла, либо из железа: девушка и не думала, что ей могло так не хватать уютных деревянных поверхностей.