Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

У меня было всё. И в этом крылась главная проблема. В этом, если подумать, кроется главная проблема всего человечества. Нельзя иметь всё. Это лишает наше существование хоть какого-то смысла. Обладатели всего необходимого, не имея возможности отвести взор на насущные проблемы, обречены оглядываться по сторонам и в ужасе осознавать собственную бесполезность в огромном мироздании. Собственную незначимость. Если бы ты оказался немного в иной ситуации, ты хоть раз да наткнулся бы на истории о богачах, что кончали с жизнью в квартирах, обставленных золотом, в бассейнах, наполненных шампанским, выбрасывались из окон дорогущих номеров в элитных отелях. Читая статьи о новых великих мертвецах, люди недоумевают, почему же такие вроде бы счастливые индивиды творят подобное. Они – без лишнего веса, без задолженностей по счетам, без кредитов, безумных родственников, признанные, красивые, богатые. Почему они уходят из этого мира так рано? Куда они спешат?

Но я раскрою тебе тайну. Они не спешат. На самом деле они убегают. Убегают от собственной идеальности, а точнее, от того, чему они должны соответствовать. Убегают от бессмысленного существования красивой оболочки, которая рано или поздно увянет, сгниёт, не оставив после себя ни кусочка. Убегают от неидеальных счастливчиков, которые никогда не понимали и не поймут их. В свои шестнадцать мне тоже очень хотелось убежать от себя. К тому моменту от семилетнего мальчишки не осталось и следа. Даже мечта посетить чердак видоизменилась: мне больше не хотелось, заглянув в его окно, увидеть волшебника по ту сторону стекла. Мне хотелось это окно открыть и вывалиться из него в мир, который, как мне тогда казалось, я уже изучил вдоль и поперек. Старое здание к тому времени окружили высоким забором, а на единственные ворота, что вели к нему, повесили табличку: «Вход строго воспрещен». Сперва здание хотели снести, но один из рабочих погиб, нечаянно наткнувшись на фиолетовый огонь. Работы приостановили. Снос переносили несколько десятков раз.

Строительная компания, что собиралась на месте старого дома возвести очередной небоскреб, потратила кучу времени на поиск источника фиолетового пламени. Огонь они так и не нашли. Но, потеряв три десятка рабочих, сдались и оставили здание в покое. К моему глубочайшему облегчению.

Фиолетового огня я не боялся. Мне же было шестнадцать. В этом возрасте кажется, что умереть может абсолютно каждый, но не ты. Кто угодно, но никак не ты. Нет, сам ты мог умереть лишь при одном-единственном условии: если бы сам того захотел. А я тогда желал этого даже больше, чем секса. Не пойми неправильно, я не страдал депрессией, не считал свою жизнь кошмарным дерьмом и не проклинал окружение. Для меня смерть казалась лишь еще одним развлечением. Золотой мальчик, всю жизнь обладавший всем, чего бы он ни захотел, был уверен, что и смерть станет лишь еще одним его трофеем и не больше.

Понятия не имею, о чем я тогда думал. Наверное, о скуке и о том, как бы поскорее развеять её, но в один дождливый вечер я, самоуверенный и слишком смелый отчасти из-за пары глотков отцовского виски, перелез через забор к вожделенному зданию, пробрался в его старые, обветшалые комнаты, в которых жили люди за двести лет до моего рождения, забрался на чердак и пережил один из самых ярких моментов в моей жизни.

Только представь: вокруг меня клубилась тьма, хоть глаз выколи, и лишь одинокое круглое окно позволяло свету городских фонарей и реклам пробиваться сквозь его стекло толстым лучом холодного света. Он не рассеивался, а был четко очерчен. И я видел, как внутри него вьются светящиеся точки – вековые пылинки. Я тогда простоял во тьме чердака, кажется, целую вечность, завороженно наблюдая за тем, как мощные сквозняки гоняют пылинки в этом пучке света, будто маленьких рыбок в аквариуме. В тот момент мне вновь захотелось поверить в магию, в волшебство. Но подойти к чердачному окну я так и не решился. Отчего-то вид мира через его стекла приобрел для меня еще большее значение, чем в давнем детстве. Будто я никогда не забывал о своей мечте, будто ею только и грезил все эти годы.

Только не смейся надо мной, хорошо? И не спрашивай, почему я, оказавшись в каком-то метре от воплощения своей главной мечты, остановился. Причину понять не так уж и сложно. Мне не хотелось терять то последнее, что действительно имело для меня значение. А, знаешь ли, в шестнадцать лет очень трудно ценить хоть что-то. Даже своя собственная жизнь кажется куском торта, который можно съесть, выбросить в помойное ведро или просто покромсать на маленькие кусочки. Шестнадцать лет – страшный возраст. В это время мы совершаем слишком много ошибок, за которые расплачиваемся затем всю оставшуюся жизнь. Тогда и я совершил свою ошибку, так и не заглянув в окно, еще не зная, к чему все это приведет. Если бы в тот день сквозь чердачное стекло я ничего не увидел, я бы окончательно разочаровался в жизни и... Никогда бы больше не вернулся в это место.

Но я не заглянул.

И я вернулся.

И тогда вторая ключевая фигура помимо окна ворвалась в мою жизнь.

Тогда мне повстречался Он.

И мне уже тогда было суждено разрушить Его жизнь.

Но я об этом еще не подозревал.

Он – тем более.

Знаешь, теперешний мир очень отличается от того, каким он был прежде, каким его рисовали писатели прошлых лет. Несмотря на капризность и пагубные привычки, я с детства приучил себя к старой литературе. Зачитывался фантастическими романами, тяжелой прозой и легкими романтическими комедиями только так. Зачитывался и завидовал персонажам этих произведений. Ах, какие это были миры. Ах, какие это были люди! Совсем не та скукота, что окружала меня. Но какие бы книги я ни читал, все они были незримо похожи определенной атмосферой, описаниями, чувствами, которые авторы черпали из своего времени. Наверное, поэтому нынешняя проза такая сухая и бездушная. Быть может, дело во времени, или в людях, быть может, всему виной окружающий нас прогресс. Но все меньше мечтателей ходит по нашей планете. Все меньше романтиков. В судьбу и вовсе верят единицы. А ведь когда-то мир был другим. Люди умели верить. Во что угодно. В карму. В удачу. В ТехноБогов. Теперь же каждый из нас – лишь наполненный кровью и мясом сосуд, думающий лишь о том, как бы поскорее удовлетворить мучающие нас потребности.

Но, анализируя все, что в конце концов произошло, я могу уверить тебя в том, что судьба существует. Она настолько же реальна, как ты или я. Да, я во всеуслышание утверждаю, что каждому в этом мире уготована своя судьба. Думаешь, я сошел с ума? Не торопись делать выводы. Выслушай меня. Выслушай внимательно, чтобы осознать, сколько всего могло не произойти, если бы я заглянул в это чертово окно.

Если бы только.

Но я не заглянул.

И эта недосказанность обрекла меня на уничтожение двух жизней.

Мысли о чердаке не давали мне покоя всю следующую неделю. Я думал о нем в школе, в постели со своей девушкой, в душе. Не поверишь, но его окно мне даже снилось. Оно настолько замучило меня, что я вернулся в старое здание ровно через неделю. Но в ту ночь свет, бьющий из круглого окна, подсвечивал не пылинки. О нет, в нем стоял парень. Высокий худой парень. И его образ вклинился мне в голову хуже гребаного окна. Он стоял там и взирал на то, на что мне посмотреть духу так и не хватило.

Ты все правильно понял. Я говорю о Нем. Это Он тогда стоял в луче света. И наша встреча у этого чердачного окна была судьбоносной, как бы пафосно теперь это ни звучало.

Наше знакомство оказалось крайне неловким. Заворожённый образом, я невольно шагнул к нему, споткнулся о валявшуюся на грязном полу деревяшку и перепугал Его настолько, что Он огрел меня по спине попавшейся под руку палкой, а затем еще бегал от меня по всем этажам здания, не давая возможности объясниться. Помню, как я настиг Его уже у выхода на улицу, схватил за руку и выпалил что-то несуразное. Нечто вроде «Я не привидение!» или «Прекрати называть меня упырем!». Сейчас вспомнить этот момент, к сожалению, я уже не смогу, столько лет прошло. Столько времени утекло. Даже не верится.