О чем поет вереск (СИ)

— Нас извиняет только Лугнасад, мой король.

Упрямство у Джареда явно фамильное, как бы ни отпирался он от родства.

Мидир оскалился, тряхнул пальцами, и с них слетела огненная волна. Не уничтожила бы, но — обожгла. Однако Джаред учился магии очень быстро: встретив взгляд советника, волна отразилась, ударила в стены, зажгла гобелен.

— Ему более тысячи лет. Было… — тот шумно вздохнул, туша огонь снежинками. — Вы говорили с ней весь этот день, мой король. Вплетите эти воспоминания в год ее жизни с мужем. Так будет менее болезненно для Этайн. Любовь же на основе дружбы прекрасна.

— Что-то еще, советник?

— Мидир, опомнись! — вскинулся Джаред. — Ты держишь меня при себе, потому что я говорю тебе правду! Большей ошибки…

— Мне правда не нужна. Мне нужна любовь Этайн, и я ее получу! Вон!

Комментарий к Глава 8. Вереск и Черный замок

1 гвиллионы - великаны, живущие в горах (ирл.миф.)

<right><i>Цветы, цвета. Беги, Этайн!

Здесь нет любви твоей —

Полночной магией взята,

Уходит в мир теней,

Где пляшут ши, где неба глубь,

Где рыжий свет в глазах,

Где душу умершим вернуть

Возможно, как и страх.

Цветы, цвета. Беги, Этайн!

Беги, пока жива!

Твой вереск знает много тайн,

Спроси его сама,

Где дом твой, где спокоен свет,

Где любят, где убьют…

Беги, Этайн! Он даст ответ,

К какому королю…

Эстель Эстелиэль.

</i></right>

========== Глава 9. Вересковое счастье ==========

Лучи восходящего солнца осветили спальню и призрачное дерево над головой Этайн. Оно зашевелилось, задрожало, словно под ветром, и растворилось, пропало. Мозг Этайн сам заполнил неизбежные прорехи в памяти, довершая перестройку воспоминаний — и новой любви.

Корону Мидир снял, скатал в ладонях до мелкого шарика: как раз для черного глаза змейки, скрепляющей заклятие.

Женщина лежала в низком плетеном кресле, сотворенном волчьим королем по образу и подобию галатских. Мидир провел по ее щеке тыльной стороной ладони, и Этайн вздохнула прерывисто, затрепетала ресницами. Не открывая глаз, поднесла ладонь к шее — туда, где вместо теплого меда янтаря Эохайда блестела острым серебром змейка волчьего короля. Опустила руку и потерла подушечки пальцев, словно не доверяя ощущениям.

Привычного жеста Мидир страшился больше всего: память тела иногда сильнее памяти сердца.

— Миди-и-ир… — еле разборчиво протянула Этайн на грани пробуждения.

Четыре пары глаз следили за каждым ее движением, четыре волка: Алан, Джаред, Мэллин и Мидир ожидали чего угодно. Через потревоженный разум Этайн в Туата-де-Данаан мог прорваться сам мир теней, уничтожая все живое.

Этайн приоткрыла веки, моргнула несколько раз и, подчиняясь движению, темно-зеленая пленка морока сползла с глаз.

Не сказала, обозначила одними губами, глядя на Мидира: «Мое сердце». Мэллин хмыкнул, Алан вздохнул, Джаред отпустил рукоять кинжала.

Этайн оглядела всех в изумлении, склонила голову в ответ на поклоны, сказала уже громче: «Приветствую вас, Алан, Мэллин и…», потерла висок. Хотела подняться, но Мидир удержал ее за плечо.

— И Джаред, — поспешил договорить советник. — Мы виделись вчера, моя королева. Однако не были представлены друг другу.

Этайн одернула юбку, подтянула под себя ноги и опять прижалась плечами к креслу.

— Она не как все! Она помнит не только Мидира, — поразился Мэллин, а Джаред тут же шикнул:

— Тихо! Она помнит всё.

— Я… упала вчера, потеряв равновесие. Но не глаза! — спокойно ответила Этайн.

Подняла взгляд на Мидира и просияла, словно он стал для нее средоточием мира…

Волчий король услышал знакомый мыслеслов, несколько удивился, но дал разрешение Вогану на вход в опочивальню. Главный повар в детстве казался ему похожим на тролля, который знает все и появляется, когда не ждешь. И сейчас наверняка поджидал за дверью.

— Моя королева, — влетел он в спальню. — Я Воган, поварю для этих хищников. Наш король, как мне кажется, — оставил он поднос справа от женщины и укоризненно глянул на Мидира, — не удосужился предложить вам поесть.

Этайн улыбнулась Вогану, как доброму знакомому, не испугавшись ни его мощи — раза в два шире прочих волков — ни любимых ножей, расположившихся на поясе и на бедрах.

Мидира кольнуло незнакомое и неприятное чувство, которому пока не нашел названия. Ни поесть, ни выпить — не предложил, слишком наслаждался каждым мигом общения, каждым взглядом, каждым поворотом головы Этайн, забыв о хрупкости людской жизни. Хорошо, Воган догадался. Этайн не выказала голода ни тогда, ни сейчас, что внезапно разозлило Мидира. Словно его поставили в неловкое положение против воли.

— Рыба, — понюхав, еще более изумленно протянула Этайн, пока Воган расставлял тарелки и кубки; небольшие кусочки были завернуты в тонкую лепешку, позволяя обойтись без приборов.

— Я угадал? — умильно улыбнулся повар. — Магия магией, но обычная пища получше будет! Да и на вкус она куда приятнее.

— Благодарю вас, Воган. Я обязательно попробую.

— Не попробуете, а съешьте, — проворчал тот. — Я прослежу!

Дождавшись, когда Воган уйдет, Этайн обратилась к Мидиру:

— Что твои волки делают в нашей спальне, мое сердце? Ты ревнуешь или мне пора начать ревновать?

— Идеально, — тихо промолвил Джаред, Алан поджал губы, Мэллин ухмыльнулся, а Этайн спросила недоуменно:

— О чем он?

— Ты идеальна, моя красавица, — негромко ответил Мидир. — Джаред мой советник, он любит говорить не слишком понятно. Остальные тебе известны?

— Твой младший брат и глава стражи Черного замка, — кивнула Этайн.

Переплела пальцы одной руки с пальцами Мидира, а другой рукой обвила его же плечо. Подняв взгляд, укорила:

— Идеальна! Во вчерашнем платье, без прически и… — она, выпростав ногу из-под юбки, показала обнаженную ступню, — босая?!

— Всегда, — искренне сказал Мидир и почувствовал, как благодарно сжались ее пальцы.

Он отложил в памяти пропажу, когда праздничное платье королевы Нижнего Мира после двенадцатого удара превратилось в одежду Этайн из Верхнего… Когда осторожно расстегивал янтарное ожерелье, немало раздражавшее его, когда вынимал из ушей серьги с топазами, снимал золотые браслеты с лодыжек и запястий. Пристально оглядел одну сандалию, которая спала с ноги, оставив вместо себя серебряную туфлю. Дублирование было странным и тревожным, как и то, что туфелька на вторую ногу никак не находилась, и Мидир решил оставить как есть, пообещав себе сделать несколько пар уже после пробуждения Этайн.

Убрал вещи в самый дальний уголок Черного замка, а затем вновь облек Этайн в платье королевы Лугнасада, закрепив заклятие черноглазой змейкой. А спустя час башенные часы пробили уже три раза.

Мидир дунул, меняя платье на легкое блио и теплую, расшитую серебряными ромбами накидку. Вернул свежесть телу Этайн и упругость растрепавшимся темно-рыжим завиткам. А вот обувь…

— О, разрешите вернуть вам! — достав из-за спины серебряную туфельку, излишне вежливо обратился Мэллин к Этайн. Бросил быстрый взгляд на Мидира. — Как это мило! Мой брат одел вас в цвета нашего дома.

— Вы очень внимательны, — удивилась она.

— Кое-кто вчера произвел впечатление не только на владыку, — Мэллин ехидно заулыбался. — А туфелька… Обронили, когда играли с ним в догонялки.

Мидир мысленно помянул старых богов. Опасная памятная веха!

— Мой брат никогда не упускает своего, — небрежно добавил Мэллин, словно обращаясь к Мидиру, но не глядя на него. — И чужого тоже. Всегда отнимал мои игрушки.

— Потому что ты их ломал! — Мидир выдохнул, еле сдерживая бешенство.

Как брат умудряется всегда найти слова, чтобы задеть его, непонятно.

Надо признать, что одну игрушку, подаренную Синни, Мэллин хранил до сих пор. А остальные, допущенные до младшего принца, были столь страшные, что их стоило сломать. Игрушки для волчьих принцев зачаровывали на совесть, чтобы выдержали и зубки молодых волчат, и первые проявления магии, спонтанные и опасные.