Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь (СИ)

— Когда я училась в университете, нам рассказывали о чудовищном советском эксперименте в конце сороковых годов прошлого века, — сказала вдруг Элизабет, не отвлекаясь от пометок в электронной медкарте. — Ученые стремились узнать, как повлияет на человека отсутствие сна в течение длительного периода времени. Они установили срок — тридцать суток без сна. В качестве подопытных использовали заключенных. Наш преподаватель рассказал в красках, какие безумия творились с людьми, во что они превратились, как ели собственную плоть, хотя у них было еды в достатке. Я не знаю, возможно, это была лишь мистификация, страшилка, одна из тех, что рассказывают про Советский союз и Россию поныне, может, правда, мне ли теперь не знать, на какие зверства может пойти человек. Но я помнила эту историю, когда была в домике на Аляске рядом с Ал, я смотрела на неё каждую минуту, я боялась, что увижу последствия того эксперимента воочию.

Клинт напрягся. Могло ли быть безумие, охватившее его девушку в «гнезде», последствием этого эксперимента?

— Она будто знала каждую тропу в лесу, каждое направление, да, может, она отличный следопыт, но она будто заранее знала, где встретит противника, и обходила эти места, — с тревогой продолжила доктор. — Канимы ощущают друг друга через связь Стернса, но она сопротивлялась этой связи, она будто оборвала её. Мне казалось, что кто-то в лесу или даже сам лес предупреждали её.

— Высокая сенсорная чувствительность, — поспешил успокоить мисс Росс мужчина. — У Шутер странное мышление, связанное с органами чувств, фактически, она легко может отключить мозг от внутренней обработки информации и следовать только сигналам извне.

— Может, — пожала плечами Бетти. — Но по ночам она разговаривала с кем-то. Иногда уходила и возвращалась только утром. Рассказывала странные вещи: о магии, о духах леса, о соколах, вырезала странные символы на своём луке.

— Не волнуйся. Это все наша Ал, какая она есть, — грустно улыбнулся Бартон. — Живет в каком-то своём мире, не помнит зла и даже в самом отъявленном злодее пытается найти хорошее. Это однажды её погубит.

— Она очень привязана к команде, мистер Бартон. И очень любит вас.

Бетти смущается своих же слов и уходит, оставляя мужчину одного в комнате.

— Видишь, даже другие замечают, а ты все никак не можешь, — тихо смеется Клинт, постукивая кончиками пальцев по стеклу. — Трусишка ты, Алиса Шутер. Я тебя уже второй раз теряю, и все из-за того, что мы с тобой друг друга не понимаем. Когда мы только познакомились, я не мог понять, кто же тебе нравится больше. Ты имела какую-то привязанность ко всем: присматривала за Брюсом, ластилась к Стиву, улыбалась нелепым ситуациям с Тором. Делала что-то для каждого, даже если видела, как настороженно к тебе относятся. Для каждого были распахнуты объятия и готовы слова. Кроме меня, будто я пустое место. Я не знал, к кому ревновать, чего не хватает мне. Проявляй ты интерес к кому-то одному, я бы отступил, но тебя интересовали все, кроме меня. Я знаю, что я слабое звено в команде, что я не настолько супер, как остальные, что у меня нет толпы фанаток, скандирующих мое имя. У меня даже собственных сувениров нет: фигурок, маек там и прочего. Что может быть скучнее и непопулярнее обычного парня с доисторической палкой в руках? Ты не казалась человеком, которому было это интересно, даже если ты не снимала толстовку с щитом Кэпа. Я старался для тебя. Разбил твою чашку, принес новую, особенную, с красной злой птицей. Мол, смотри, у меня нет ускорения, и я не взрываюсь, но без меня никуда, я номер один. А ты даже не знала, что такое злые птицы. Я хотел, чтобы ты увидела меня, рассмотрела, поняла, что я позабочусь о тебе лучше, чем кто-то из них. Но в итоге я тебя теряю. Знаю, люди готовятся к этому всю жизнь: смотрят на свои семьи, на семьи других. Встречаются, влюбляются, делают глупости… Ты всегда знала, что у тебя этого не будет, и вдруг я обрушился на тебя, как девятый вал. Может, в этом дело? Каждый раз, прикасаясь к тебе, я тебя теряю…

Встречный ветер шумит в ушах, кто бы мог подумать, что на высоте, где по определению должно быть тихо, столько шума. Колибри сильнее сжимает пальцы на спинном гребне и старается дышать через раз — так больно проходит пустой воздух через легкие. Дракону совсем ничего не делается, вот же, ящерица крылатая, они имели в этой форме достаточный объем легких, чтобы не волноваться о недостатке кислорода. Но она ему не скажет — слишком велика вероятность, что на такую высоту он с ней больше не поднимется, что они ограничатся прогулками на малой высоте. Вокруг только облака — густые и на вид мягкие, как куски ваты или взбитых сливок, но это не так: если прыгнуть на одно из них, провалишься через обманчивую плотность и будешь лететь до самой земли. Крылья феи Колибри не приспособлены для полетов, она вся не приспособлена к полетам, только к жалкой участи двуногого существа, навеки прикованного к земле. Ощутив грусть своей феи, после ярких вспышек удовольствия и радости, дракон резко опустил голову вниз, а затем поднял, пропуская волну через своё тело. Фея встрепенулась. Дракон плавно развернулся и по спирали начал спускаться вниз.

Внизу воздух казался слаще и насыщеннее, еще примешивалась к нему соль и неповторимый вкус, который присущ только морской воде. Облака рассеялись, являя дракону и фее манящую гладкость блестящей под солнцем воды. Колибри ожидала, что они упадут в воду камнем, подняв тучу брызг, она знала, что дракон любил так делать, он мог специально не сбить скорость при падении и нырнуть в воду, затянуть в водоворот, когда не понятно где верх и низ, куда плыть, когда все путается в голове и тело сжимает тисками. Но не в этот раз. Брюхо дракона мягко коснулось воды, он расправил крылья особым образом, чтобы воздух сам помог ему замедлиться, и через несколько мгновений они остановились, бережно поддерживаемые волнами. Клинт полностью лег на воду животом, окунул крылья, поддерживая их наплаву.

Колибри осторожно перебралась с шеи дракона на спину и, как с горки, съехала по крылу вниз, в воду. После холода, что царил в облаках, море показалось почти кипяченым. Фея отплыла на некоторое расстояние, позволяя дракону перевернуться на спину, подставляя солнцу брюхо. Дракон протянул к ней лапу, перенес фею из воды обратно к себе.

Снизу небо кажется таким далёким, но стоит дракону взмахнуть крыльями два раза и вот оно — холодное и негостеприимное. Колибри прислоняет ребро ладони ко лбу, заслоняя глаза от солнца, и смотрит на редкие кучевые облака. Брюхо дракона медленно опускается и поднимается в такт дыханию дракона. Кажется, что он заснул, разморенный контрастом прохладной воды и жара солнца.

После всего, что они пережили, после всех недоразумений и безумств, после черной магии и черного колдуна, решившего, что он может распорядиться судьбами всех волшебных существ, они заслужили немного покоя, таких быстрых полетов и ленивых купаний. Колибри лежала на спине, её сохнущее платье противно липло к телу, но еще невыносимее было ощущать крошечные уколы внутри, под кожей, когда солнце активировало зелье, которое Колибри придется пить очень долго, если она хочет выжечь темное заклинание. Тысячи тонких иголочек вонзались в каждую клеточку тела, разрывали на части, казалось, вместе со скверной уничтожается и её собственное тело. Только во тьме, ночью, когда безжалостное солнце скрывалось, боль отступала, позволяя фее короткую передышку. Но едва первые лучи показывались над горизонтом, всё начиналось вновь. Единственной отрадой было постоянное присутствие рядом дракона, только он мог понять в полной мере её чувства. Хотя бы потому, что это у них было общее, — мстительно думала фея, закрывая глаза.

Она почти задремала, отрешившись от всех ощущений, почти забыв о них, когда солнце закрыло что-то огромное. Капли воды, упавшие сверху, подсказали, что это крыло дракона, которому надоело изображать из себя корабль.

— Превращайся, я готова, — вздохнула фея.