Тайна деторождения: практика и теория (СИ)

— Ну, Глеб… Чего уж там! — и шандарахнула в бурую вязь своей последней надеждой на успех…

— Агата, ты уж прости, раз так вышло…

— Ага.

— Значит, повеселились и по домам?

— Ага… Спас?

— Что? — башенник, стоящий у погостных ворот, оторвал взгляд от подсвеченных луной могил. И когда ж снег идти перестал? Я и не заметила. Наверное, пока за собой «прибирались». — Что, Агата?

— С Новым годом, друг!

— И тебя, — мужчина хмыкнул и уже через секунду зашелся на пару со мной в громком смехе.

— Уф-ф… Что в Стожках-то расскажешь? Ведь, наверняка, кто-нибудь услышал наше «представленье».

— А, скажу, как есть, — скривился башенник, вытирая слезу. — Гоняли упырей. А ты, значит, прямиком домой? В Куполград?

— Так точно, — кивнула я. — Спасибо за помощь. Правда, спасибо.

— Значит, ответила на свой «вопрос»?

— Ага. Тайна деторождения раскрыта. Осталось дело за малым.

— И зачем это? — вскинул Спас брови.

— А, не бери в голову.

— Ладно. Но, если понадоблюсь…

— Я знаю. И за это тебе тоже спасибо.

— Да, не за что, — неловко взмахнул он пятерней и, вдруг, замер. — Постой, ты обронила за могилой. Я в снегу нашел, когда кости в кучу сгребал. Вот, — сунул он мне в руку одинокую влажную перчатку.

— Благодарю еще раз, — пихнула я ее в карман тулупа. Потом опомнилась. — А-а…

— Подарок тебе от монастыря на Рождество. Носи, не мерзни и… пошел я. К Гргуру. Догуливать… Ну, доброй дороги, нечистая адвокатша.

— И тебе тоже, Божий воин, — вздохнула, глядя вслед развернувшемуся к деревенским новогодним огням мужчине. — Доброй дороги…

Моя собственная обратная «дорога» вышла на этот раз быстрой. А на родной ладменской границе меня и вовсе пропустили прямиком по рассветному коридору, лишь смачно напоследок зевнув. Не то медянской медовухой, не то тинаррским медовым ликером:

— С Новым годом, госпожа особый агент. Чудесная у вас работенка.

— Не то слово, — с уже хлопнувшей за спиной дверью, охотно согласилась я. — Бр-р… — и выдернула из карманов перчатки… шлёп. — Ух, ты!

На утоптанном снегу у казенного крыльца все так же одиноко лежала та самая. Найденная Спасом в погостном сугробе… Третья. Совершенно идентичная моим и мужская. Подобрав, я без раздумий натянула ее на правую руку… Тысь моя майка… Какой Новый год без «чудес»…

Из другого конца подвала я шагнула сразу в свою тихую прихожую. И первым, что заметила, когда бросила на пол сумку и стянула с плеч тулуп, был накрытый в гостиной стол. На двоих. Нетронутый. С двумя, так и не подожженными красными свечами среди множества расставленных тарелок.

Мерцающие в камине угли отражались в бокалах и гранях заполненного чем-то темным графина. И в их тепле густо пахло хвоей. А еще лилиями, стоящими в вазе на каминной полке. Потом я увидела Ника. Мужчина, облокотившись на учебный Варин стол, крепко спал. Среди кучи своих бумаг. Значит, долго ждал меня. И, значит, Варя до сих пор — у родителей.

— Привет, — Ник вздрогнул от поцелуя в макушку и откинулся на спинку стула. — С Новым годом, мой любый.

— Агата, — и сгреб меня к себе на руки. — М-м-м… А я тут уснул, пока…

— Я вижу, — обхватила я его шею руками. — Раньше не получилось, извини.

— Угу… Я сам лишь около одиннадцати сюда. Сначала к родителям твоим заскочил, а потом… М-м-м.

— Давай, просыпайся! Я жутко голодная.

— Ну, судя по запахам, тебя где-то, все ж, накормили. И напоили.

— Ага. Но, это было так давно. И после этого столько было.

— Да что ты? — хмыкнул мне в ухо Ник. — Тогда пошли, — и, подхватив меня, с шумом отодвинул стул.

— Пошли. Хотя, по дороге к столу мы можем и завернуть.

— Это — само собой, — оповестили меня уже в дверном проеме. — Если ты, точно с едой дотерпишь.

— А ты, видно, до сих пор не проснулся?

— Звучит, как провокация. И ты за нее ответишь… Любимая… — в тесном сплетении рук.

— Да-а? — все же пытаясь стянуть с него свитер.

— С Новым годом.

— М-м… О-о-ох… — а все остальное — после…

«После» наступило лишь поздним утром первого января. И как-то совсем некстати. Просто, пришлось глаза разлеплять, потому что… В общем, утро было совсем «поздним»:

— Агата, половина второго! Вставай! У меня сегодня — единственный выходной и надо провести его с пользой.

— А-а… Почему «единственный»? — во всю длину конечностей потянулась я. — Вы свое тайрильское дело еще не закончили? Уф-ф… Доброе утро.

Мужчина, строго склонившись надо мной, огласил:

— Нет. И конца ему пока… — вроде как, скривился. Не разглядела. — А у тебя как?

— Все нормально, — лаконично выдала я. — И даже успела… Кстати, Ник.

— Что, любимая? — надевая штаны, обернулся он.

— Почему не рассказываешь мне о своем «загибе» от Моря радуг в Бередню?

— Что? — замер мужчина.

— Как это… «что»? — села я.

— Агата, я не понял?

— В Бередню?

— И-и?

— Да тысь моя майка, Ник, я теперь тоже «не поняла». Ты в Бередне на днях был? — на мужском лице отобразился сложный мыслительный процесс. — Та-ак, зайдем с другой стороны, — подскочив с постели, ускакала я в прихожую и вернулась оттуда уже с перчаткой. Протянула ее Нику. — Это — твоя?

Ник отступил на шаг:

— Откуда?.. Я ее потерял.

— В Бередне. На погосте в Стожках. Или не так?.. О-о, да что ж ты молчишь-то?

— Ла-дно, я там был.

— А что за тайна тогда? — сузила я глаза. — Нет, я, конечно, понимаю: открытие того, что отец Варвары — инкуб, не относится к особо приятным. Тем более, беря в расчет его общее с Прокуратом, «темное прошлое», но…

— Агата, откуда ты это знаешь? — тихо произнес Ник.

— Про что? — выкатила я глаза. — Про его…

— Да?

— Вычислила, исходя из многих фактов. Так ты на вопрос мой не ответил.

— Какой?

— О-о! Ты опять?

— Да, Агата, я там был. Но не потому, что был занят нашей проблемой. А… а…

— Тысь моя майка, — хлопнулась я обратно на кровать. — Вы его «ведете»? По своему делу?

— Так точно, — хмуро выдохнул Ник. — И я бы тебе обязательно рассказал о результатах… посещения того места, но…

— Значит, это про тебя сторож говорил: «ходите тута, покоя нет».

— Какой сторож, Агата?

— Ведете по своему делу. Этого странного инкуба.

— Агата, ты меня слышишь?

— Да, Ник, — подняла я на мужчину глаза. — Я знаешь, что думаю? Это — хорошо. Это — даже отлично. Ведь, когда вы его возьмете, обвинение в убийстве будет со Стэнки снято. И Варвара сможет полноценно жить. Это замечательно, Ник.

— Да, конечно, — отстраненно кивнул он. — Замечательно. Только не все так просто.

— Почему?

— Потому что инкуб этот из Ладмении растворился. Бесследно.

— И что? Это — проблема? — непонимающе уточнила я. — Для Прокурата это — проблема?

— Ты сейчас под Прокуратом лично меня имеешь в виду?

— Ну, ты же это дело ведешь?

— Да, я. А ты, любимая, не вздумай в него влезть.

— Да с чего, вдруг, мне в него «влазить»?

— С того, что я тебя знаю.

— А-а… — скривилась я. — Ты меня «знаешь».

— Так точно.

— И в мыслях не было куда-то лезть.

— Хорошо. Хоро-шо, — со странной решимостью выдохнул Ник. — Тогда скажи мне, любимая, почему после разговора с тобой Ксения ушла из пятой комтурии?

— Она от вас ушла? — вскинула я на Ника глаза. — Да неужели? И куда именно? В монастырь? И перед этим поведала о нашем с ней разговоре? Простилась с грешным прошлым? Какая ж молодец!

— Нет. Она ушла на повышение.

— А-а. Тогда, очень сильно надеюсь, что ее «повысили» высоко-высоко. Так, чтобы с этих высот она до тебя…

— Агата, я сам в том виноват.

— В чем, Ник?

— В том, что произошло семь лет назад между мной и ей. И я прекрасно осознаю, что прежней дружбы между всеми нами не будет никогда. Мало того, я за эти годы с ней и десятком слов не обмолвился. Но, любимая…

— Ник, я должна тебе что-то сказать, — подобралась я на кровати. — Раз это не сделала она. Ксю.