Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

Блондин не сдвинулся с места. Издалека он походил на фарфоровую куклу или восковую фигуру, и лишь то и дело вздымающаяся и опадающая грудная клетка говорила о способности парня дышать.

- Это персонаж одной очень странной книги, что была найдена в древней библиотеке прошлой цивилизации. Про мальчика по имени Элис, что последовал за белым кроликом и попал в страну Чудес. Там он повстречал Шляпника. Безумного шляпника!

- Но понятие это появилось много раньше, – послышалось из ниоткуда. А затем по правую сторону от незнакомца прямо в воздухе появились радужные помпоны. За ними обрисовалась широкая улыбка, и лишь затем ее обладатель стал видимым полностью. Худощавая фигура в синих джинсах с радужными разводами и тяжелой кожаной черной куртке с хвостатым капюшоном разместилась на стуле, закинув одну ногу на другую и внимательно взирая на мужчину.

- Безумный шляпник знает все о том, как он появился! – возмутился ведущий. – Кроме того… Время пить чай! – с этими словами он схватил со стола кружку, наполненную извивающимися насекомыми, и сделал глоток.

- Все совсем не так, – упорствовал Шут, переводя взгляд на блондина. – Мой Король, не слушайте нерадивую, поверхностную пародию. Ведь дело не в рассказе, а в шляпе, – в это же мгновение головной убор ведущего перекочевал в руки Шута. – Первоначально цилиндры делались из бобрового фетра. Вы знаете, что такое Фетр, мой Король? Нет? Это войлок из пуха животных, – объяснил маньяк. – Так вот, при изготовлении фетра шляпники использовали препараты ртути. Они вызывали постоянные отравления шляпных мастеров, сопровождающиеся хроническим слабоумием. Вот откуда появилось понятие «безумный шляпник». Истинная красота и истинное искусство всегда создавались через боль и лишения, да. Раньше люди ценили вещи, потому что они с собой уносили часть жизни их творца. В наше время, увы, такое – большая редкость. Не так ли, нет? – произнес он с придыханием, поднимаясь со стула и натягивая на белоснежные волосы парня блестящий цилиндр. – Нет никого прекраснее вас, мой Король, – прошептал Шут в самые губы живой куклы и улыбнулся шире прежнего.

- Время пить чай! – тем временем завопил ведущий, на этот раз прикладываясь к тяжелому мраморному кубку, наполненному чем-то черным и очень пахучим.

Шут, недолго думая, схватил со стола треснувшую пиалу и с аппетитом принюхался к кишащему червями блюду:

- М-м-м, мой Король, угощения сегодня особенно пикантны, – выдохнул он, облизываясь. – Так что советую поторопиться и что-нибудь попробовать! – с этими словами маньяк подцепил изящной серебряной вилкой свежее глазное яблоко и бесцеремонно ткнул им в губы Короля.

Человек, походящий на куклу, не выказал ни единой эмоции по этому поводу. Глазное яблоко проскользило по его рту, безуспешно толкнулось внутрь еще пару раз, но, так и не преодолев преграды из плотно стиснутых зубов, соскользнуло с вилки и укатилось под стол.

- Ох, не расстраивайтесь, мой Король! Это не последний деликатес на сегодня!

Действительно, большой стол изобиловал кушаньями самого разного рода. На больших серебристых многоярусных блюдах красиво разложили совсем свежие человеческие останки, припорошенные пирующими опарышами. Расписные пиалы заполнили еще бьющимися сердцами, миски – человеческими глазами яркого голубого цвета, в горшочках дымились с пылу с жару тонкие женские пальчики, ногти на которых выкрасили ярко-красным лаком. На главном подносе разместили гору метровых кишок, внутри которых просматривалась полупереваренная пища бывшего хозяина данных органов. Пир обещал быть роскошным.

- Давайте же, поторопитесь и съешьте что-нибудь, пока публика не съела вас самих! – заговорщицки прошептал ведущий, прикрывая рот рукой на случай, если кто-то из зрителей способен читать по губам.

- Мой Король сам решит, когда и что ему есть, – резко отреагировал Шут, ударяя ведущего по рукам, которые тот протянул к блондину, думая снять цилиндр с его головы. – Если они так голодны, мы можем поделиться яствами со стола. Можем же, мой Король? – уставился он на живую статую.

В ответ ничего не последовало, но маньяка это совсем не смутило:

- Вот видишь, – ухмыльнулся он ведущему, – мой Господин благороден. Он готов пожертвовать пищей со стола! – фигура в черном капюшоне ловко подцепила вилкой одно из бьющихся сердец и бросила его за пределы круглой сцены. Толпа людей, будто свора голодных псов, набросилась на угощение, превращаясь в мешанину человеческих тел. Они кричали, рычали, таскали друг друга за волосы, пытались выцарапать глаза конкурентам, все как один с остервенением борясь за сердце, пока один из них не вцепился в королевский подарок зубами и рысцой не побежал в укромное место под бархатными креслами.

- Вся суть человечества в одном мгновении, – вздохнул ведущий, скучающе рассматривая вытащенного из блюда склизкого таракана. – Только дай волю вгрызться в чье-то сердце, и уж они-то своего не упустят!

- Кто знает, быть может, он вгрызается в свое собственное сердце, – ухмыльнулся Шут, с интересом разглядывая пустое нутро каждого присутствующего.

Облегающие платья скрывали за собой голые кости и сгнившее мясо, дорогие костюмы – дряблые мышцы и жировые складки, но не более. Ходячие трупы украшали дорогие одежды, в то время как внутренние органы присутствующих украшали королевский стол. Но люди не понимали этого, не замечали утраты, запихивая в образовавшиеся дыры деньги и драгоценности. В месте, где до того было сердце, теперь покоились дорогостоящие акции, ключи от машины или модная сумочка, вместо почек – бутылки дорогого вина, легкие заменили свернутые в трубочку картины потерянного столетия.

Вещи давно стали ценнее людей, из-за чего богачи, желая повысить свою цену, жаждали сами превратиться в предметы роскоши. И потому, покоренные столь пленительно безумной идеей, они сами тянулись к ножу, отрезали от себя плоть кусок за куском и заменяли ее чем-то дорогим. Все они стремились лишь к одному: когда-нибудь стать такими же дорогими, каким был их Король, взирающий на все происходящие ничего не видящим взглядом.

Никто не хотел мириться с тем фактом, что дешёвка, усыпанная бриллиантами, все равно останется дешёвкой. Ни единый настоящий ценитель никогда не потратит на безвкусную вещь ни цента.

- Как же люди любят придумывать себе проблемы. Не правда ли, мой Король? – улыбнулся Шут, с любовью поглядывая на парня, чьи руки прибили к столу, пальцы впаяли в фарфоровую кружку, зубы склеили, а глаза покрыли стеклом.

Он был бы и рад сказать хоть что-нибудь, но, мучаясь из-за невыносимой боли во всем теле, парень не мог издать ни звука, продолжая взирать на поданное ему блюдо – белого кролика со вспоротым брюхом, из которого вывалилась вторая кроличья голова. Кролик, съевший кролика.

- Не так ли? – терпеливо повторил Шут, ожидая ответа. Но блондин будто не услышал его.

Губы парня обожгло жаром, а в следующее мгновение он, несмотря на стекло, моргнул, а когда распахнул глаза, встретился взглядом с Дэймоном Бренди.

Будучи многоэтажным, Майбург заслуженно входил в состав десятка самых больших городов, принадлежащих моловийцам.

Половина построек города оставалась на первом этаже, то есть на старой доброй земле. Еще тридцать процентов размещались на подземных этажах. И лишь оставшиеся двадцать приходились на воздушные, оплетенные лентами Мебиуса пластины с собственной гравитацией. При всем при этом, как бы удивительно это ни звучало, концентрация проживающего на разных этажах населения разнилась с количеством построек.

Лишь двадцать процентов майбургцев проживали на первом этаже. Тридцать пять процентов – на подземных. Сорок четыре – на воздушных. И все бы ничего, если бы не математика.

Сколько бы ни тужились и не следили за майбургцами социальные службы, сколько бы ни наблюдали за ними через уличные камеры, сколько бы ни высматривали, как люди ходят по магазинам, на работу, оплачивают телефонную связь или заходят в клуб, все равно место проживания одного процента населения города оставалось загадкой.