Дело Чести, или шесть дней из жизни одного принца (СИ)

Искать парочку долго не пришлось — они предсказуемо обнаружились в зимнем саду. Однако расстояние между ними говорило, что возможно я ошибся в оценке ситуации. А ледяной тон Недотроги и вовсе пролился бальзамом на мою истерзанную ревностью душу.

— Грэйди, ты ведешь себя в отношении Ливи как последняя свинья!

— Мне неприятен этот разговор.

— Я по этому поводу тоже от восторга в обморок не падаю. Ты же не будешь отрицать тот факт, что вы с нею… что у тебя с нею были отношения определенного рода?

— Кэйли, ты вытащила меня с того света, и я тебе за это благодарен. Но это не дает тебе право лезть в мою — и не только мою — личную жизнь.

— Грэйди, ты многое сделал для госпиталя и приюта. Но если ты думаешь что этого достаточно для того, чтобы я перестала замечать, как ты обходишься c женщиной, которая ждет от тебя ребенка, ты глубоко заблуждаешься.

— Ты ничего не путаешь? Даже если — повторяю, «если» — Ливи беременна, то корень, так сказать, зла, следует поискать у Тагарда.

— Ну, разве что он ей платочек с семенем по почте переслал…

— Ты о чем?

— У нее месяц задержки. Если мне не изменяет память, Карадэс в это время был в Вентаре. А ты как раз активно — по-соседски — навещал Сорентов.

— Почему тогда она мне об этом не сказала?

— А ты у нее спрашивал? — лишь тишина была ответом обличительной речи Недотроги. — И как она должна была тебе об этом сказать? Она же по сути еще девочка — запуганная, скромная девочка.

— Обычно в таких случаях вопросы урегулируют родители.

— Грэйди, я тебя умоляю! Так и вижу себе эту картину: Ливи обращается к матери, и та ей штук десть плетей в качестве справедливого наказания. А что, и проблема рассосалась бы сама собой…

— Ну, ты сгущаешь краски…

— А ты думаешь, откуда у нее шрамы?

— Какие шрамы?

— То есть шрамов ты не видел? Ничего себе порывы страсти… Хотя, ты же у нас умелец по части нетрадиционных подходов… Чтобы ни одно дерево не пострадало… — видимо, запасы сарказма в организме принцессы были неисчерпаемы.

— Что ты несешь?.. Подожди, ты хочешь сказать, что эта тварь избивает Ливинию? — произнес он тоном «ты — моя грелка, я — твой Тузик».

— Смею тебя заверить, я такой эффектной композиции, как у нее на спине, у самых ретивых солдат не видела. И ты хочешь оставить своего ребенка такой милой бабушке и мужу-наркоману?

— Тагард — наркоман?

— А как еще можно объяснить его перепады настроения, провалы в памяти… И воровство вполне логично укладывается в эту картину. А учитывая, что вернулся он из Вентары, где опиум официально разрешен…

— Знаешь, Кэйли, ты меня иногда пугаешь…

— Это ты еще не слышал, как я пою, — хмыкнула Недотрога.

Они какое-то время помолчали.

— А откуда ты знаешь про шрамы?

— Я же должна была ее осмотреть? К кому ей здесь обращаться? Срок, конечно, маленький, и почти ничего не нащупывается, но вроде пока все развивается нормально.

Вновь молчание.

— Я думал, что просто ей надоел. Сначала она стала меня избегать, а потом нарисовался этот такассиец, и она попросила отца, чтобы тот дал согласие на их брак.

— Да, очень взрослый, зрелый поступок — бережно лелеять свою обиду вместо того, чтобы по-человечески поговорить. Все же иногда возраст приходит один… — видимо, эта поговорочка у них в Лиотиссии популярна. — А что ей оставалось делать? ТЫ же ее замуж не звал? Грэйди, ведь ты же был у нее первым? Это ТЫ должен был озаботиться ее состоянием. Ты же ЗНАЛ, что у нее есть вероятность забеременеть. Так ведь? Я вас, мужчин, знаю, небось, даже элементарных мер не предпринял…

— Принцесса, откуда такие познания?…

— Не надо праведного гнева в голосе, мои познания преимущественно носят теоретический характер.

— Помочь с практическими навыками?

Я ожидал услышать звук пощечины, а услышал тихий смех:

— Вообще-то мы здесь с тобой сейчас общаемся именно потому, что руководитель практики из тебя никакой.

Не знаю, я бы на месте Грэйди предпочел бы пощечину…

— В общем, так, — совершенно другим тоном продолжила Недотрога. — Завтра должно стать известно о вашей помолвке. Как ты будешь утрясать этот вопрос, меня не интересует. Если по какой-либо причине меня до завтрашнего вечера этой новостью не порадуют, решением проблемы займусь я. Но разговаривать с тобой после этого уже не буду. Вообще.

Вот так, приятель. Девушки, с которыми можно поговорить по душам, иногда говорят совсем не то, что хотелось бы услышать…

— Время пошло. Я, пожалуй, тоже. Пошла. Спать. Спокойной тебе ночи, Грэйди! — на этой издевательски-оптимической ноте Недотрога покинула зимний сад.

Возвращаться в гостиную не хотелось, и я пошел к себе. В голове было тесно от мыслей, а на сердце — от противоречивых чувств. Сон являться отказывался — плевать он хотел на то, что предыдущей ночью я не выспался. К Недотроге постучаться, что ли? Несправедливо же — она дрыхнет, а я по ее милости не могу сомкнуть глаз? Но все же решил на время отложить планы мести — ничего, всему свое время. Однажды и я ей спать не дам. У меня даже есть пара-тройка идей, как именно…

Эти самые идеи покой также не навевали. А посему я решил прогуляться — бабушка говорила, что ничто не способствует здоровому сну как прогулка на свежем воздухе и стакан теплого молока. Я решил последовать совету. Если я заменю молоко чем-нибудь покрепче, никто же не заметит, правда?

Итак, размышлял я, бредя по ночной аллее, принцесса Лиотиссии Кэйлинэ в своей ненавязчивым манере послала темным лесом честолюбивые надежды нашего кесаря на дармовой варганий. А счастье-то было так, близко так возможно. Но увы ему… Теперь Тагард — бесполезная пешка, которую можно с чистой совестью пустить в расход, а дело закрыть. И поехать домой. Как того и хотела Недотрога. А вот хочу ли этого я?

Вынужден признать — не хочу. Только что с этим делать?

В конце концов, что такого могло быть у того ее стража, чего нет у меня? Неужели я не смогу заставить ее забыть бывшего любовника?

Стоп, у меня раньше и мыслей-то не было на предмет, сколько там кого было у моих пассий до меня и сколько будет после. При условии чистоплотности предмета. Так дело пойдет, и комплекс неполноценности заработать недолго…

Парк даже в темноте, освещаемый лишь тусклым светом неполной луны, поражал своей ухоженностью. Мне не хотелось думать о том, какой ценой это достигалось. Не хотелось думать о шрамах на теле Ливи. В конце концов, с моих рук тоже капала кровь. Но это была кровь государственных преступников, а не собственного ребенка. И у этих преступников был выбор. Никто не отменял добровольного сотрудничества. ДА и становиться преступниками их никто не заставлял…

От этих мрачных размышлений меня отвлекли голоса. Двое мужчин болтали на вентарском. Вопреки — а может, благодаря — мнению о моих способностях учителя-вентарца, я выучил этот язык почти в совершенстве. Хоть и никогда не афишировал свои познания — дедушка Артиан любил говорить, что чем меньше о тебе знают, тем живее ты будешь. В общем, понять смысл разговора для меня труда не составило. Как и узнать голоса.

— Подсадить такассийца на опиум, это ты хорошо придумал, — произнес Дамиан.

— Э, нет, я, конечно, подонок, но и у меня есть свои границы. С этой задачей ваши подданные справились самостоятельно, — возразил Рудди.

Эти двое стояли в открытой беседке. В обе стороны от нее амфитеатром расходились кусты, ступенями спускаясь к небольшому озеру. Ясное небо купало в нем свои звезды. Дамиан облокотился о перила, а Рудди стоял на этой узкой жердочке, раскинув для равновесия руки как крылья. Не знал бы, что он… крыса, подумал бы, что орел.

— На счет границ — ты это смело. Особенно учитывая твою роль во всей истории с Тагардом.

А ведь Недотрога как в воду глядела — крысы долго не живут. Я прослежу.

— Неисповедимы пути богов, как знать, может в этом его единственный шанс.