Дни мародёров (СИ)

Чем ниже он спускался, тем тяжелее становился воздух. От мантии в такой темноте не было ни проку, ни кислорода, так что Сириус стащил ее и запихнул себе под рубашку.

Спустившись вниз почти до половины, он остановился и задрал голову, чтобы убедиться, что желтое окошко — вход в гостиную — все еще на месте.

Он уже не мог остановиться на полпути и вернуться, но здравый смысл твердил, что соваться в неизвестное логово под Слизерином в полном одиночестве — совершенный идиотизм...

Но любопытство оказалось сильнее. Палочка и мантия при нем. чего ему бояться?

Лестница привела Сириуса к большим створчатым дверям, на старом гнилом дереве которых были вырезаны две «S».

Не хватало еще, испытав столько страха, напороться на какой-нибудь дурацкий архив из библиотеки или очередную кладовку Филча.

Сириус подергал за ледяную железную ручку и тут раздался громкий, просто оглушительный звон.

Звук вошел в каждый нерв. Сириус прыжком обернулся и резанул палочкой воздух, выщербив из лестницы кусок, и только потом, переведя дух, понял, откуда доносится звук и достал из кармана зеркальце.

— БЛЭК!

— Тише! — шикнул Сириус. Несмотря на ужас пережитого, он был зверски рад увидеть физиономию этого патлатого придурка здесь, в темноте. — Ты меня до черта напугал!

— Куда ты унес свою задницу с Карты, кретин?! Ты где?!

— Ты меня не видишь? Серьезно?

— Блэк, где ты?!

— Смотри сам! — он развернул зеркальце так, чтобы в него попала ускользающая в туман спираль ступеней, и запустил в воздух еще один сияющий шар.

— Срань драконья... — пробормотало зеркальце.

— Впечатляет, а? — Сириус развернул его к себе.

— Мог бы меня позвать! И вообще, убери свою рожу из зеркала, я ее видел миллион раз. Покажи, что еще там есть? — жадно попросил Джеймс.

— Тут дверь, и на ней инициалы Слизерина, старик, — Сириус снова развернул зеркало и показательно подергал за кольцо. — Заперто.

— Я уже выхожу, придурок! И не вздумай там сдохнуть без меня! Лунатик! — Джеймс схватил и швырнул подушку куда-то в сторону. Раздался приглушенный стон. — Хвост! Подъем! — и отражение пропало.

Мало кому было известно, что незадолго до смерти Салазар Слизерин построил под гостиной своего факультета тайный клуб, где наследники богатых чистокровных семей могли беспрепятственно собираться и предаваться увеселениям, сообразным с их положением и происхождением.

Допускались туда только волшебники мужского пола, достигшие возраста пятнадцати лет, так как именно этот возраст во времена основателей считался полным совершеннолетием.

Слизерин ценил в своих воспитанниках острый ум и увлечение наукой. В распоряжении резидентов клуба была библиотека Основателя, по слухам якобы сгоревшая во время пожара после его смерти, а также его личные изобретения в сфере зелий и чар, магические артефакты, собранные им со всех концов света, в основном такие Темные и опасные, что всего лишь за хранение одного из них можно было угодить в Азкабан на долгие годы.

Однако не только наукой были живы члены Клуба. В его стенах заключались дружеские контакты, которые оказывали прямое воздействие на политическую и экономическую жизнь волшебного сообщества. Высшие чины Министерства знакомились под этим каменным сводом, играли вместе в карты, занимались музыкой, пили недозволенные в школе напитки, а спустя несколько лет управляли волшебным миром из соседних кабинетов.

В начале месяца на портрете Слизерина в гостиной проступала надпись — такая крошечная, что рассмотреть ее можно было только с помощью лупы. К тому же слова были написаны слева-направо, и для их прочтения требовалось зеркало. Трудно не привлечь к себе внимание, топчась у картины с зеркальцем и лупой, так что вникнуть в загадку можно было только ночью, держа в зубах зажженную волшебную палочку. Успешные разгадывали код и, назвав портрету пароль, могли беспрепятственно проникнуть внутрь.

«Свет науки да узреют Внимательные в Искусстве».

Это изречение Слизерина было вырезано на белом мраморе камина в помещении клуба.

Однако, успешной разгадки пароля было мало, чтобы заслужить перстень-печатку Клуба, открывающий двери во многие чистокровные семьи. Надо было доказать Слизерину свою верность. А для этого новичков подвергали череде испытаний...

Северусу однако же удалось эти испытания миновать. Люциус Малфой готовил для него место зельедела в ближайшем окружении Лорда и был заинтересован в том, чтобы его протеже показал себя наилучшим образом. И не отвлекался на “мелочи”. Работа у Темного Лорда включала в себя приготовление таких зелий, одно упоминание которых было под запретом в школьных стенах. Их не вычитаешь из учебников. К счастью, многие из этих рецептов были подробнейшим образом описаны в рукописях Слизерина, а рукописи эти хранились в Клубе. Потому-то Северус и оказался сегодняшней ночью в этом пышном помещении, похожем на большую уютную шкатулку из орехового дерева, камня и нескольких миль изумрудного шелка.

Сейчас в подземелье царила приятная праздничная атмосфера — все предвкушали появление новичков или, как выразился Мальсибер, «свежего мяса». С их приходом должна была начаться традиционная игра в вист.

Как только Северус подошел к книжному стеллажу, рядом сразу же возник маленький слуга с подсвечником в руке и подносом, на который Северус мог сложить все выбранные книги.

Он погладил рукой ряд теплых кожаных корешков на полке.

Сегодня было как никогда трудно сосредоточиться на науке.

К Лили нельзя было прикасаться другим мужчинам! Им не стоило даже смотреть на нее, потому что за один грязный взгляд в ее сторону Северус готов был вырвать незнакомцу оба глаза.

А Поттер смотрел на нее. Смотрел, трогал, обнимал, прижимался к ней своим отвратительным телом, целовал ее, черт возьми, это доводило до тошноты! А Северус умирал, глядя, как его мечту оскверняют все больше, день за днем, портят, метят, и ничего, ничего не мог с этим поделать!

Когда она отвечала на уроках, Северус с болью слышал в ее голосе его интонации и обороты.

Когда она говорила, в ее лице, словно в зеркале, отражалась его мимика.

Она стала его.

Или еще нет?

Лили изменилась.

Изменился ее взгляд, ее походка, движения.

Она стала надевать обтягивающие свитера с небольшими, но волнующими вырезами.

Ради Поттера. Чтобы он радовался, видя, какая у неё красивая грудь.

Стала носить туфли на каблуках, хотя всегда говорила, что это глупо, и в них неудобно бегать по бесконечным лестницам Хогвартса.

Ради него.

Она стала подкрашивать глаза, так что они мерцали в темной дымке, как малахиты.

Лили светилась счастьем. На первый взгляд, все в ней было как обычно, но она вдруг так невероятно похорошела, стала такой душераздирающе красивой, что Северус не спал по ночам, представляя, как было бы здорово применить к Поттеру Круциатус и смотреть, как он извивается на полу и визжит, как свинья.

За то, что это из-за него она такая счастливая.

Из-за него, Джеймса Поттера.

Не из-за Северуса Снейпа.

Или Империус. Империус даже лучше. Потому что его можно применить к Лили... и стребовать с нее все, что она отдавала Поттеру. Все...

Ревность источила его, как червяк яблоко, надкушенное и забытое в траве.

Он чувствовал себя преданным. Время от времени Северус искренне верил, что в Лили просто говорит глупое женское стремление отомстить и унизить его за то, что он посмел обидеть ее при всех. Она слишком горда и слишком любит себя, чтобы просто забыть ему тот проступок. Она могла выбрать кого угодно, многие парни смотрели ей вслед, когда она шла по коридору. Но она выбрала Поттера.

Почему?

Да потому что знала, что именно его Северус ненавидел больше всех.

Другого объяснения он просто не видел.

— Ты не прав.

Он обернулся, сжимая в руках тяжелый фолиант румынской истории зельеварения.

В одном из кресел сидел Нотт, положив ногу на ногу, и подергивал за струны скрипку, обнимая лакированный изгиб дерева так, словно это была талия девушки. Эльф, стоящий у его кресла с подносом и подсвечником в руках, был похож на статую, и только веки его изредка поднимались и опускались. На подносе лежала свежевыглаженная газета, и поблескивал в свете свечей стакан с бренди.