Фатум (СИ)

- Привет! – несмотря на то, что она чувствовала себя совершенно разбитой, преисполненная благодарностью девушка улыбнулась и осторожно протянула руку к ближнему черно-белому обогревателю. Тот, приподняв уши, понюхал протянутую конечность и, видимо, оставшись довольным учуянным, позволил себя погладить. Восторженная Николь тут же подалась к животному всем телом, запуская руки в длинную, сваленную шерсть. Ей было наплевать на грязь: ее руки тут же стали пыльными от контакта с мехом, но оно того стоило. Жизнь уже не казалась таким дерьмом, а проблемы перестали выглядеть как приговор. – Это вас подкармливает дядя Фил? А? – Николь совсем по-детски обхватила вытянутую мордочку пса и повернула ее к себе. Да, перед девушкой определенно были, в каком-то смысле, ее коллеги – еще одни подопечные Монро.– Да мои вы лапки, мои хорошие! – сюсюкала девушка, радуясь, как ребенок. Вскоре она уже играла с обеими собаками – Лизуном и Грелкой – самозабвенно смеясь, напрочь забыв о всех проблемах. Все-таки собаки были лучше людей: если бы не они, она бы замерзла этой ночью на радость Зомби. Они спасли ей жизнь! – Откуда вы здесь, ребята? Вы…- псы вертелись и виляли хвостами, видимо, соглашаясь со всем, что она говорила, а ее, между тем, пронзила догадка: так ведь это собаки с ее псарни. Точнее, с псарни дяди. – Так вы ж как бы мои, да?

И снова псы завиляли своими меховыми метелками, прыгая вокруг нее. Николь приняла это за положительный ответ, хотя и не исключала такую возможность, что животные просто усыпляли ее бдительность, чтобы потом, когда она уснет, быстренько ее слопать. Их можно понять – когда им еще еды принесут? Дядя Фил еще спал, наверное…

- Черт! – на безоблачном небе радости вновь замаячили тучи проблем: девушка вспомнила, что она, вроде как, была в бегах. Сеанс собачьих ласк завершился. Неуклюже поднявшись на ноги, беглянка осмотрелась: на востоке, озаренный рассветными лучами, виднелся дом ее дяди. Николь не сдержала удивленного вздоха: этой ночью она прошла немалое расстояние, ибо усадьба Ричарда Прайса, огромная каменная крепость, выглядела, как опаленный спичечный коробок. Лизун и Грелка принялись прыгать вокруг девушки, оставляя грязные ляпки на ее штанах (точнее на том, что от них осталось), возвращая Никки к реальности. – Нет, ребят, у меня нет ничего поесть, – огорченно пробубнила она, отвернувшись от усадьбы. Нужно уходить. Пока она спала, Зомби мог обнаружить ее пропажу. Возможно, он уже начал погоню. Нда. Все-таки она была непроходимой тупицей: ну вот выбралась она, а дальше-то что? Взять дубинку, грохнуть мамонта, сделать из его шкуры набедренную повязку и залезть на дерево? Ибо только это Николь и оставалось, потому что у нее не было с собой ничего, кроме раненного самолюбия и головной боли: ни денег, ни еды, ни нормальной одежды, не говоря о документах, которые, небось, так и остались лежать в ее сумке за портретом деда. А в худшем случае их нашел Зомби, и, следовательно, теперь имя Вороной Вероники Андреевны было рассекречено. Вот и получалось: идти в дом – нельзя, там Зомби; остаться с личными обогревателями – тоже, ибо дядя Фил рано или поздно придет их кормить; идти прочь – а куда? На трассу ей путь заказан: поймать-то попутку ей, может, и удастся, но вот добраться до пункта назначения – навряд ли: она же теперь, вроде как, маньяк-убийца. Идти в лес – чистое самоубийство. Пусть медведей она не встретит, но вот на волков или бешеную лису вполне может наткнуться. Классный заголовок в газете получится: «Психопатка, спалившая собственный дом, умерла от бешенства».

Плетясь вдоль обрыва в сопровождении своих пушистиков, Николь погрузилась в раздумья. Вот только ничего путного серое содержимое ее черепушки выдать не могло: единственное, что Николь знала наверняка, это то, что с каждым днем список того, что могло ее убить, становился все длиннее. Гипотермия. Голод. Бешенство. А может, она, вообще, умрет от заражения крови: у нее же все стопы исполосованы. Вспомнив про свои «трофеи», полученные во время ускоренного курса скалолазания, Николь опустила глаза на свои ноги и удивленно вскинула брови: вообще-то, ее раны стали выглядеть лучше. Возможно, Лизун вовсе не пытался отхряпать ей ногу – он зализывал раны! Бывает же! Еще пара таких сеансов, и ножки будут как у младенца! Николь покачала головой, издав нервный смешок: она уже начала думать рекламными слоганами. И это при том, что в одиночестве она провела менее суток. Черт!

Потерявшись в собственных размышлениях, девушка не заметила, как остановилась. Она вновь смотрела на дом своего дяди, усиленно вытягивая шею, один-в-один как сурикат в саванне, в то время как собаки перестали путаться у нее под ногами и потрусили куда-то в сторону деревьев. Они периодически останавливались и оглядывались на девушку, очевидно предлагая следовать за ними. И Николь пошла, решив довериться судьбе: в конце концов, если дела пошли совсем плохо, то можно по-быстренькому записаться в фаталисты – чему быть, того не миновать. Если ей суждено быть съеденной собаками в темном лесу, да будет так. Весь груз ответственности за свои решения всегда можно переложить со своих плеч на Провидение: Николь не виновата в том, что она дура – так в ее судьбе написано. Она не виновата в том, что с ней произошло; просто так сложились звезды. Да, определенно, с такой позицией жизнь казалась гораздо легче.

Вскоре оказалось, что, вопреки худшим ожиданиям беглянки, собаки вовсе не заманивали ее на обед в качестве основного блюда: они уверенно пробирались сквозь заросли по только им знакомой тропе, продолжая следить за тем, чтобы Николь не отстала. Интересное дело, они совсем не лаяли, будто знали, что девушка избегала лишнего внимания. Наконец деревья стали редеть, и процессия вышла на небольшую опушку. Николь приходилось идти медленнее, потому что пожухшая трава ранила босые ноги. Под сенью деревьев идти было проще: трава, скрытая от жаркого солнца, была зеленее, мягче и сочнее. Опушка же, незащищенная от палящих июльских лучей, была покрыта пожухлой травой, среди которой кое-где пробивались мелкие цветочки: розовые, белые, желтенькие. Выглядело красиво, конечно, но ступни Николь были крайне далеки от получения эстетического кайфа; они бы не отказались от пары обуви с хорошей, плотной подошвой.

Опушка была практически полностью окружена деревьями: стена из стволов была такой плотной, что Николь с трудом верилось в то, что она находилась рядом с жилой территорией. Однако мохнатые проводники держались уверенно и продолжали идти вперед: туда, где поляна плавно переходила в огромный овраг. Сначала девушке показалось, что внизу был свален какой-то хлам, но, подойдя ближе, она поняла, что это был старый, полуразвалившийся сарай. Лизун, который первый добрался до конечной точки, остановился у перекошенной двери и, топая лапками на месте, довольно вилял хвостом. У девушки вновь проснулась совесть: пушистики наверняка проголодались и ждали награды за свои старания, но Николь могла предложить им разве что себя.

Старое сооружение не внушало девушке доверия: деревянные стены светили дырами, а крыша частично провалилась: доски явно были гнилыми, и, судя по виду, могли сломаться в любой момент. Но решительность, с которой оба пса вошли внутрь, передалась и девушке: животные же более чувствительны к опасностям, правда? Если они вошли, то там безопасно. Да и вообще, кого она обманывала, с кем торговалась? Альтернативы у нее все равно не было. Осторожно приоткрыв дверь, Николь шагнула внутрь, чувствуя, как пол застонал под ее весом. Внутри все было примерно так, как девушка себе и представляла: паутина свисала со всех поверхностей, из-под гнилых досок пола пробивались сорняки, и Николь могла поклясться, что некий комок соломы под крышей был птичьим гнездом. От прежних хозяев остался лишь полуразвалившийся стол и сено. Много сена. Неудивительно, что Лизун с Грелкой облюбовали это место: после ночи, проведенной на сырой, холодной земле, Николь и сама бы с удовольствием прикорнула на соломенной постельке.

Итак, теперь девушка была свободна, вот только проблем от этого возникло еще больше. Она не знала, куда податься и что делать. Кому верить? Она чувствовала себя так, как будто ее выбросили из самолета, но оба ее парашюта не раскрылись. И теперь она с бешеной скоростью летела вниз, прекрасно осознавая, что, что бы она ни предприняла, результат будет один и тот же: она разобьется. Идти к Дэвиду? Страшно. Николь мыслями вернулась к их второму знакомству там, в клинике: она вспомнила тот внутренний трепет, недоверие и настороженность, которое царили в ней, когда Дэвид подошел к ней. Если подумать, он врал ей буквально с первой минуты их встречи: какова вероятность того, что он не продолжит в том же духе? То, что она о нем узнала от Зомби и Монро, проливало свет на многое, однако, она все еще ломала голову над тем, зачем Дэвид спас ее. Если раньше он добывал информацию, то потом, после пожара, она стала бесполезна, так? Спас ли он ее просто так, по доброте душевной? Хватит ли этого его поступка для того, что выбрать его в союзники? У Николь не было ответа. Сама мысль о том, что Дэвид мог влезть ей в голову, сводила ее с ума. Даже сейчас, сидя в кипе сена в Богом забытом месте, она не могла с полной уверенностью сказать, были ли ее мысли…ее мыслями.