Merry dancers: продолжим? (СИ)

— Эта швабра хотела разлучить вас!

— Уши, помолчи, пойдём отсюда… — попросила Аврора, развернув подругу к выходу, где всё ещё стояла ошеломлённая Друэлла с перманентным выражением удивления на лице.

— Я её ещё достану! — бубнила Уши, подталкиваемая к выходу.

На секунду остановившись, Аврора посмотрела на мужа; в его глазах стояла тоска и осознание своей вины. Всхлипы Полетт гулко отдавались в сердце, он видел странную и неуместную улыбку на лице жены, пытающейся его поддержать, а потом ощутил прикосновение её ладони к своему плечу, и так и остался наедине со своей совестью, когда Аврора вышла из спальни вслед за остальными. Конечно же, она не могла быть другой, потому что это была Аврора — всепрощающая, отзывчивая и добрая женщина, его супруга, которую он предал, впустив в свою постель другую.

Тишина, повисшая в спальне, оглушала, вонзалась в уши с особенно резкой болью. Затравленный и повинный взгляд Полетт, ожидающей его слов, точно казни египетской, только сильнее раздражал рассудок, но у Абрахаса почему-то не находилось слов и ругательств, сложно было ожидать чего-то подобного от человека, которому доверяешь.

— Ну, можешь начинать свои оправдания…

*

Нужно было время, чтобы прийти в себя после такого происшествия, чтобы найти в себе силы извиниться перед Авророй за свою ошибку, выплывшую наружу. Он никогда до конца не был уверен, знает ли она о его связи с Полетт — глупой девчонкой, самоуверенно решившей, что лишив их наследника, она сможет приблизить Абрахаса к себе. Искренне веря в его любовь, Полетт сочла Аврору всего лишь преградой, которую осмелилась устранить по-своему. Затаившаяся зависть сводила её с ума, и, даже заполучив Абрахаса в свою постель, она понимала, что ради неё он не бросит супругу. Сколько бы измен в браке ни было — он не расторгался. Свадебные клятвы такого уровня сродни Непреложным обетам и аннулированию не подлежат. Ненависть к Авроре, которая, плюс ко всему, еще и не ценила своего мужа, постоянно пытаясь отдалиться от него, возросла ещё больше, когда Полетт поняла, что все их с Абрахасом разговоры сводятся к невольным жалобам на неё. Ловец снов служил преградой к зачатию ребенка не слишком долго, но достаточно для того, чтобы осознать, что эти два года были лучшими для Полетт — таковыми были её признания, когда без сожалений и жалости Абрахас выгнал её из Малфой-мэнора, настойчиво попросив, чтобы на работе она больше не появлялась и покинула страну в ближайшие дни, или он ей в этом «поможет». Сложно было представить, что в этой девочке сидит такое жестокое существо, да и не было в её поступке жестокости — лишь юношеский эгоизм. Вбитая в голову любовь с малолетства выросла в собственническое чувство, Полетт как будто немножко помешалась на Абрахасе. Внимательно наблюдая за его жизнью из Франции — по газетным вырезкам и становившимся все более редкими письмам, — она не признала своё поражение, даже когда он женился на некой Авроре Уинтер — нищенке, не достойной его внимания. Узнав её ближе, Полетт забеспокоилась о собственной совести, когда увидела перед собой не зазнавшуюся девочку, вытащенную мужем в светское общество, а милую, весёлую и добрую леди Малфой — эталон женственности и, в то же время, какой-то трогательной неряшливости. Абрахас ценил в ней маленькие странности, рассказывал о научных талантах и способности располагать к себе политиков, компаньонов и просто коллег, ничуть не хуже леди Арабеллы Малфой. Только леди Арабелла использовала дар обольщения и свою красоту, а Аврора — безумно обаятельную улыбку, доброту и искренность.

Два года попыток зачать ребенка должны были отдалить их, но чем сильнее Абрахас сетовал на свою судьбу и неудачи, тем сильнее он цеплялся за Аврору, находя Полетт лишь средством утоления душевной боли. Теперь, когда всё выплыло наружу, в его глазах не было ни капли понимания и сочувствия, даже когда она, собрав вещи из рабочего стола, исчезла в камине, пообещав покинуть страну тем же вечером. Она не получила ничего взамен на свою любовь…

…Аврора являла собой образец понимания и терпения — она вела себя как обычно, не выдавая своего беспокойства, пока неверный супруг собирался с мыслями. Каждый вечер его ждал горячий ужин в её обществе и её привычное поведение — чуть отстранённое, скорее, сдержанное; её улыбка — обыденная, понятная и это ожидание во взгляде…

Сегодня вечером он обещал себе решиться на извинения, иначе она может подумать, что ни капли чувства вины за свой проступок он не ощущает. Друэлла пообещала не рассказывать никому о любовнице Абрахаса, Уши, судя по всему, уже давно знала, а значит, знала и Аврора…

Эльф, встретивший у порога дома, сообщил, что леди Малфой решила устроить ужин на берегу реки, и Абрахас, отдав ему жилетку и галстук, оставшись в одной рубашке и брюках, отправился по тенистой кленовой аллее навстречу пробирающемуся сквозь зеленеющие кроны солнцу, рыжеющему на склоне дня. Душный день к вечеру охладил приятный легкий ветерок, и одежда уже не так сильно липла к телу. Предвкушая душевные муки, поскольку Аврора снова будет делать вид, что ничего не произошло, Абрахас совершил поворот, за которым уже виднелась протекающая через территорию поместья речушка густо поросшая камышом по берегам, что не позволял подобраться близко к воде, кишащей гриндилоу и посему непригодной для купания.

Солнце слепило глаза, отражалось от речной ряби золотым мерцанием; на излюбленной для пикников поляне была небрежно расстелена пурпурная подстилка, свидетельствовавшая о том, что ужин готовила лично Аврора, её самой возле импровизированного стола, сервированного на двоих, не обнаружилось, что давало еще немного времени на размышления о разговоре, который оттягивать более было бы неправильно.

— Аврора? — позвал Абрахас, щурясь от яркого солнца, приставив ладонь ребром к бровям.

— Я тут! — донёсся бодрый ответ.

Оглядывая солнечный дикий берег, поросший нетронутой растительностью с дикими кустами ирги, ежевики и красной смородины на возвышении, Абрахас не сразу заметил поднятую вверх руку, едва видневшуюся среди смородины с гроздями крошечных зеленых ягод.

— Что ты там делаешь? Ягоды едва занимаются, июнь на дворе.

— Да ты что?! — поддела она. — Я ищу расслабляхухолей, — пояснила Аврора, не высовываясь, и смачно чихнула, заставив затрястись кусты.

Пытаясь осознать, всё ли в порядке с его слухом, Абрахас подобрался ближе к смородине и сквозь плотные ветви с листьями едва-едва разглядел нечто шевелящееся ярко-желтое, по форме напоминающее шар.

— Что это такое, хоть? — проявил он вежливый интерес, непонимающе наклонив голову набок и наблюдая за движением желтого пятна еще внимательнее.

— О, из отвара крыльев расслабляхухолей можно сделать отличное слабительное, — на полном серьёзе заявил голос из шевелящихся кустов.

Абрахас пожалел свои дорогие брюки и не полез в смородинник, но всё ещё надеялся увидеть то, о чём говорила Аврора, по-прежнему невидимая среди густой листвы. Собравшись с мыслями и решив не уходить от основной темы, крутящейся в голове, он выпрямился и, чуть выдавая свое напряжение, попросил:

— Выйди, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить. Это важно, — в голосе не было тревожных ноток, но нечто неуловимо волнительное всё же ощущалось. — Да и, к тому же, время ужина.

— Ага, сейчас, только помоги мне, дай мне руку, чтобы я встала.

Подобные просьбы обычно не вызывали подозрений, однако на этот раз, чтобы помочь супруге встать, Абрахасу пришлось тянуться через плотную шапку смородины; только спустя секунду к нему пришло осознание странности вполне обычной просьбы, но Аврора тотчас дёрнула его на себя, заставив упасть прямо меж соединенными ветвями кустами на землю.

— Гляди, подкустовый расслабляхухоль! — восторженно закричала Аврора ему на ухо, демонстрируя обычную на вид засохшую палку, поднятую с земли.

— Но это просто старая ветка, — внимательно глядя на предмет, оказавшийся прямо перед его носом, ответил Абрахас, пытаясь найти в нем хоть что-то необычное. — Аврора, из-за тебя я испачкался!