Бессилие (СИ)

Девушка швырнула его в скопище нагроможденных друг на друга парт и стульев.

— Акцио, мел! — покорно произнес Гарри, взмахивая волшебной палочкой.

Мел выплыл откуда-то снизу, и ударился в протянутую навстречу ладонь молодого человека.

— Ну, вот, — смущенно произнес Гарри, кладя мел в желобок под грязной, с белыми разводами, школьной доской, — осталось чуть-чуть попрактиковаться с метлой на улице и все…

— Ты прав, — Гермиона взглянула на свои наручные часики, — ребята, мне пора. Гарри, обещай, пожалуйста, закрепить щитовые чары, ладно?

— Обязательно попрактикуюсь. — Кивнул Гарри. — Пока.

Гермиона ушла. Гарри с Таней остались одни в полутемном кабинете, с замусоленными, пыльными окнами.

Юноша подошел ближе. Гораздо ближе, чем допустимо. Таня уперлась спиной в кирпичную кладку стены, которая холодила ее спину, чуть отрезвляя и возвращая в настоящее… Где она влюбилась в собственного брата, а брат желает видеть рядом с собой только ее одну…

И совсем не обращает внимания на Гермиону, которая смотрит на него каждый раз такими влюбленными глазами…

Да, Татьяна никогда не считала себя глупой. И то, что подруга влюбилась в друга — храброго, сильного гриффиндорца, который когда-то ее спас от смерти, считала вполне естественным…

« — Таня, — выдыхает Гермиона, — я так больше не могу…

Обе девушки сейчас стояли на полянке перед Запретным лесом. На лице Гермионы Грэйнджер было написано отчаяние, боль.

— Ты чего?! — поранилась вмиг изменившемуся тону подруги Гроттер.

— Гарри. Твой названный брат, — девушка закусила губу. Потом отвернулась от Тани.

— Что — Гарри? Он в чем-то перед тобой провинился? Он обидел тебя?

Таня, наоборот, вышла из-за спины подруги и с участием уставилась ей прямо в глаза.

— Нет, — казалось, сейчас впервые в жизни отличница не могла подобрать нужных слов и выражений, — он меня не обижал…

— Так в чем же дело? — девушка из Тибидохса совсем перестала понимать гриффиндорку.

— В… тебе и Гарри. — Тут Гермиона, к полному удивлению Тани, схватила ее за шиворот мантии (девушка начала одеваться как брат — в черную, рабочую у здешних магов одежку) обеими руками и притянула к себе. — Я вижу, — зашептала она ей в ухо, — как вы обменивайтесь с ним говорящими взглядами… как ты краснеешь… а Гарри иногда лжет о свободном времяпрепровождении, говоря мне, что просто гулял на свежем воздухе… Ты его любишь, — это звучало как обличение и как обвинение, — он тебя тоже… мне ли не знать моего друга, первого за все мои годы существования. — Тут она улыбается: — Но вы — родная кровь… вы хоть понимаете, во что вляпались?!

— Понимаю, — одними губами произнесла Таня, крутанув головой в сторону и вынуждая Гермиону отпустить ее.

— Но у нас обеих (друг меня сейчас не волнует), есть проблема…

Гермиона отошла от застывшей в изумлении Татьяны Гроттер. И только после бросила, сжав зубы:

— Я тоже его люблю.

Глаза девушки стали круглыми. Но в душе, глубоко-глубоко, она понимала — она это и ранее подозревала… А сейчас это просто вылилось в слова.

— И что нам делать? — спросила вслух Таня, разрывая столь тягостное молчание. — Мы не можем…

— Подожди, — резко сказала Гермиона, останавливая Татьяну жестом. — Я хочу высказаться и расставить все точки над „i“. Я знаю, что он никогда не будет моим, — она впервые грустно улыбается, и выражение ее лица делается фраза от фразы, жестким, едва ли не жестоким, — знала это еще раньше. Он тебя любит, Тань. И только тебя… Именно поэтому я помогаю и тебе, и ему — он очень дорог мне. Мне, конечно, больно осознавать — он с каждым шагом отдаляется от меня, и я ничего не могу с этим сделать… Раньше была слабая надежда, ныне пустая и совсем бессмысленная…

— Герм, — выдыхает Гроттер, жалея девушку.

—…но я обещаю вам не мешать. Не ставить палки в колеса. Клянусь своей честью…

Гроттер протянула ей руку; Гермиона ответила на ее жест, скрепив их рукопожатие. Мир, хилый и шаткий, между ними был теперь обеспечен…»

Он очень близко. Его горячее дыхание опаляет ее щеку. Его вытянутые руки упираются в стену, не давая ей путь к отступлению. Их губы соприкасаются и они оба сливаются в жарком, страстном поцелуе. Его язык хозяйничает у нее во рту; она откликается на все его движения…

Он прерывается на миг лишь для того, чтобы они оба глотнули воздуха. И снова нырок — в это жаркое, опаляющее дыхание страсти…

Ее руки ныряют ему под мантию; она чувствует его напрягшиеся под тканью мышцы спины и пресса. Она гладит, очерчивает кончиками пальцев, касанием и прикосновениями… Гарри сдавленно хрипит (или стонет) — ему очень приятно. Она сквозь черное полотнище его мантии чувствует, как горит жаром его кожа.

На его лице написана решимость; зрачки от удовольствия расширенные, дыхание частое, прерывистое, пульс учащается… Он почти вжался в нее, она…

Она чувствует у себя внутри такой же жар. Она желает, чтобы он гладил, ласкал ее… Она желает его объятий и поцелуев. Горячая волна поднимается будто бы из недр ее организма, застилая разум и все чувства. Ноги начинают предательски слабеть и подкашиваться…

Они отрываются друг от друга с нечеловеческим усилием.

— Мы, — тяжело дышит Таня, пытаясь удержаться на дрожащих ногах и отстраняется от него, — можем сейчас совершить непоправимое…

Гарри тяжко дышит вместе с ней:

— Да. Ты права…

Страсть и любовь все еще не ушла из его глаз, как и его желание. Но Татьяна права — нужно было остановиться…

-… мы можем подарить друг другу кое-что другое. Если сдержимся.

Сестра с интересом глядит на брата — он начинает расстегивать мантию, и снимать футболку. Он полуобнажил, оголил свой торс и улыбнулся. Таня чуть смутилась, рассматривая его, такого красивого и сильного.

— Твоя очередь, сестренка… — протянул лениво он.

Она откинула свои пышные, рыжие волосы назад; Таня, глядя Гарри прямо в зеленые глаза, в свою очередь тоже расстегивала пуговки на своей мантии; ей сейчас казалось, это бесконечный процесс. Мантия упала к его ногам как тряпка, сброшенная с плеч.

Блузку тоже, спустя некоторое время, постигла та же участь. Она осталась перед ним лишь в лифчике и в старых, стертых джинсах.

Гарри шагнул к ней; казалось, сейчас мир сузился до них обоих.

— Ты, — он медленно провел ей по обнаженному плечу; ее пробила дрожь, — так прекрасна…

— Спасибо, — тихо произнесла она, с усилием пытаясь не зажмуриться и побороть в себе желание прикрыться. Но все же отвела взгляд и уткнулась пустым взглядом в пол. Ее грудь в лифчике чуть вздымалась от ее быстрого дыхания.

— Ты, — он нежно провел ей рукой по шее и поднял ее голову за подбородок, заставляя взглянуть ему в глаза. — Самая красивая девушка на свете…

Он прикоснулся губами к ее щеке. Таня дернулась от неожиданности, но взгляда от него храбро не отводила. Его рука медленно прикоснулась к лямке лифчика на левом плече. И оттянул ее, спуская вниз…

— Не надо, — услышал он тихий и слабый, протестующий голос девушки. Но Гарри не остановился, и произвел такую же операцию со второй лямкой. Сам же он взял ее теплую ладошку и положил к себе на левую грудь. Она была изрядно удивлена его жестом; Гарри же, словно говоря ей глазами «давай», ждал ее дальнейших действий.

Она, чуть осмелев, провела кончиками пальцев по его телу. Прикоснулась к темному соску. Гарри накрыл ее пальцы сверху своей рукой.

Они изучали тела друг друга.

— Теперь я не буду стесняться, — сказала Таня, и, заведя руки за спину, расстегнула застежку…

Полуобнаженные оба, они стояли в темном кабинете, прижимаясь к друг другу. Таня глядела в зеленые глаза Гарри, а сам Гарри перебирал ее своими пальцами рыжие локоны струящихся волос, иногда вдыхая слабый, цветочный аромат духов, исходящий от них. Она грелась в его сильных, мужских руках; он прижимал ее к себе, ощущая в душе небывалую гармонию и спокойствие.

Но теперь Таня знала одно — она никогда перед ним не будет стесняться…