Я спасу тебя от правды (СИ)

====== Часть 1 ======

Рик Санчез всегда был человеком науки — со всеми вытекающими, и наука была его единственной любовью на всю жизнь.

Привязанности, традиции, семейные ценности — то, что другие возводили в культ, для него было лишь раздражающим мусором, не несущим никакой фактической пользы, одни только расстройства.

Поэтому, когда его дочь сообщила по телефону о том, что беременна во второй раз, Рик сухо поинтересовался, не нужно ли дать им с Джерри денег на презервативы и, бросив трубку, продолжил ковыряться в очередном изобретении.

— Идиоты, — бормотал он между делом, завинчивая гайки, — мало им одного спиногрыза… Дебилы…

Со временем злость на зятя, забрюхатившего Бет на выпускном, не утихала, и Рик с радостью оторвал бы ему кое-что, но, с другой стороны — какое ему до всего этого дело?

Он был занят наукой.

Но, когда на его дом напали космические бюрократы, из-за чего не осталось ни бюрократов, ни дома, Санчезу пришлось немного пересмотреть приоритеты.

В конце концов, живя с дочерью под одной крышей, он бы полностью освободился от бытовых забот — на том и было решено.

Бет радовалась так, будто выиграла миллион в лотерею, на недовольство же Джерри Рику было откровенно плевать.

Жизнь старика почти не изменилась.

Он безвылазно торчал в гараже и путешествовал по другим мирам, и был вполне доволен положением дел, даже не подозревая, что скоро спокойствию настанет конец.

В тот день, когда Бет вернулась из роддома, неся в руках конверт с младенцем, Рик понял, что лучше бы поселился на свалке, чем в этом несчастном доме.

Потому что после одного только мимолетного взгляда на маленькое красное личико, выглядывающее из свертка, все изменилось в один момент — раз и навсегда.

При виде ребенка в нем вдруг что-то щелкнуло — с оглушительным эхом, раздавшемся в сводах черепа, и все вдруг стало ясно — пугающе ясно, будто тайное знание хранилось в недрах мозга всю жизнь.

Его одолел жар. Потом холод. А затем — и то, и другое.

Колени подкосились, и каких же усилий стоило не закричать о том, что вот только что, на ебаной старости лет, намертво пропитавшись цинизмом и черствостью, он встретил…

— Пиздец он уродливый, — сохранив ровный тон каким-то чудом, выдал Санчез, достав любимую фляжку. — Весь в тебя, кажется, пошел, Джерри…

Едва эти слова прозвучали, как самый младший член семейства вдруг начал орать, как резаный — и, пока незадачливые родители прыгали вокруг него, пытаясь успокоить, Рик спрятался в своей лаборатории, где, открыв трясущимися руками бутылку, приложился к ней залпом прямо из горлышка.

Где-то в глубине души он уже предвидел, что малолетний уёбок испортит ему всю жизнь.

Большинство людей бесконечно тупы, и именно поэтому они веками превозносили любовь — обычную игру гормонов, вынуждающую их трахаться.

А уж поверья о соулмейтах, об идеальной второй половине, предназначенной судьбой…

Рик всегда поднимал эти бредни на смех.

Но после прибавления в семействе с ним произошло что-то не то.

Уже труднее было сосредоточиться на изобретениях, не так радовали вечеринки в иных мирах.

Иногда, пока не видели Джерри и Бет, Рик подходил к детской люльке и подолгу всматривался в лицо Морти.

Ну, младенец, как младенец — слюнявый и обосранный мелкий гад, что в нем такого особенного?

Говоря себе это, ученый, тем не менее, все равно не мог перестать вести себя так странно и глупо.

Даже извечное спасение от всех горестей — бухло — не помогало.

Рядом с этим червяком в ползунках Рик будто потихоньку ехал крышей.

Он знал, он всегда знал, что Бог — тот еще ебливый сучара, но послать ему на голову соулмейта? Ребенка? Родного внука?!

Да, эта падла действительно решила наказать его по полной программе!

Он демонстративно отказывался даже приближаться к маленькому Морти, хотя и видел, какая боль отражалась от этого в глазах Бет.

Под ногами постоянно крутилась зассыха Саммер, цепляясь за полу его халата — девочка просто хотела внимания от деда, хотела, чтобы с ней хоть кто-нибудь поиграл, но Рик уходил от нее точно так же, как уходил от всех проблем.

В изобретения, в запои, в безудержные вечеринки — не помогало больше ничего.

И крики, доносившиеся каждый день даже до его гаража, только ухудшали ситуацию.

Однажды терпение Рика лопнуло — ему надо было сосредоточиться на мельчайших микросхемах, а эти надсадные визги из детской уже порядком достали ученого, и, громко высказывая все, что только приходило в голову, по поводу двух имбецилов, которые смогли заделать ребенка, но ленятся даже к нему подойти, он побежал к ребенку сам.

Хотя в его положении делать этого отнюдь не стоило.

Стоило ему только склониться над кроваткой, как мелкий утырок перестал рыдать — будто кнопку переключили.

Когда Рик взял его на руки, это ощущение было похоже на… на самый лучший наркотический приход.

Все вдруг стало правильно. Так, как и должно было быть с самого начала. По телу разливалось блаженное тепло, и не хотелось никуда идти — хотелось просто…

Бет обнаружила его сидящим на полу в обнимку с Морти, смотрящим в стену странно пустым взглядом, и, когда она спросила, что произошло, он еле нашел в себе силы ответить:

— Ничего, милая. Ничего… — и отдать ей ребенка, хотя внук, на удивление крепко вцепившись в ворот халата, гневно вопил, болтая ножками в воздухе, а уж на руках у Бет и вовсе заорал так, как будто в него вселился Сатана.

Рик страшно боялся, что кто-нибудь догадается о его тайне.

Малейшее неверное движение или поступок, как ему казалось, могли выдать все.

Но, между тем, совсем огородиться от происходящего вокруг он не мог.

Когда у Морти начали резаться зубы, Рик молча выгнал из детской замученных родителей, закрыл дверь и провел полевое испытание своего наскоро состряпанного лекарства.

Беснующийся маленький монстр затих уже через пару минут, а он, покачивая кроватку ногой, начал вести записи:

— Температура в норме… рога не растут… волдырей нет…

— Что он там делает?! — слыша одно только невнятное бормотание, Джерри хотел было войти в комнату, но Бет остановила его со словами:

— Он делает науку… — и незаметно смахнула выступившие слезы.

Когда Морти научился стоять, он поднимался, держась за любую опору, что попадалась по пути, стоило только Рику появиться в радиусе его видимости, и отчаянным ревом требовал, чтобы тот обратил на него внимание.

Когда этот засранец научился ходить, он начал преследовать Рика везде, как бы старик ни пытался спрятаться — в малыша будто был встроен навигатор, который точно указывал ему путь к цели.

Избежать общения теперь было куда сложнее.

Джерри почти открыто злился на Морти за то, что тот предпочитал ему Рика, и, глядя на зятя, Санчез иногда задавался вопросом, кто здесь на самом деле ребенок.

Но эта странная привязанность внука к нему не могла не тревожить Рика.

“Да нет”, — пытался он убедить сам себя. — ”Быть не может, чтобы такая козявка — и понимала!..”

Но Морти следовал за ним по пятам, всегда терся рядом и закатывал истерики, если кто-то пытался оторвать его от деда — и однажды Рик смирился с мыслью о том, что паршивец просто чувствует своего соулмейта.

Не осознает еще ничего — но уже чувствует.

Так не могло продолжаться вечно.

Видит бог, Рик не настолько испорчен, чтобы захотеть годовалого ребенка — но что будет потом? Что будет, когда Морти подрастет?

Он не записывался в ебучие педофилы!

А если, не дай бог, Рик однажды не выдержит, то у них обоих появится печать соулмейтов. Абсолютно одинаковый рисунок, и выступить он может где угодно — хоть на заднице, хоть на лбу… И после этого отвертеться уже никак не выйдет. Бет пустит его на шашлык!

Каково это — иметь на себе клеймо о том, что ты совратил родного внука?

Рик проверять не хотел.

Поэтому, когда все спали, он зашел попрощаться.