Две жизни

— Вы оставили у меня свои продукты. — Не спрашивая разрешения, он открыл холодильник и засунул пакет в крохотную морозильную камеру. — Вам нужно прийти в себя — я сейчас приготовлю кофе.

Рут пришлось на несколько мгновений стиснуть зубы, чтобы они перестали стучать.

— Спасибо, не надо. Мне уже лучше.

Не слушая ее, Генри снова открыл холодильник и достал оттуда кувшин с апельсиновым соком.

— Сойдет и это. — Наполнив стакан, он протянул его Рут. — Сядьте! — не терпящим возражений тоном приказал Генри.

Рут тяжело рухнула в кресло и отвела с лица волосы. Заметив, как трясется стакан в ее руке, Генри забрал его у девушки и сам поднес к губам Рут.

Глотнув живительной влаги, она почувствовала, что ей и впрямь стало легче. Вскоре она уже держала сок самостоятельно и медленно потягивала его.

Генри подождал, пока Рут придет в себя, а затем ровным голосом спросил:

— Что случилось? Они вас напугали?

— Дело не в них, — ответила девушка.

— Тогда в чем же?

Рут с трудом отвела взгляд от его мускулистых бедер. Воцарилась звенящая тишина. Что же сказать, чтобы не солгать и в то же время не обнаружить свою слабость? — лихорадочно думала она.

— У меня закружилась голова, — наконец проговорила Рут.

— Посмотрите мне в глаза, — снова приказал Генри.

Она подняла голову и тут же поняла, что совершила ошибку: их взгляды встретились, и в ее глазах Генри наверняка прочел правду.

— У вас был солнечный удар? — спросил он.

Ответь она утвердительно, это освободило бы ее от дальнейших расспросов. Но Рут не умела лгать.

— Нет. Просто я была переполнена впечатлениями… — Ей вдруг стало трудно дышать. — Может быть, выйдем на веранду? Там прохладнее.

Рут едва справлялась с волнением.

— Хорошо. Вам помочь?

— Нет. — Ответ прозвучал резковато, и Рут поспешила смягчить его: — Мне уже намного лучше.

Как только они вышли на веранду, девушка почувствовала прилив энергии и одновременно жгучую потребность чем-то заняться — лишь бы не стоять вот так, лицом к лицу с человеком, при неожиданном появлении которого недавно чуть не упала в обморок.

— Не хотите ли посмотреть, как проводит свой отпуск остальная часть человечества? — махнув рукой в сторону кемпинга, довольно агрессивно спросила она.

— Если вы в состоянии самостоятельно передвигаться, то почему бы и нет? — жестко проговорил Генри и с интересом посмотрел на Рут.

На берегу все было по-прежнему: повсюду сновали дети — в панамках и простоволосые, под тентами и на открытом солнце, у стен песчаного замка и в воде на отмели. Кто-то смеялся, кто-то обиженно рыдал, кого-то окликали высоким фальцетом.

Рут и Генри шли мимо отдыхающих. Песок хрустел под их ногами. Генри смотрел по сторонам, и брови его задумчиво хмурились. Интересно, думала Рут, искоса глядя на него, сколько ему лет — тридцать три? тридцать четыре?

— Это напоминает мне деревню, в которой я жил до десяти лет, — сказал вдруг Генри.

Девушка почувствовала себя заинтригованной. Но при виде надменного аристократического профиля, готовый было сорваться простодушный вопрос застрял у нее в горле.

Они шли мимо семейств, табором расположившихся на пляже, мимо подростков, шумно игравших в мяч, мимо влюбленных парочек, поглощенных поцелуями… И почти все время ощущали на себе заинтересованные взгляды — кто-то смотрел на Рут, кто-то на ее спутника.

Интересно, кто он все-таки такой? Рут не давал покоя этот вопрос. Фамилия была знакомая — может быть, встречалась в газетах? Впрочем, там наверняка была и фотография, а у Рут прекрасная зрительная память. Она бы запомнила такое лицо, такие глаза… Впрочем, об этом лучше не думать — опасно…

Выходя из дома, Рут догадалась захватить соломенную шляпку, а вот иссиня-черная, редкой красоты шевелюра Генри была открыта беспощадным солнечным лучам. Это беспокоило девушку, но она не решалась сказать ему об этом, боясь показаться излишне фамильярной.

— Вы, очевидно, хорошо знаете здешние места, — подметил Генри.

Рут кивнула и бросила взгляд на низкий кустарник, отделявший пляж от плантации киви.

— Многие годы я проводила тут школьные каникулы — у своей лучшей подруга. Домик, в котором я сейчас живу, принадлежит ее родителям.

В те далекие золотые деньки они с Ритой все свободное время плавали в озере или загорали на берегу. Теперь вот у Риты муж и дети, а она никак не склеит свою разбитую жизнь.

Они остановились у самой кромки воды, и Рут невольно поежилась.

— Нам лучше возвратиться — дальше начинается болотистая местность. — Рут взглянула на обувь Генри и добавила с легкой иронией: — Вы же не хотите намочить свои дорогие туфли?

— О да, я был не прав: следовало явиться босиком, — в тон ей ответил Генри.

Представив эту картину, Рут закусила губу, чтобы не рассмеяться, и резко отвернулась в сторону. И в этот момент несчастная нога в очередной раз самым подлым образом подвела ее. Сделав неловкий шаг, девушка оказалась по щиколотку в воде.

Охватившая Рут паника на мгновение сковала движения. Но страх перед водой оказался сильнее паралича. Обливаясь слезами, она выскочила из озера. Твердая почва под ногами — какое это все-таки чудо!

3

Рут наверняка рухнула бы на песок, но Генри совершенно бесцеремонно подхватил ее. Сначала она билась в истерике в крепких объятиях, но затем, ослабев, сникла и прижалась к его груди. Она не могла заставить себя посмотреть на Генри: ей было невыносимо стыдно.

— Все в порядке, Рут, успокойтесь, — донесся до ее слуха бархатный голос. — Вам ничего не грозит.

— Знаю, — хрипло произнесла она и попыталась высвободиться из объятий Генри — слишком велик был соблазн остаться там навсегда, в то время, как это был не более чем жест милосердия.

Любой на его месте постарался бы успокоить попавшую в неловкое положение, напуганную девушку, поддержать ее физически, утешить, убеждала себя Рут.

Генри, развернувшись вместе с Рут, загородил ее собой от любопытных глаз и только тогда опустил руки. Она опасливо взглянула на загоравшую поодаль публику. Похоже, никто ничего не заметил.

— Только не жалейте меня, ладно? — с трудом выговорила она и посмотрела на Генри.

В холодной глубине его глаз промелькнуло какое-то жадное, почти хищное выражение.

— Да я, собственно, и не собирался, — усмехнулся он. — У меня, знаете ли, совсем иное отношение к испытаниям, которые посылает нам судьба. Но об этом позже, — прервал себя Генри. — А сейчас мы пойдем куда-нибудь в тень, ну, скажем, вон под то дерево у вашего дома. — Он решительно взял руку Рут и просунул себе под локоть. Пройдя несколько шагов, Генри спросил: — А какие птицы водятся на этих озерах?

Вопрос прозвучал неожиданно, но оказалось, что цены ему нет — он на время отвлек ее от неприятных переживаний.

— Особенно много чибисов. Они гнездятся прямо на земле, в песчаных лунках, выстланных стебельками трав. А весной и осенью на озерах царит настоящее столпотворение — здесь отдыхают перелетные птицы.

Поначалу голос Рут звучал тускло и вяло, но с каждым словом она все больше воодушевлялась. Когда они подошли к ее лачуге, от паники не осталось и следа.

— Я, пожалуй, посижу на веранде.

Генри дождался, пока она сядет в старое, но удобное кресло, и, оперевшись на перила, задал вопрос в лоб:

— Скажите на милость, что заставляет девушку, смертельно боящуюся воды, жить в двадцати пяти метрах от озера?

Конечно, следовало бы объяснить Генри все подробно, но сейчас у нее не было на это сил, и она лишь тихо произнесла:

— Я должна снова к ней привыкнуть.

Под пристальным, требовательным взглядом Рут вновь потеряла самообладание, которое с таким трудом обрела. Повисла напряженная тишина.

— У вас водобоязнь после того несчастного случая? — прервал наконец молчание Генри.

— Нет, — хрипло проговорила Рут. А затем, откашлявшись, добавила: — Дело не в воде… Меня постоянно мучит один и тот же сон: вокруг плавают дельфины, играют со мной, улыбаются. И вдруг их зубы вытягиваются и становятся острыми. Дельфины превращаются в акул. Меня охватывает панический страх — вот сейчас они нападут на меня, разорвут на части…