Любовь по наследству

Я смотрю по сторонам, проверяя, не слышит ли кто его прогнозов, но наш столик так далеко от тех, за которыми сидят гости, что опасаться нечего.

— Почему балбеса? — спрашиваю я.

— Потому что он избалован и только думает, что влюблен, а на самом деле обожает одного себя! — выпаливает Кеннет, и я чувствую, что из него выходит наболевшее. — Я знаю его не первый год, мы занимаемся в одном спортзале, только я там бываю регулярно, а наш раскрасавец-жених появляется от случая к случаю.

Мое сердце сдавливает новый приступ жалости к Норе, хоть теперь она выглядит вполне счастливой.

— А сколько невесте лет? — спрашиваю я.

— Двадцать семь.

— Еще не так много… Старая дева! — Усмехаюсь. — По-моему, в наше время это понятие стирается. Немало женщин сначала становятся на ноги, а уж потом создают семью. В тридцать лет, даже в тридцать с небольшим.

— То-то и оно! — говорит Кеннет. С его губ слетает вздох. — Что ее ждет — страшно себе представить. Я пытался с ней разговаривать, но без толку, — спокойнее и тише добавляет он. — Нет, такого вот лживого счастья лично мне даром не надо. Я либо добьюсь настоящего, либо буду один.

Его взгляд жжет мне лицо, и я потупляюсь, не позволяя себе задумываться над смыслом его последних слов.

3

— А с мужем? — спрашивает Кеннет после непродолжительного молчания.

Поднимаю глаза.

— Что с мужем?

— Вы довольны своей нынешней жизнью?

Стараюсь придать себе непринужденный, даже радостный вид.

— Да. Вполне довольна.

Кеннет изучающе смотрит мне в глаза.

— Вы не хитрите?

Наклоняю голову набок.

— С какой стати мне хитрить? Что-то я не пойму, к чему вы клоните.

Кеннет качает головой.

— Ни к чему дурному, уверяю вас. — Он смотрит на бокалы. — Шампанское снова согрелось. Сходить за новым?

— Нет, спасибо. Мне больше не стоит пить.

Кеннет кивает.

— Мне тоже. — Он с полминуты двигает бокал от одной руки к другой и как будто собирается о чем-то спросить, но все не решается. Потом внезапно поднимает на меня глаза и интересуется: — А какой он, ваш муж? Что за человек, чем занимается?

Положительных качеств в Джонатане хоть отбавляй. Разговаривать о его несомненных достоинствах можно бесконечно, поэтому мне сейчас не приходится ничего выдумывать.

— Он преподает в университете, занимается наукой, дает частные уроки. С ним надежно, спокойно, довольно уютно. Таких пунктуальных, ответственных, честных и умных людей, как Джонатан, наверное, в целом мире раз два и обчелся, — говорю я.

На губах Кеннета появляется едва заметная саркастическая улыбочка.

— По-вашему, вам с мужем повезло?

— Естественно! — отчеканиваю я.

— На мой взгляд, жить с очень правильными людьми, у которых всему есть название и объяснение, скучновато.

Возмущенно подбочениваюсь.

— Зато такие никогда не подведут, на них можно во всем положиться!

— Положиться во всем нельзя ни на кого, — спокойно возражает Кеннет. — Даже на самого себя.

Усмехаюсь.

— Это зависит от человека. Вы, вероятно, такой, что не можете доверять даже самому себе. А я четко знаю, как в каком случае поступлю, поэтому-то жизнь и свела меня с порядочным Джонатаном.

— Вы уверены, что знаете все и настолько четко? — улыбаясь одними глазами, огонь в которых теперь таинственно мерцает, спрашивает Кеннет.

Я вдруг ясно чувствую, что не уверена совершенно ни в чем, и растерянно моргаю. Кеннет смеется.

— Не обижайтесь, но у меня создается впечатление, что ничего-то вы не знаете, как все обычные люди, — говорит он дружески и с возмутительной уверенностью.

— То есть как это — ничего? — вспыхиваю я.

Кеннет приподнимает руки.

— Ну-ну, только не злитесь, — ласково бормочет он. — Я имею в виду не совсем ничего, а ничего о будущем, о том, как вы себя поведете при тех или иных обстоятельствах.

Я сердито соплю, хоть от гнева уже не осталось и следа.

— Ну что мне сделать, чтобы вы повеселели? — с чарующей готовностью искупить свою вину спрашивает Кеннет. — Может, пригласить на танец?

Как раз начинается медленная мелодия, и я ловлю себя на том, что истосковалась по романтике и по танцам, но притворяюсь, что не горю желанием идти через весь огромный зал к танцполу. Корчу гримасу.

— Я слишком устала.

— Думаете, вам не хватит сил дойти до сцены? — спрашивает Кеннет.

— Думаю, не хватит.

— Я могу отнести вас туда. — Он, как культурист, поднимает согнутую в локте руку и демонстрирует игру мышц под тонкой рубашечной тканью.

Смеюсь, качая головой.

— Я тяжелее, чем кажусь.

— Поверьте: я таскал ноши и посерьезнее.

— Как это будет выглядеть? И что о нас подумают?

Кеннет пожимает плечами.

— Лично мне плевать, кто что подумает.

— А мне нет, — говорю я. — Некрасиво это будет… неприлично. Даже, я бы сказала, оскорбительно для молодых. У вас есть девушка, у меня муж…

— Ну, раз вы так считаете, давайте потанцуем здесь. — Кеннет поднимается со стула, жестом велит встать и мне. Я встаю, и он без труда, будто перед ним легкие детские игрушки, сдвигает в сторону наш столик и соседний и с торжествующей улыбкой разводит руками. — Такой танцпол вас устроит?

Я чувствую, что вот-вот совершу что-то непростительное, непоправимое. Кажется, что едва эти большущие руки лягут на мою талию, мне будет уже не повернуть назад, на дорогу, которой я так уверенно шла до сегодняшнего дня, но, как в случае с Сетом, моим бывшим любимым, женатым на другой, нет сил с собой бороться. Более того, я ясно ощущаю, что нынешняя моя беспомощность обещает завладеть мною всецело и что хоть через одиннадцать лет, хоть перед самой смертью ее будет не одолеть. В испуге содрогаюсь.

Кеннет подходит ко мне и уверенно, но вместе с тем без капли отталкивающей наглости берет меня за руку, а второй рукой — за талию, и мы начинаем двигаться под музыку, глядя друг на друга так, будто только-только встретились и с первого мгновения влюбились.

Мой голос разума и совести что-то бормочет, пытаясь противостоять вздымающейся в груди сокрушительной волне, а сердце будто отделилось от него, позабыло о Джонатане и супружеском долге и воспарило в прозрачное пропитанное райским светом небо.

— Кеннет, дорогой! — восклицает женский голос, и я лишь теперь замечаю, что медленная мелодия давно закончилась, а мы все движемся в прежнем темпе, дыша одним на двоих воздухом и пребывая где-то над облаками.

Убираю руку с плеча Кеннета, но пальцы второй не расцепить с его пальцами. Перед нами стоит пара: дама, судя по выражению лица, бойкая и говорливая, на треть головы выше спутника. Он упитанный, с блестящими темно-карими, похожими на жуков глазами, идеально ровным небольшим носом и бородкой.

— Клара! — без особого энтузиазма произносит Кеннет. — Как поживаешь?

— Прекрасно! — Взгляд подвижных глаз Клары останавливается на мне, и лицо расплывается в улыбке. — Изабелл! Как приятно познакомиться!

Хмурю брови. Какая еще Изабелл?

— Должно быть, ты хочешь сказать «Анабелл»? — догадывается Кеннет.

— Ах да! — Клара театрально шлепает себя по макушке. — Ну конечно! Вечно я все перепутаю. Анабелл, разумеется Анабелл! Здравствуй, дорогая! Я Клара, это мой муж Скотти. Мы давние близкие друзья Кеннета.

Я убираю руку из руки Кеннета и только собираюсь популярно объяснить ей, что никакая я не Анабелл, когда она, быстро оглядевшись по сторонам, доверительно наклоняет к нам голову, прикладывает руку к губам и произносит громким шепотом:

— Мне сказали, на свадьбу приглашены те самые оззи[1], но тут столько народу, что не угадаешь, кто есть кто.

Кеннет хмыкает и пытается что-то сказать, но не сдерживается и смеется. Я настолько ошеломлена, что будто онемела. Клара, ничего не замечая и тараща глаза, с увлечением продолжает:

— Говорят, австралийцы все до одного чокнутые. — Хихикает. — Еще бы! Они живут в стране, где все шиворот-навыворот! Не знаете, они вообще приехали? — интересуется она, в упор не видя, как у меня от злости уже подрагивают ноздри. — Или постыдились показываться на глаза Беккерам и ответили вежливым отказом?