С любовью не играй

— Еще один отель? Как это я пропустила! Наверное, была слишком занята налоговыми декларациями на своей фирме. — Саманта вздрогнула, услышав звук собственного голоса, скорее напоминавший мышиный писк. Так случалось всегда, когда она вынуждала себя говорить неправду. В подобных случаях Саманте казалось, что у нее на лбу словно бы вспыхивало неоновое предупреждение: «Ложь! Ложь! Ложь». Она прокашлялась и попыталась продолжить разговор: — Как интересно! И это будет большой отель?

Говард вытер салфеткой губы и положил на блюдечко пятидолларовую бумажку для официантки. Как владелец ресторана, он не платил здесь за еду. Но всегда оставлял чаевые.

— Послушайте, — сказал он, видя, что официантки хотели бы поскорее убрать со стола и оставить их наедине, — на улице достаточно тепло. И вам вовсе не надо подниматься в номер за свитером. Как насчет того, чтобы немного прогуляться по берегу? Заодно поговорим о новом отеле, я покажу вам, где его будут строить. Не против?

— Согласна, — пролепетала Саманта, первой вставая из-за стола, хотя меньше всего ее сейчас интересовал новый отель. — Но мне надо будет скоро вернуться и начать отрабатывать свой хлеб. Независимо от того, проснется к тому времени ваша матушка или нет. Я хотела бы разработать для нее график физических упражнений. Хотя у вас есть хороший спортивный зал на верхнем этаже, мне дополнительно потребуются некоторые тренажеры. Их можно заказать в местной фирме проката медицинского оборудования.

— А, график, — протянул Говард, сопровождая Саманту через фойе к выходу. — Это как раз то, чего Джорджия терпеть не может. Равно как и всякого рода приказаний или ограничений.

— Вот и еще один сюрприз! — с саркастической улыбкой отозвалась Саманта. — Хорошо, что я догадалась взять с вас гонорар по высшей ставке. Теперь, не сомневаюсь, каждый цент придется отрабатывать потом и кровью!

— Если вам удастся поставить Джорджию на ноги менее чем за шесть недель, я обещаю заплатить в два раза больше.

Они пересекли набережную, почти всегда свободную от машин, и по ступенькам поднялись на бульвар.

Под крики чаек Саманта снова погрузилась в свои мысли, рассеянно улыбаясь прохожим. Говард шагал рядом, уверенный в том, что почти физически слышит, как в мозгу Саманты крутятся его слова о нетерпимом отношении Джорджии к расписаниям. Поэтому он без всякого перехода продолжил начатый за завтраком разговор:

— Вам придется работать с Джорджией, как с упрямым двухлетним ребенком.

Саманта посмотрела на Говарда снизу вверх, поскольку он был чуть не на голову выше ее, и усмехнулась:

— А что, если после очередного комплекса упражнений я буду угощать ее конфеткой?

— Думаю, что браслет с бриллиантами был бы куда лучше, — мрачно хмыкнул Говард, схватив за руку свою спутницу, чуть было не угодившую под колеса велосипеда. Судя по напряженному и несколько испуганному взгляду ехавшей на нем женщины средних лет, Говард предположил, что она, возможно, тоже выполняла свой график упражнений. Тут же ему в голову пришла мысль попробовать усадить на велосипед и Джорджию. Конечно, для этого надо было пройти через жаркие дебаты с матушкой.

Саманта непроизвольно открыла рот, почувствовав нечаянное прикосновение его руки к своей. Она вдруг осознала, что никогда раньше при прикосновении мужчины по ее телу не пробегала электрическая искра. Сейчас это произошло… Почему ее нервные окончания так отреагировали именно на прикосновение Говарда? Что это за неожиданное волнение, которое обычно охватывает подростка, идущего на свое первое любовное свидание?

Как только женщина на велосипеде удалилась, Саманта попыталась высвободить крепко сжимаемую Говардом руку. Но не смогла и смирилась…

Она не искала беспокойного приключения, но, будучи далеко не глупой, вполне отдавала себе отчет в том, что ей понравилось это слегка требовательное прикосновение. Было приятно и то, что они шли по бульвару вдвоем, парой.

Нет, ей не нравился Говард! Но наступила весна, когда порой без всякой причины хочется громко разрыдаться. А потом, Саманта просто получала удовольствие от прогулки по бульвару вместе с таким интересным мужчиной. Наверное, все это выглядело глупо. Ну и что? Разве обычная прогулка по морскому берегу непременно должна иметь какие-то далеко идущие последствия? Тем более что с каждой минутой Саманте начинало казаться, что этот человек ей вовсе не симпатичен…

Говард чуть укоротил свой широкий шаг. Саманте почему-то тоже захотелось идти медленнее. Она вдруг спросила себя, что будет делать, если Эллиот обнимет ее за талию? Как тот юноша, что шел впереди со своей девушкой.

Говард чувствовал, что его тянет к Саманте. В этом не было ничего особенно удивительного. Разве раньше его никогда не тянуло ни к одной женщине? Тянуло, и не раз! Среди них были очень красивые. Лица и фигуры некоторых украшали сцены театров, киноэкраны, обложки журналов. Они цеплялись за него одна за другой, образуя как бы волшебный, бесконечный орнамент. Это были холеные, дорогие существа, весело смеявшиеся каждой его шутке. Эти утонченные женщины рыскали в поисках богатых мужчин, дарили им свою любовь, даже не портя себе причесок или грима, и с разборчивостью канареек клевали из серебряных тарелок в фешенебельных ресторанах. Конечно, эти податливые, сменявшие друг друга женщины знали цену главе компании «Эллиот Хоутелс». Они лебезили перед ним. Вечно чего-то ждали и заглядывали в глаза.

Но вот на Саманту Ричардс внешность, положение и богатство Говарда, похоже, не производили впечатления. И он был совершенно уверен, что она не будет смеяться его шуткам, если не поймет их. Больше того, обладая быстрой реакцией и молниеносной сообразительностью, Саманта могла достойно ответить ударом на удар в любой словесной баталии.

Другими словами, Говард понимал, что его новая знакомая принадлежит к категории женщин, с которыми трудно соскучиться. Она явно была не из тех, кто ищет «нужных» мужчин или ставит дружбу в зависимость от итоговых цифр в финансовых отчетах. И уж конечно — не из «податливых»! Хотя приветливо улыбалась каждому прохожему…

Говард также не сомневался, что Саманта не станет морить себя голодом, лишь бы иметь тонкую, как карандаш, фигуру по последней парижской моде. Формы ее тела не были ни слишком округлыми, ни плоскими. Они привлекали своей строгой очерченностью, женственностью и… осязаемостью. При этом Эллиоту очень нравилось, как за столом перед каждым лакомым блюдом она неизменно не восклицала:

— О, я не должна…

Теперь оставалось вообразить, какой Саманта Ричардс могла оказаться любовницей… Говард украдкой взглянул на девушку: свободной рукой она пыталась придать своим растрепанным волосам вид прически. Когда же этого сделать не удалось, Саманта тряхнула головой и проворчала:

— Черт с ними!

Ее почти не тронутое макияжем лицо дышало здоровьем. А весеннее солнце оставило на щеках и у переносицы редкие веснушки. Думала ли Саманта о том, как изумительно выглядит? Говард успел заметить, что в ее красивых голубых глазах светился острый ум. Она обладала несомненным чувством юмора и скрытым темпераментом. Еще накануне, когда Эллиот впервые увидел ее входившей в вестибюль отеля в до смешного строгой форме медсестры, он уже догадывался о внутреннем огне, горящем в этой девушке и готовом вырваться наружу.

Есть немало женщин, которые могут заниматься любовью и одновременно обсуждать с партнером последнюю театральную постановку на Бродвее. Они позволяют ему пользоваться своим телом, как манекенщицы — модельеру, подгоняющему под соответствующие размеры новую модель. Саманта Ричардс, бесспорно, была не такой. Она отдала бы всю себя ради прекрасного мгновения. Послав к черту все стальное. Погрузилась бы в такое бурное море чувств, какое он, Говард Эллиот, не помнил со времен первых курсов колледжа. Тогда любовь была своего рода невинным обрядом, данью возрасту и имела больше общего с взаимным узнаванием, чем с сексом.

Но существовало и еще нечто, отличавшее Саманту Ричардс от женщин, которых Говард знал последние десять лет. Он понял, что эта девушка отдаст себя только тому мужчине, которого полюбит. Полюбит самозабвенно, всем сердцем. И который, в свою очередь, так же пылко будет любить ее.