Пир окончен

– Прошло много времени, – сказал он, понизив голос, – и много воды утекло с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Верона вспомнила их последнюю встречу в его мастерской – снова поднялась невыносимая боль и заново сокрушила ее. Она была уверена, что он тоже помнит об этом. В его взгляде было столько глубокой близости, что Верона была бессильна сдержать дрожь.

Перед камином стоял маленький стульчик, обитый гобеленом. Стефан уселся на него. Он осмотрел Верону взглядом художника.

– Те же прекрасные черты, но ты действительно сильно похудела, дитя мое. Верона рассмеялась.

– Дитя! Я уже давно не дитя.

– Пожилая замужняя женщина, да? – Его глаза за стеклами очков загорелись знакомым ироническим блеском.

– Вот именно, – сказала Верона и попыталась рассмеяться еще раз.

Эвелин увела Поля, и они занялись настройкой радио. Ноэль на минуту вышел из комнаты. Стефан и Верона остались у камина одни. Он спросил:

– Когда ты вернулась?

Верона ответила. Он задал ей еще несколько вопросов о ее путешествии и ее здоровье. И вдруг добавил:

– Я очень расстроился, когда узнал, что ты серьезно заболела.

– У меня должен был быть ребенок, но… я потеряла его, – сказала Верона тихим голосом, мучительно краснея.

– Не повезло, – пробормотал Стефан. Он отвел взгляд от этого стройного прекрасного тела и понял, что глубоко, жестоко ревнует, потому что она собиралась иметь ребенка от другого. Но Стефан заставил себя сказать:

– Ты, наверное… очень расстроилась?

– Тогда очень.

Он решился еще на один вопрос.

– А… твой муж… бравый майор… как он?

Верона ответила скованно:

– Он хорошо. Его переводят в Германию и повышают звание до подполковника.

– Он сейчас здесь?

– Нет. Едет сюда из Египта. Приедет на следующей неделе.

Стефан сощурил глаза. Сейчас он не смотрел на нее. Он уставился в мерцающие блики огня.

– Ты поедешь с ним в Германию?

– Нет, скорее всего, нет. Я еще сама не знаю. Все зависит от моего здоровья. Я еще не поправилась окончательно.

Стефан снова повернулся к ней. Он смотрел на крошечные морщинки, глубокие синие тени под огромными нежными глазами и грустный рот и подумал: «Она не только больна – она несчастна…»

Стефан почувствовал жестокую радость. В момент приступа наивысшего эгоизма он понял, что не хотел, чтобы она была счастлива с Форбсом Джеффертоном.

– Ты что-нибудь рисовала в эти годы? – спросил он.

– Практически ничего. Когда я заболела прошлым летом, я познакомилась с полковником медицинской службы, который понимал немного в рисовании и попытался заставить меня писать снова, но я скоро отказалась от этого. Между прочим, он немного напоминал тебя. Его звали Стефан Колдер. Когда я впервые увидела его, это было для меня потрясением.

Стефан поднял брови.

– Потрясением? Для тебя? Ты хочешь сказать, что не хотела, чтобы тебе напоминали обо мне?

– Я этого не сказала. Но давай поговорим о тебе, Стефан. Я… мне бы хотелось увидеть некоторые из твоих портретов.

– В моей студии их уже не найти. Большая их часть уже продана и отослана заказчикам. Но один я сохранил – очень красивый и, возможно, самый значительный из всех моих портретов. Если ты хочешь посмотреть, можешь зайти в студию в любое время, он там.

– Чей это портрет?

– Миссис Джеффертон. «La Femme Abandonee» Горячая кровь обожгла ее лицо и горло. Верона внезапно встала.

– Ах… этот…

Стефан иронично посмотрел на нее.

– Я его сохранил. Твоему мужу он не понравился.

– Это естественно, – сказала Верона.

– Еще у меня есть твоя «Дьеппская гавань». Верона чувствовала волнение, которого она не испытывала уже три долгих года. Ее охватил ужас. Она хотела убежать от Стефана и, едва дыша, проговорила:

– Я думаю, мне лучше пойти домой. Тогда выражение его лица изменилось. Стефан вскочил на ноги и поставил свой стакан на полку над камином.

– Так скоро? Но почему, Верона?

– Я… о, я не очень хорошо себя чувствую, – запинаясь, сказала несчастная женщина.

– Так ты хочешь сказать, что больна?

– Ну в «Скорой» я не нуждаюсь, – Верона попыталась засмеяться, – но я ужасно слаба и у меня кружится голова, к тому же сильно бьется сердце. Это всего лишь усталость.

– У меня тоже сильно бьется сердце, но я не думаю, что это усталость, – сказал Стефан тихим голосом, обращаясь только к ней. – О, черт, Верона, вот и ты – замужняя женщина – и я не видел тебя целые годы, но я все еще нахожу тебя такой же чертовски привлекательной. И даже еще больше.

– Ты не должен говорить такие вещи, Стефан.

Художник поклонился.

– Приношу свои извинения, моя дорогая. Верона с отчаянием посмотрела на Эвелин.

– Эвелин, я действительно должна уйти. Не мог бы кто-нибудь позвонить и вызвать такси?

Близнецы и Поль Севанич повернулись в ее сторону. Все они заговорили одновременно.

– О, Верона, неужели тебе действительно нужно ехать?..

– Останься поужинать, Верона…

– Идет сильный дождь… не ходи сейчас… Виски у Вероны горели, а колени дрожали, она протестовала:

– Я действительно должна ехать. Я обещала маме, что не останусь здесь долго. Я еще не совсем поправилась… Я очень устала…

Тогда Эвелин крепко взяла ее за руку.

– Я наотрез отказываюсь отпускать тебя в таком состоянии. Ты пойдешь в комнату Ноэля, я уложу тебя под одеяло и дам тебе пару таблеток аспирина. Я позвоню миссис Лэнг и скажу ей, что ты останешься поужинать.

– Но Эви, правда… – начала Верона. Но Эвелин, сильная и решительная, настояла на своем. Она действительно боялась, что Верона может потерять сознание и упасть в обморок. Эвелин подумала, что никогда не простит себе того, что допустила эту сегодняшнюю встречу Вероны и Стефана. Очевидно, что ни ему, ни ей это не принесло ничего хорошего.

Эвелин настояла на том, чтобы Верону отвели из мастерской в соседнюю комнату. К этому времени Вероне было уже так плохо, что она была только рада упасть на кровать Ноэля, где лежала под одеялами, дрожа и стуча зубами.

– О, Верона, дорогая моя, тебе не нужен доктор? Ты очень больна? – в ужасе спрашивала Эвелин.

Верона покачала головой.

– Через несколько минут все пройдет. Со мной это бывает… это что-то вроде лихорадки, а я была так слаба все эти дни. Я еле стояла на ногах… и я снова увидела ЕГО…

Эвелин взяла свою подругу за руку и сжала ее.

– Прости меня за это. Я и не представляла, что это для тебя все еще такая свежая рана.

– Мне так плохо, что умереть было бы легче, – сказала Верона, В этих словах слышалось такое страдание, что Эвелин залилась краской. И ей было больно видеть мертвенно-бледное лицо Вероны, с которого вдруг исчезла вся молодость. Она не произнесла ни звука, но огромные слезы медленно скатывались по ее щекам.

Эвелин наклонилась и поцеловала подругу.

– Мне очень жаль, моя дорогая. Я бы все отдала, лишь бы этого не было.

– Я буду в порядке через несколько минут, – прошептала Верона.

– Выключить свет?

– Нет, оставь, только выключи лампу над кроватью. Я не хочу, чтобы было темно – я боюсь привидений, Верона слабо засмеялась.

– Скоро она сама будет, как привидение, если не отдохнет, – подумала Эвелин. Она открыла дверь и увидела Стефана.

– Иди отсюда, – резко сказала Эвелин, как будто он был виноват в состоянии Вероны.

Но Стефан и не смотрел на нее. Он смотрел мимо, на фигуру, съежившуюся под одеялом.

– С ней все нормально?

– Нет. Честно говоря, я думаю, что она очень сильно больна.

– Может быть позвать доктора?

– Она не хочет. Она говорит, что это просто лихорадка и слабость, и что через несколько минут все будет нормально.

Верона открыла свои безжизненные глаза и увидела в дверях силуэт Стефана. И тогда она почувствовала ужасное, непреодолимое желание, чтобы он был рядом с ней, – желание было таким острым, что она больше не могла ему сопротивляться и забыла обо всем остальном.