Пир окончен

– Как из ведра, – медленно проговорил Стефан, не сводя глаз с Вероны.

Теперь он подошел ближе к ней, держа в руке коктейль, и увидел, что Верона не совсем та, какой была прежде, она повзрослела и пугающе, болезненно похудела. Еще у нее появились тонкие морщинки вокруг глаз, а прекрасно очерченные губы имели страдающее и угнетенное выражение, что тоже очень старило ее. Стефан вспомнил, что Верона перенесла тяжелую болезнь.

Он оставил свой издевательский тон. Тихим, мягким голосом он сказал:

– Я слышал, Египет не пошел вам на пользу. Какая жалость. Надеюсь, сейчас вы чувствуете себя лучше.

Верона, чтобы унять дрожь во всем теле, схватилась за каминную доску. Она предчувствовала, что может встретиться с ним в гостях, но все равно не была готова к этому. Один его вид вызвал у нее настоящий шок. Она никак не могла собраться с мыслями. Но Верона знала, в чем причина того, что в Египте она была так несчастлива и беспокойна. Она отчетливо сознавала, что у нее с Форбсом нет ничего общего и все это потому, что всем своим существом, душой и телом она любила этого человека. Верона так любила его, что готова была прямо тут же, у всех на глазах упасть к его ногам и разрыдаться от радости, что снова видит его. Но формально они были чужими. Они не виделись три года. Все это время ни один из них не знал, что другой делает, думает и чувствует. И пока ее огромная радость волнами накатывалась на нее, и сильно билось сердце, и дрожь пронимала ее с головы до ног, Верона не забывала того, что она жена Форбса и что этот момент бурной радости пройдет, и что она должна вернуться к той, другой жизни, в которой Стефану не было места.

Сделав над собой отчаянное усилие, Верона попыталась ответить ему так же небрежно, как небрежно он поинтересовался ее здоровьем.

– Мне гораздо лучше, спасибо Стефан. Стефан поставил бокал на каминную доску, достал из кармана портсигар, открыл его и протянул ей. Верона молча отказалась. Он взял сигарету и сказал:

– Климат, наверное, оказался неподходящим?

Кончиком языка Верона провела по пересохшим губам.

– Зимой все было хорошо, но лето там изнурительное. Всегда очень жарко и довольно влажно, особенно в зоне канала.

– Наверное, эта влажность и сыграла с тобой злую шутку.

– Нет, что меня подкосило, так это дизентерия, – сказала Верона.

– Я слышал, что это очень коварная болезнь, – заметил Стефан.

Он смотрел на нее поверх своих роговых очков, большие блестящие глаза излучали такую нежность, что Верона совсем растаяла. И подумала:

«Не надо быть со мной таким ласковым. Ради Бога, не надо – это выше моих сил».

– Хорошо, что ты вернулась домой, – продолжал Стефан. – Если бы ты осталась на Востоке, ты вряд ли избавилась бы от дизентерии, хотя сейчас ее лечат достаточно эффективно.

– Это правда. Я через все это прошла.

– Из-за этого ты так похудела? – спросил Стефан.

И посмотрел на нее критически, как раньше. И Верона почувствовала, что горит всем телом. Еще она подумала, как можно ошибиться в чьем-то сходстве по памяти. Она считала, что доктор в Фэйде очень похож на Стефана, а сейчас она видела, что на самом деле между ними было весьма отдаленное сходство. По сравнению с полковником Колдером Стефан Бест выглядел совсем молодым – ничуть не старше, чем тогда, когда она видела его в последний раз, лицо все такое же худое, выдававшее нервное напряжение. Но Вероне показалось, что он прибавил в весе. На Стефане был хорошего покроя темно-серый костюм, под пиджаком – бордовый пуловер. Еще она заметила начавшие седеть виски, что придавало ему еще больше привлекательности.

Эвелин, стараясь сгладить неловкость ситуации, носилась кругом, наполняя всем бокалы и треща, как сорока. Она включила радиоприемник, и в мастерскую полились мощные звуки концерта, который передавала какая-то заграничная станция.

Верона, которая не могла оторвать глаз от Стефана, увидела, как он взглянул в сторону радио, потом повернулся к ней.

– «Песня Земли», – резко сказал он. – Ты помнишь, у меня была такая пластинка?

Верона не сводила с него зачарованного взгляда. Она все еще пребывала в состоянии экзальтации, перемежающейся с отчаянием, но позволила себе вернуться вместе с ним в прошлое – прошлое, принадлежащее только им двоим. Прерывающимся голосом она сказала:

– Да, я помню. Чудесная музыка, но мы считали ее немного мрачноватой.

– Она и есть мрачная. Но ведь, как ты знаешь, ее породило больное сознание. Малер кончил свои дни в сумасшедшем доме.

По телу Вероны вдруг пробежала дрожь.

– Да, я помню, ты рассказывал мне.

– А что еще ты помнишь? – спросил Стефан, понизив голос.

Вероне не пришлось мучительно искать ответ на этот сугубо личный вопрос, которым Стефан так неожиданно смутил ее. В их разговор вмешался Ноэль.

– Так как насчет путешествия в Испанию, Стефан?

– Ах, да, – сказал Стефан. – Испания… Он отвернулся от Вероны и подошел к Ноэлю. С сигаретой в зубах, засунув руки в карманы, он стал обсуждать свое будущее пешеходное путешествие.

Верона почувствовала вдруг слабость, она не в состоянии была больше держаться на ногах. Она одним глотком допила то, что оставалось в ее бокале и села. Сплетя пальцы рук, она вытянула их к огню, чтобы как-то согреть их. От нервного напряжения ей стало очень холодно, а в сердце возникла новая боль. Физическая боль.

«Лучше бы он не приходил сюда, – думала она. – Мне на самом деле не хотелось, чтобы это произошло. Это слишком тяжело для меня – снова видеть его».

К ней подошла Эвелин. Она заметила, что Верона помертвела.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – с тревогой спросила она.

– Прекрасно, – ответила Верона. – А не могла бы ты поискать другую станцию – что-то у меня нет настроения слушать «Песню». Она слишком грустная.

– Найдем что-нибудь повеселее, – сказала Эвелин, подошла к приемнику и переключила его.

Стефан тут же отвлекся от своего разговора с Ноэлем.

– Ты зачем выключила Малера? Замечательная музыка.

– Слишком печальная, – сказала Эвелин.

– Но прекрасно печальная, – улыбнулся Стефан.

– Вероне не нравится, – сказала Эвелин.

– Не правда. Она ее очень любит. Это одна из ее любимых мелодий. Ты же любишь наслаждаться грустью, разве не так, Верона?

Все так же протягивая руки к огню, Верона повернула голову и через плечо взглянула на него. Она почему-то растерялась – не знала, наверное, подтрунивает ли он над ней или на самом деле хочет оживить их прошлые отношения. Заикаясь, она произнесла:

– Я… ну, пусть играет, если нравится… мне в самом деле все равно.

Но Эвелин уже настроила приемник на другую волну. Зазвучал банальный мотив танцевальной музыки. Стефан поморщился, пожал плечами и повернулся к Ноэлю.

Верона заметила и эту гримасу, и пожатие плечами, и подумала: «Он не изменился. Он все такой же невыносимый, эгоистичный Стефан. Это просто написано на нем. Ах, как я люблю его!»

К Вероне подошел Поль Севанич.

– У вас, на Востоке, наверное, не было концертов?

– У нас были, но до того, как репатриировали немцев. Они давали хорошие концерты, – машинально ответила Верона, – но сейчас их никого уже нет. Это большая потеря для зоны канала.

Ей казалось, что она говорит с Полем о музыке, не понимая и половины своих слов и почти не слыша его ответов. Она сидела вся дрожа, как в жару, слишком остро сознавая присутствие Стефана. Наконец, он закончил беседовать с Ноэлем и передвинулся к ним.

Верона сделала попытку вернуться в нормальное состояние.

– Значит, ты думаешь поехать в Испанию? – спросила она.

– Да, мне нужно погреться на солнце.

– Ты слишком много работал?

– Довольного много.

– Ты добился больших успехов, Стефан, – сказала Верона. – Я читала некоторые статьи о тебе. Я хотела написать и поздравить тебя, но…

– Но не написала, – беззаботно закончил за нее фразу Стефан.

– Да, не написала, – произнесла Верона. Их глаза встретились.