Навстречу судьбе

В гостиной Лемаршан круто повернулся к Дженне, стоя в противоположном углу комнаты — казалось, меньшее расстояние между ними он считал оскорби­тельным для себя. Выглядел он богатым, самоуверен­ным и был одет с элегантной небрежностью, свой­ственной французам.

Должно быть, его рост превышал шесть футов, так как Дженне, которую никогда не считали маленькой, приходилось глядеть на него снизу вверх. Волосы по­чти черные, густые и слегка вьющиеся, зачесаны вверх от излучающего холодное спокойствие лица, на кото­ром только большой, смешливый рот давал понять: холодность эта вовсе не свойственна французу и ви­нить в ней Дженна должна самое себя.

— Вы не позвонили и не приехали. Поскольку прошло более двух недель, мне остается только гадать, получили ли вы мое письмо, мадемуазель Брайант.

— Да, получила. — Дженна стояла неподвижно, ей казалось, что она не в силах ни отвернуться, ни хотя бы пошевелиться. Оправданий не находилось. Она чувствовала себя совершенно беззащитной и еле сдер­живала слезы.

— Значит, придется предположить, что вы приняли решение и соболезнования ни к чему. Ваш отец не оправдал надежа медиков. Вчера ночью он умер. У вас было достаточно времени, чтобы навестить его, однако вы предпочли отказаться от поездки. — Темные, почти черные глаза с нескрываемым отвращением оглядели Дженну. — Мне необходимо вернуться, чтобы занять­ся похоронами, и если вы не намерены сопровождать меня, придется обсудить наше дело здесь.

Дженна по-прежнему не могла выговорить ни сло­ва. По какой-то странной причине гость не казался ей чужим — должно быть, потому, что его имя было до боли знакомо Дженне, а сей враждебный визит она представляла себе с того дня, как попала в больницу. Наверняка это и стало причиной возникшего у нее странного чувства. В письме Лемаршана не было ни слова соболезнования ввиду предстоящих испытаний, да и сам он отнюдь не выглядел человеком, который умеет быть терпеливым с женщинами. Этот мужчина вызывал у Дженны ошеломляющее чувство уязвимо­сти — ее терзало сознание собственной вины. Лемаршан не имел права так вести себя с нею.

Он с раздражением взглянул на Дженну, не сво­дившую с него испуганного взора. Темные глаза фран­цуза вспыхнули, едва он перевел взгляд на ее волосы. Большой рот сжался, словно одного вида Дженны бы­ло достаточно, чтобы привести его в бешенство.

— Если бы вы сели, мадемуазель, и соизволили при­гласить меня последовать своему примеру, мы смогли бы начать утомительный, но неизбежный разговор.

— Простите. — При этом неодобрительном замеча­нии щеки Дженны залил нежный персиковый румя­нец.— Боюсь, вы застали меня врасплох. Прошу вас, садитесь, месье.

— После вас, мадемуазель Брайант. — Француз по­чти не скрывал нетерпения, он, очевидно, желал по­скорее высказаться и уйти.

До этой минуты Дженна не понимала, как она слаба, но сейчас ей пришлось крепко вцепиться в спинку дивана. В больнице ей объяснили, что стекло перерезало артерию и без переливания крови не обой­тись. Состояние Дженны, оставлявшее желать лучше­го, сейчас значительно ухудшилось: гость встревожил ее, и тревога не прибавила Дженне сил.

Как только она сдвинулась с места, стало ясно, что ее неподвижность была обороной, а не вызовом. Не успела Дженна сделать и двух шагов, как гость бро­сился к ней через всю комнату.

— Mon Dieu [1]. Да вы нездоровы! Значит, потому вы так бледны?

Казалось, Лемаршан искренне потрясен, его голос стал глухим и взволнованным, и Дженна с трудом удержалась от искушения разыграть из себя полного инвалида — а так хотелось отплатить ему за прежний пренебрежительный тон. Однако под взглядом гостя ей не осталось ничего иного, как сказать правду.

— Я не больна, месье, просто утомлена. Я попала в аварию и вернулась домой из больницы только вчера вечером.

— Depuis quand? [2]

Дженна ответила гостю удивленным взглядом си­них глаз, и тот пожал плечами, недовольный собствен­ным неожиданным переходом на родной язык.

— Сколько вы там пробыли, мадемуазель? Когда произошла авария?

— Чуть больше двух недель назад — на следующий день после получения вашего письма, месье Лемар­шан.

— Понятно. — К удивлению Дженны, гость взял ее под руку, решительно побуждая опереться на него, и помог сесть. — Что это была за авария, мадему­азель?

— Машину занесло, и она врезалась в стеклянную витрину. К несчастью, я находилась поблизости, и стекло угодило мне в ногу.

— Эта травма была единственной?

Лемаршан занял кресло напротив и пристально ог­лядел собеседницу. Даже в деловом костюме он казал­ся не просто хорошо одетым, а суперэлегантным, и Дженна не могла не задаться мысленно вопросами, что он за человек и чем зарабатывает себе на хлеб. На вид Лемаршану было лет тридцать пять — тридцать шесть, и выглядел он преуспевающим во всем. В его манерах чувствовалась пугающая властность, от него веяло силой и богатством. Ответ на его вопрос дался Дженне с трудом, но гость, по-видимому, не ожидал ничего иного.

— Да… Но она оказалась нешуточной.

— Если бы не авария, вы приехали бы во Фран­цию?

Лемаршан взглянул на нее так, словно побуждал дать утвердительный ответ, словно в этом случае со­гласен был простить ее с высокомерным снисхождени­ем. Неожиданно вспыхнувшее в Дженне раздражение почти полностью убило трепет по отношению к не­знакомцу. К тому же, усевшись, она чувствовала себя не так уж плохо, а чутье убеждало ее быть настороже.

— Не знаю, месье, — солгала она. — Тот день был последним учебным днем в школе, и я собиралась по­звонить позднее, хотя еще и не решила, что скажу вам.

— В школе? — По какой-то причине он уцепился за это слово и пропустил мимо ушей остаток фразы.

— Я учительница, месье Лемаршан. Преподаю ан­глийский в школе для девочек. — Лемаршан смотрел на нее в упор, пока Дженна не начала испытывать неловкость и волнение. Выражение в темных глазах гостя значительно смягчилось, но все-таки эти глаза словно впивались в Дженну, вызывая в ней нелепое желание виновато опустить голову.

Вместо этого она ответила Лемаршану вызыва­ющим взглядом.

— Думаю, пора вам сообщить, почему вы явились сюда, месье.

— Разумеется, мадемуазель. — Он откинулся в кресле и прекратил пристальный осмотр, отвечая Дженне более мирным взглядом. — Я прибыл сюда потому, что отец оставил вам наследство. Перед отъездом я должен выяснить, как вы намерены поступить с ним.

— Наследство?! — Отец Дженны был художником, и, по словам матери, не очень удачливым.

— Да, наследство, мадемуазель. Дом во Франции, в котором ваш отец прожил пятнадцать лет. Он посе­лился там с моей матерью сразу же после их свадьбы. Много лет назад я тоже время от времени гостил там. Некогда теплый, уютный дом стоит теперь одиноким и опустевшим — потому что ваш отец умер. Вы явля­етесь его дочерью, и закон помнит о вас.

Дженна тупо уставилась на собеседника, перестав понимать его. Ален Лемаршан! Значит, он приходится ей сводным братом? Расселл Брайант женился на его матери, зажил счастливо, поселился в уютном доме. Закон не забыл о ней. А вот отец забыл, отверг род­ную дочь и принял чужого сына с распростертыми объятиями. Сколько лет тогда было ее сводному брату? Двадцать или двадцать один? Достаточно, чтобы само­му позаботиться о себе. Ей, Дженне, в то время было всего восемь.

Персиковый румянец вновь выступил на ее щеках, на сей раз от гнева и горечи. Дженна не нуждалась в наследстве, оставленном отцом, и собиралась недвусмыс­ленно заявить об этом Алену Лемаршану. Если ему на­столько дорог этот дом, пусть уходит отсюда и живет в нем сам, купаясь в счастливых воспоминаниях.

Трепет Дженны перед элегантным гостем исчез. Сейчас она понимала только, что он тоже приложил руку к испытанному ею в жизни обману, и это чувство вызывало в Дженне холодную ярость.

— Сожалею, что из-за этого вам пришлось ехать в такую даль, месье Лемаршан: Можно было поручить это дело юристам, я уже привыкла общаться с ними. В Англии у меня есть поверенный, который может взять все хлопоты на себя.