Золотой бутон

Подойдя к телефону, он набрал номер, подождал соединения, затем сказал:

– Это я, Вайолетт. Мама еще у тебя? Да нет, все в порядке, – на лице его появилась неопределенная улыбка, – просто позови маму. – Посмотрев на Фейт, он объяснил:

– Моя сестрица очень взволнована. Она ведь видела, что мы целовались, и знает, как я к тебе отношусь.

– А остальные? – с интересом спросила Фейт.

– Более или менее. Я ничего не умею скрывать от близких, – признался Говард.

Значит, и от меня ничего скрывать не сможет! – радостно подумала Фейт.

Впрочем, Говард и раньше никогда не был скрытным в отличие от Льюка, который, словно устрица в раковину, тут же замыкался в себе, стоило ей задать вопрос более-менее личного характера.

– Мама? – сказал в трубку Говард и надолго замолчал – говорила, очевидно, миссис Харрисон. – Нет, ничего ты не разрушила, – заговорил наконец Говард и весело подмигнул Фейт. – На самом деле все складывается как нельзя лучше.

Фейт меня любит и согласна выйти за меня замуж. Вот только думает, что ты этого не хочешь. – На другом конце провода последовала новая длинная тирада, и Говард по ходу дела стал излагать Фейт тезисы:

– Мама очень сожалеет. Она не хотела, чтобы у тебя сложилось превратное впечатление. Она считает тебя очень красивой. Она полагает, что мы хорошо подходим друг другу. Что ты здравомыслящая девушка с хорошим вкусом, раз выбрала меня в мужья. Она очень рада, что все разъяснилось. Она приглашает нас завтра на ланч, и ты сможешь убедиться, как она рада, что у нас все образовалось. Ты согласна, Фейт?

Она кивнула.

– Хорошо, мы придем, мама. – Говард положил трубку и довольно ухмыльнулся. – Она говорит, что на ее памяти это лучшее Рождество из всех.

Рождество, после которого последний из ее детей наконец остепенился. – Он рассмеялся, и с лица его окончательно исчезли следы недавних волнений. – Для меня это тоже самое прекрасное Рождество в жизни.

– И для меня, – призналась Фейт, сияющая от переполнявшего ее счастья.

Подойдя, Говард обнял ее и поцеловал, и Фейт, с равной страстью отвечая на поцелуй, доверчиво прижалась всем телом к своему Говарду, своему – отныне и навсегда.

Новогодний бал был в полном разгаре. Волнение Фейт, охватившее ее в самом начале вечера, давно улеглось, и теперь она чувствовала себя великолепно, как только может чувствовать себя абсолютно счастливая, свободная женщина.

Свободная… Фейт вспомнила о Льюке, И о его блондинке. Сегодня их первая супружеская ночь. Однако теперь это совершенно не трогало Фейт, ведь она собиралась провести эту прекрасную ночь с Говардом и прожить с ним такую же прекрасную и счастливую жизнь. Как ни удивительно, но теперь, с Говардом, она чувствовала себя более свободной, чем когда бы то ни было прежде.

Фейт переходила от одной группы гостей к другой, расточая улыбки и комплименты. Она с гордостью убедилась, что никто из приглашенных не выглядел столь неотразимо, как Говард. Он затмевал всех. Как ни странно, никакой тревоги по этому поводу Фейт не чувствовала. Выражение глаз Говарда в те моменты, когда он смотрел на нее, не оставляло ни малейших сомнений, что ни одна из присутствующих женщин, независимо от красоты, богатства или каких-либо других достоинств, не имеет против Фейт никаких шансов.

Она улыбнулась, вспомнив женский журнал со статьей о признаках приближающегося разрыва. По-прежнему непрочитанный, он все так же валялся в нижнем ящике ее рабочего стола. У Фейт больше не было нужды знать эти злосчастные признаки. И никогда не возникнет. В нерушимость брачных уз Говард верил свято, и Фейт знала, что они будут вместе в радости и в печали, в богатстве и в нужде, пока смерть не разлучит их навеки.

Говард подошел к Фейт и, взяв ее руку в свою, с улыбкой спросил:

– Ну как, роль хозяйки бала тебя не утомляет?

– Нисколечко! – счастливо улыбнулась она в ответ.

В глазах Говарда появилось хитрое выражение.

– Видишь, какой я проницательный! Я устроил бал специально для тебя – это входило в план обольщения. И я не вижу никакой необходимости его менять.

Рассмеявшись, Фейт прижалась к нему.

– Знаешь, дорогая, красное тебе удивительно к лицу, но, должен признаться, в голубом ты выглядишь так, что у меня дух захватывает, доверительно сказал Говард.

– Тебе действительно нравится? – обрадовалась Фейт.

Сегодня она надела длинное вечернее платье из голубого шелка, которое было отделано серебряным шитьем. Лазурные туфли с серебряными же пряжками и дорогие изящные украшения из серебра дополняли туалет.

– Твое присутствие наполняет эту ночь волшебством ожидания чего-то радостного и прекрасного, – мурлыкал Говард.

– О, пожалуйста, продолжай меня соблазнять. Кто знает, к чему приведут твои речи?

Он рассмеялся.

– Говард, дорогой!

Вздрогнув от неожиданности, Фейт обернулась и увидела Валери Друд. Хищно улыбаясь накрашенными кроваво-красной помадой губами, она приближалась к Говарду, готовая вцепиться в него мертвой хваткой.

Вид Фейт, непроизвольно прижавшейся к Говарду, остановил Валери на середине прыжка. Зеленые кошачьи глаза недобро сверкнули.

– О! Я вижу, твоя новая приятельница и здесь с тобой.

– Больше чем приятельница, Валери, – проинформировал ее Говард, обнимая невесту за плечи. – Моя будущая жена. Фейт наконец-то согласилась выйти за меня замуж.

– Наконец-то? – потрясение переспросила Валери.

– Да, – подтвердила Фейт, демонстративно поправив волосы левой рукой, на безымянный палец которой Говард несколько дней назад надел великолепное кольцо с бриллиантом. – Говард мне подходит, и я решила оставить его себе.

– Поздравляю… – процедила Валери.

– Бокал шампанского? – со сладкой улыбкой предложила Фейт. – Угощайтесь. Мне очень хочется, чтобы в эту ночь все радовались жизни.

– Благодарю.

Спотыкаясь, словно слепая, поверженная хищница побрела прочь, а Фейт, не удержавшись, торжествующе улыбнулась Говарду.

Его волчьи глаза довольно блестели.

– Признайся, ты дико ревновала меня к ней тогда, в ресторане?

– Я была готова глаза ей выцарапать, – не стала отпираться Фейт.

– Пожалуй, тащить тебя в постель мне следовало прямо тогда, сразу после обеда.

– Имеешь все шансы наверстать упущенное сегодня ночью.

– О, в этом можешь не сомневаться! – пообещал Говард, и Фейт захлестнула волна сладостного ожидания.