В сладостном уединении

Эллиот что-то пробурчал, но она не расслышала.

— Я не спрашиваю вашего совета, Эллиот, — сказала Пруденс. — Вы поручили это дело мне, значит, мне самой и выкручиваться. Другим журналистам вы предоставляете решать все самим.

— У других журналистов дети вашего возраста! — напомнил ей Тромбли. — Но я хочу получить эту статью.

— Я знаю, но все же, все скажу Хейли до приезда Джоан. Это мой шанс!

— Пожалуй, ты права, — проворчал он.

И все-таки, возвращаясь в замок, она терзалась сомнениями: говорить — не говорить? Никак не могла окончательно уверовать в правильность выбора. Твердо знала только одно: Хейли ей очень нравится. Больше того, она восхищается им. Он — редкая личность.

Джульета и Моника пили чай в большом зале.

— Хейли наверху? — спросила она их.

— По-моему, на развалинах, — ответила Джульета, наблюдая, как Пруденс возвращается к двери. — Что-нибудь случилось?

— Случилось. Пусть Моника тебе расскажет.

Воздух был прохладным и сырым, над озером опустился туман. Хейли она нашла стоящим среди руин аббатства.

— Я должна вам кое-что рассказать, — сходу начала она, понимая, что если сразу не перейдет к делу, то никогда уже не наберется мужества откровенно признаться в обмане.

Он молча поднял густые брови.

— Я солгала о себе в том послужном листке.

— Колин мне так и сказал.

— Я с отличием окончила Холиок-колледж, — продолжала Пруденс, — и прямо оттуда попала в "Манхэттен мансли" на должность помощника редактора. В прошлом году меня перевели в корреспонденты. В основном я писала обзорные статьи. Я единственная в журнале, кто рецензировал детскую и подростковую литературу. На книги Колина тоже писала рецензии. — Остановившись, она перевела дыхание и отвела глаза от Монтгомери. — Больше месяца назад я получила первое самостоятельное репортерское задание — написать статью. Как-то, разговаривая с профессором Джоан Монтгомери, я узнала, что она бывшая жена известного писателя, а еще совершенно случайно узнала, что этот писатель подыскивает себе личного секретаря. Рассказала об этом своему шефу. Он решил, что я могу попробовать заполучить эту работу. Я с самого начала прекрасно понимала, что это вторжение в частную жизнь, и тем не менее все-таки взялась написать о вас очерк.

Хейли слушал не перебивая. Пруденс сделала паузу, приблизилась к проему и, вздохнув, продолжила свою исповедь:

— Колин нанял меня. Остальное вам известно. Но главное, что я хочу вам сказать, — без вашего позволения материал не будет опубликован, хотя я люблю свою профессию, хочу и дальше сотрудничать в журнале.

Хейли смотрел на пустые проемы окон, где столетия назад были крошечные стекла, едва пропускавшие солнечный свет, и молчал. Пруденс еше раз вздохнула, немного подождала и пошла назад к замку. Он не остановил ее. Проходя через кухню, она через силу улыбнулась Мэри и поднялась к себе. Собирая вещи, обратила внимание, что у нее дрожат руки.

В дверь тихо постучали.

— Я сплю! — ответила Пруденс.

Джульета проигнорировала ее запрещение войти и открыла дверь. Губы ее были крепко сжаты, но в глазах Пруденс не увидела злости.

— Моника мне все рассказала, — сообщила Джульета.

— А я все сказала вашему отцу. Завтра Джоан расскажет Колину, и все будут знать. — Пруденс открыла шкаф и начала выгребать одежду, небрежно кидая ее в большую сумку. — Полагаю, ты хочешь услышать, не напечатаю ли я статью без разрешения отца? Не сомневайся, у меня еще осталась человеческая и журналистская этика.

— Что сказал отец?

— Ничего.

— О, Господи!

Пруденс вывалила в сумку груду белья, вновь посмотрела на Джульету:

— Ты что-то хотела сказать?

— Я считаю, тебе необходимо уехать до возвращения Колина. Я сочувствую тебе, Пруденс, но у тебя было достаточно времени, чтобы все самой ему рассказать, да и всем нам. Ладно, мне надо идти!

— Джульета! — остановила ее Пруденс. — Я не уеду, пока ваш отец не велит мне это сделать. Не могу. Понимаю, что он, конечно, потребует этого, но до тех пор не могу. Сейчас соберу вещи и буду ждать. Мне говорили… — Голос ее дрогнул, она сделала паузу, чтобы перевести дыхание. — Мне говорили, что работа журналиста не из приятных…

Джульета нахмурилась и вышла. Пруденс продолжала собираться, размышляя, удастся ли ей вылететь сегодня же вечером, если быстро добраться до аэропорта?

Но Хейли не прогнал ее из замка. Спуститься на ужин у нее не хватило смелости, не говоря уже о том, чтобы попросить принести ей еду, поэтому она так и легла голодной. Попробовала читать, но только смотрела на страницы, не испытывая никакого удовлетворения от того, как прошел ее судный день. Впрочем, этого следовало ожидать.

На рассвете Пруденс вышла из замка и стала бродить по развалинам аббатства. Туман клубился под ногами, закрывал озеро плотным покрывалом. Роса обжигала ноги, и утренняя прохлада прохватывала до костей. Но и сквозь туман было видно, чтонаверху в замке горит окно. Хейли Монтгомери проснулся. Пруденс тяжело вздохнула. Может, ей все-таки потихоньку исчезнуть?

Вернувшись в комнату, она постояла под горячим душем, потом оделась во все самое лучшее, чтобы достойно встретить прибытие всей компании из Эдинбурга.

Голод все же заставил ее появиться на кухне в поисках чего-нибудь съестного, хотя вначале она все-таки убедилась, что там никого нет. Но не успела намазать джемом лепешку и налить кофе, как через черный ход с большим букетом роз вошел Хейли Монтгомери. Положил цветы на стойку, выдвинул стул и сел.

— Чаю? — спросила она.

— Я уже пил. Давно. Хорошо, что вы решили позавтракать, а то я уже начал за вас беспокоиться.

— За меня?

Он кивнул.

— Спасибо! — улыбнулась Пруденс.

— Я так понимаю, вы собрались?

Она кивнула.

— Ваше признание не было чем-то неожиданным, знаете ли, — произнес он как всегда грубоватым, но дружелюбным голосом. — Надеюсь, вас это не очень расстраивает? Хотя не ожидал, что вы работаете у этого проныры Эллиота Тромбли. Как там поживает старый чудак?

— Смешно, но он точно так же говорит про вас, мистер Монтгомери.

— Неужели? Приятно будет снова с ним встретиться. Полагаю, он чертовски хотел бы заполучить мою фотографию на обложку журнала. Что-нибудь такое: Монтгомери сидит среди развалин.

Хейли поднялся, подошел к шкафу, достал желтый блокнот для записей, заточенный карандаш и вручил все это Пруденс.

— Не люблю, когда записывают на пленку.

— Мистер Монтгомери…

— Не сбивайте меня с мыслей.

— Но…

Он облокотился на спинку кресла.

— Итак, ваш первый вопрос: где все эти годы скрывался Хейли Монтгомери? Замок Кинлин, Шотландия. Чем он занимался? Приходил в себя после гибели жены и беспробудного пьянства. Писать бросил. Записывайте, записывайте, Пруденс!

Весь следующий час она брала интервью у известного писателя и поэта Хейли Монтгомери. Задавала вопросы, конспектировала его ответы и понимала, что это будет не только лучшая ее работа, но и лучшая в году статья в журнале "Манхэттен мансли".

Через два года Хейли женился на доброй старой знакомой, профессоре литературы, которая, несмотря на любовь к нему, все-таки с ним рассталась. По причине все того же его алкоголизма. Каждый стал жить своей жизнью. Хейли скрылся в замке и отказался от общения с внешним миром. И там еще через некоторое время начал борьбу со своим пагубным пристрастием, только изредка покидая стены замка и никогда не выезжая за пределы Шотландии. Но писать не мог.

— Это были страшные годы, Пруденс, — сказал он. — Я бы не хотел заострять на них внимание.

Она не настаивала.

Теперь, после десятилетнего затворничества, Хейли Монтгомери решил вернуться к нормальной жизни. Процесс возвращения начался год назад, когда он снова взялся за перо. На этой неделе, по приезде Джоан и литературного агента, они все вместе обсудят план его возвращения к активной творческой деятельности. Осенью, если все пойдет, как задумано, он собирается вернуться в Нью-Йорк, возможно, занять профессорскую должность в университете.