В сладостном уединении

12

Только утром Пруденс вспомнила о записке Моники. Как она могла о ней забыть? Дождавшись, когда Колин ушел в ванную, немедленно достала ее из сумочки. Это оказалась телеграмма на имя Колина Монтгомери от его агента из Нью-Йорка. Однако в ней говорилось отнюдь не о детских книгах. В ужасе Пруденс прочла: «Никакого адвоката Арнольда Тромбли в Нью-Йорке нет. Эллиот Арнольд Тромбли является издателем "Манхэттен мансли". Выясняю, не работает ли Эдвардс на него».

Она скомкала телеграмму и, когда пришла ее очередь идти в ванную, спустила в унитаз.

Выходит, теперь и Моника все знает! Почему же не сказала Колину? А Джульета? Видимо, и ей не сообщила. Джульета тут же поделилась бы с братом, и они вдвоем посадили бы Пруденс на первый же рейс до Нью-Йорка. А то и затолкали бы в багажник "порше", привезли в замок для допроса и четвертования. Может, Моника предоставила ей шанс тихо и с достоинством ретироваться? Правда, это больше смахивает на то, будто тебе в руку вкладывают заряженный пистолет.

Нет, она не уедет, пока не расскажет все Хейли Монтгомери! В конце концов, ее прислали сюда из-за него, а не из-за его детей. Если же сбежит, не поговорив с ним, а Эллиот узнает, то можно не сомневаться — работу она потеряет. А теперь только работа у нее и остается! Значит, надо приложить все силы, чтобы ее сохранить. Поразмыслив таким образом, Пруденс решила подождать следующего шага Моники.

— Вы встречаетесь сегодня с Чарльзом? — спросил Колин, когда она вышла из ванной.

— Вы же знаете…

— А вы всегда делаете то, что говорите, заслуживающая доверия Пруденс Эдвардс из университета Коннектикута?

— Надеюсь, вы не позволите мне это забыть, не так ли?

Обменявшись любезностями, они сели рядышком на диван пить кофе. Пруденс без конца повторяла про себя текст телеграммы и думала, что бы произошло, не перехвати ее Моника.

— Задумались? — спросил Колин.

— Нет! — От неожиданности она подпрыгнула. — Просто еще не проснулась.

— Понятно, — скептически произнес он. — Поскольку вы уходите флиртовать, я набросал собственные планы на сегодняшний день.

— Собственные?

— Да, я собирался показать вам кое-какие интересные места Эдинбурга, думал, мы побродим вдвоем. Мне это казалось весьма романтичным. Но поскольку Чарльз Мартинс привлек ваше внимание…

— Колин, все не так, и вы прекрасно это понимаете! Почему же ничего не сказали мне раньше? Я бы… Впрочем, теперь это не имеет значения. Я еду на ленч с Чарльзом, а вы занимайтесь своими делами. Интересно, вы специально придумали про прогулку, потому что я согласилась с ним встретиться?

— Не переоценивайте своего очарования! — резко вскочив, хмуро процедил он. Помолчал и с улыбкой добавил: — Но и не принижайте его.

Вручил ей связку ключей и вышел, хлопнув дверью.

Чарльз заехал за ней на такси и повез в университетский ресторанчик. Затем они побывали на концерте органной музыки в старинном соборе недалеко от студенческого городка. Он говорил о музыке, о Лондоне, о своем камерном оркестре. Пруденс слушала его рассеянно, потому что все думала, обсуждала ли Моника с Колином телеграмму из Нью-Йорка. Ведь возможен и такой вариант!

После концерта Чарльз спросил, не хочет ли она отправиться еще куда-нибудь посидеть и выпить. Пруденс категорически отказалась, и они оба пришли к мнению, что пора отправиться по домам и подготовиться к вечеру у Элгартов.

Когда машина остановилась перед домом Колина, Чарльз протянул руку, погладил ее по щеке и добродушно пожелал:

— Удачи тебе с ним, Пруденс!

— Что? — краснея, переспросила она и улыбнулась. — Я… Спасибо, — и вышла из машины.

В комнате она нашла записку от Колина: "Встретимся вечером у Элгартов". И адрес. Больше ничего, даже подписи. Прудене принялась нервно ходить из угла в угол, держа записку в руках. Идти или не идти? Решила — идти.

Она не знала, что принято надевать в Эдинбурге на такие приемы, но, поскольку выбор опять же был невелик, облачилась в легкое белое платье с оборками и каймой спереди. Яркий шарфик и белые босоножки дополнили туалет. Нанесла немного косметики — и была готова. Для повышения тонуса встала перед зеркалом и хорошенько обругала Колина вместе с Эллиотом Тромбли.

Вечерний воздух еще сохранял тепло, солнце садилось за крыши домов. Пруденс радовалась одиночеству и возможности собраться с мыслями. Итак, ей надо постараться больше не поддаваться очарованию Колина Монтгомери, оставаться холодной, безразличной, словом, вести себя, как репортер на задании. Если Моника рассказала Колину о телеграмме, что ж, она готова отразить его ярость. Или «ярость» слишком мягкое слово? Не имеет значения! Если еще не рассказала, то сделает это в самое ближайшее время. В этом нет сомнения! В любом случае сегодня в доме его друзей ей предстоит пройти испытание — надо это сделать с достоинством.

Но, нажимая кнопку звонка в доме Элгартов, она почувствовала, что у нее трясутся поджилки и руки становятся влажными.

Высокий, стройный мужчина в белом смокинге открыл дверь.

— Я Пруденс Эдвардс, — произнесла она и испугалась своего хрипловатого голоса.

Он вежливо поклонился:

— Мисс Эдвардс, мистер и миссис Элгарт ожидают вас. Проходите.

Дворецкий провел ее в гостиную, увешанную многочисленными портретами в золотых рамах. Колин с сестрой уже были здесь. Вместе с Моникой они сидели на диване. Габриэль, Сен-Симон, Чарльз и Генри стояли около камина. Поодаль она заметила еще две пары возрастом постарше. Все женщины были в длинных вечерних платьях, мужчины — во фраках.

Один из них, с металлическим оттенком седых волос, подошел к ней, взял за руку, радушно улыбнулся.

— Мисс Эдварде, я рад, что вы пришли. Меня зовут Грэхэм Элгарт. — Он подвел ее к элегантно одетой изящной женщине. — Моя жена — Кэтлин.

Затем Грэхэм Элгарт познакомил ее с остальными гостями. Когда церемония закончилась, Пруденс подошла к троице, сидящей на диване.

— Как прошел ленч? — ледяным тоном поинтересовался Колин.

— Превосходно. Мы слушали органную музыку в соборе, — ответила она, присаживаясь на краешек рядом стоящего стула.

— Неужели? — со скучающим видом спросил Колин, всем своим видом показывая, что разговаривает с ней только из вежливости.

Обиженная, Пруденс отвернулась. Почему он ведет себя так отвратительно? Ведь вчера, казалось, они пришли к взаимопониманию. Но тут же прервала себя на середине мысли. Никогда они с Колином не придут ни к какому пониманию! Быстро поднялась и присоединилась к компании Габриэля, Чарльза и Генри. Но там обсуждали фестивальные дела, и ей моментально стало скучно. Заметив, что Моника пошла к пианино, стоящему в дальнем углу гостиной, она решила подойти к ней.

— Ты прекрасно сегодня выглядишь, Моника. Надеюсь, тебе дали возможность отдохнуть?

— О да! — ответила та, сладко улыбаясь. — Так устала, что весь день не выходила из комнаты.

Значит, Колин провел время не с ней, сообразила Пруденс. Или все-таки с ней?

— Итак, Пруденс Эдвардс, ты работаешь в "Манхэттен мансли", — сказала Моника.

— Да, — призналась она без особой гордости. — Но, Моника, это не то, что ты думаешь. Да, я получила задание написать о Хейли Монтгомери, но я уважаю и буду уважать право семьи Монтгомери на частную жизнь. Я не стану писать статью без разрешения Хейли.

— А этого ты никогда не получишь! — В голосе танцовщицы звучала обида и злость. — Мне жаль тебя, Пруденс Эдвардс! Ты влюблена в Колина, но теперь он не захочет иметь с тобой ничего общего. Я дала тебе телеграмму, чтобы ты сама могла ему все рассказать.

— Спасибо, — выдавила Пруденс.

Моника сверкнула глазами:

— Но ты должна ему сказать! Понимаю, может, для тебя эта статья важна, но я очень люблю семью Монтгомери и не позволю тебе нарушить ее покой!

— Я скажу, — пообещала Пруденс. — Джоан приезжает через две недели. Она знает, кто я. Я поклялась ей, что во всем признаюсь перед ее приездом.