В сладостном уединении

— Нет, сегодня же вечером, Пруденс Эдвардс. Я предполагала, что между вами любовь, но если не скажешь, значит ты просто используешь его…

Неожиданно на глаза Пруденс навернулись слезы. Акцент Моники, ее красота и смысл сказанного заставили ее еще раз переосмыслить сложившуюся ситуацию. Недавняя решимость куда-то испарилась.

— Я не силах, — чуть ли не пожаловалась она, и голос ее надломился. — Не сегодня. Если настаиваешь, можешь сама сказать. А я не могу. Обещаю, что он все узнает через две недели, перед приездом Джоан.

Моника ничего не ответила. В это время дворецкий представлял новых гостей. Пруденс повернулась и чуть не вскрикнула, увидев Хейли Монтгомери, одетого в отличный костюм. Хейли подошел к Грэхэму Элгарту, обнял его, похлопывая по плечу. Колин и Джульета сразу вскочили, поспешили навстречу к отцу.

— Тебе повезло! — прошептала Моника. — Ладно, не сегодня.

Свирепо взглянув на Пруденс, она пошла и встала рядом с Колином, поздоровалась с Хейли. Пруденс осталась около пианино и была несказанно рада, когда объявили, что ужин подан.

Когда гости переходили в столовую, рядом с ней оказался Хейли. Он обнял ее за плечи, добродушно спросил:

— Как вам нравится Эдинбург?

— Великолепный город. Я поражена архитектурой! — улыбнулась Пруденс, искренне радуясь его появлению.

— Серьезно? Полагаю, Колин постарался ввести вас в исторический экскурс. Тут ведь, знаете, у каждого дома своя история.

— Фактически… — начала она и умолкла.

— Фактически, вы с моим сыном опять не поладили! — понял Хейли.

— Он выяснил, что я окончила не тот университет, что указала в послужном листе.

— А это так важно?

— И еще я отличница.

— Ах, так вы солгали! — серьезно, но не без симпатии сказал он. — Нехорошо! Как же это получилось?

Пруденс виновато всхлипнула. Но оказывается, Колин ничего не сказал отцу!

— Ага, — усмехаясь, продолжил Хейли. — Значит, все было не совсем так. Ну-ну, Пруденс! Как я уже сказал две недели назад, интересно было бы узнать, кто же вы на самом деле?

Войдя в просторный, пестро украшенный зал, Пруденс улыбнулась — у нее немного отлегло на сердце. Обеденный стол был заставлен сверкающим серебром и старинным фарфором. Ее посадили в середине, между Чарльзом и Генри, прямо напротив Колина. Хейли сел в конце стола, рядом с хозяином и хозяйкой.

Чарльз наклонился к ней:

— Старик не встречался со многими из этих людей лет десять. Может, он намеревается выйти из небытия?

Пруденс не ответила. Если Хейли Монтгомери и правда собирается покончить со своим затворничеством, то у нее будут законные основания написать о нем статью. Если повезет, им даже удастся обставить конкурирующие журналы. Эллиот Тромбли будет на седьмом небе от счастья. А вот Колину, конечно, абсолютно все равно, где и кто расскажет о его отце. Все сведется к одному неоспоримому факту: Пруденс Эдвардс — лгунья.

— Ты закончил работу, папа? — спросила Джульета.

— Не до конца. Но мне нужен перерыв, — объяснил он грубоватым, как обычно, голосом. — Заскучал я в этом замке, особенно в такое время, когда идет фестиваль. Моника, я слышал, о тебе говорит весь город?!

Моника была польщена.

Потом гости стали с интересом слушать рассказ Сен-Симона о его интервью репортеру "Манхэттен мансли", а Пруденс тем временем принялась за еду. Лишь изредка посматривая по сторонам, заметила, как Колин тепло смотрит на отца, один раз уловила быстрый взгляд Моники и с сожалением подумала, что та, вероятно, вычеркнула ее из списка своих друзей. Жаль, что так и не удастся узнать ее поближе. Она ей нравилась. Странно, что Колин в нее не влюблен. Во всяком случае, если это так, в том нет вины самой Моники. Тяжело вздохнув, Пруденс осознала, что она вообще может потерять всех этих приятных, симпатичных ей людей, сидящих за столом.

После ужина она присоединилась к группе гостей, которые пошли в сад полюбоваться цветами. Они действительно оказались замечательными, и она высказала супругам Элгартам свое восхищение их садом.

— Очень приятно слышать это от вас, — улыбаясь, поблагодарила Кэтлин. — Хейли говорил мне, что вы хороший секретарь, но вам, вероятно, было нелегко оставить семью, друзей и приехать в Шотландию?

— Нелегко, — согласилась Пруденс. — Обычно я навещаю родителей раз в месяц.

— Так ваши родители не в Нью-Йорке? — полюбопытствовала Кэтлин.

— Нет, они живут в Коннектикуте.

— В самом деле? У нас там в Гринвиче друзья.

— Я из северо-западного Коннектикута, — уточнила Пруденс. — А вы часто бываете в Штатах?

— Теперь нет, — сказала Кэтлин. — В молодости мы частенько туда наведывались. А с годами, знаете, тянет ближе к дому. Конечно, иногда мы ездим в Париж или Рим.

Извинившись, Кэтлин отошла к другим гостям. Пруденс вздохнула и устало присела на скамеечку. Ее одолевало беспокойство. Продержится ли она еще две недели? А, собственно, зачем ей это надо? Вот взять бы сейчас, встать на скамейку, хлопнуть в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание, и объявить: "Я Пруденс Эдвардс из "Манхэттен мансли". Можете облить меня краской, затем поджечь". Зато все проблемы сразу же решились бы сами собой.

Естественно, ничего подобного она не сделала. Из вежливости еще посидела, а когда вынесли черри и чай, извинилась перед Грэхэмом Элгартом и незаметно ускользнула.

Да, видимо, не очень незаметно. Потому что не успела повернуть на Шарлот-сквэа, как рядом появился Колин.

— Заскучали?

Не глядя на него, она помотала головой:

— Устала.

— Провели напряженный день с Чарльзом?

Нахмурившись, Пруденс ускорила шаг, но Колин легко догнал ее, пошел совсем близко, однако не дотрагиваясь. Руки его были засунуты в карманы. «Раздражен», — решила она.

— С моей стороны нахально завидовать? — спросил небрежно он.

— Я бы сказала, глупо, — пробормотала Пруденс, пересекая площадь.

— Глупо, — повторил он.

Она остановилась, повернулась к нему.

— Да, глупо завидовать, особенно когда это касается человека, которого не уважаешь и которому не доверяешь.

— Очень красивая фраза! — заметил Колин. — И грамматически правильная. Хорошее образование, должно быть, дают в Холиок-колледже!

Пруденс снова пошла вперед, бросив через плечо:

— Глупо!

Подойдя к дому, быстро взбежала по ступенькам.

— Но не нахально? — продолжал настаивать он, пока она искала ключи.

— Чтобы ответить на этот вопрос, — уверенно заявила Пруденс, ощущая, как дрожат в руках ключи, — надо разобраться в чувствах к вам. А поскольку вас не волнуют мои чувства, с какой стати я стану в них разбираться? Желаю вам спокойной ночи, мистер Монтгомери!

— Но это моя квартира, припоминаете? — сказал Колин, накрывая ее руку своей. — Вы не можете желать мне спокойной ночи на пороге моего дома.

Пруденс застыла на месте, не зная, что делать.

Колин взял у нее ключ, вставил, повернул его, открыл дверь. Затем прошел мимо нее в холл и стал открывать другую дверь. Пруденс стояла в нерешительности. Открыв и ее, жестом пригласил девушку войти.

— Только после вас, мисс Эдвардс.

Пруденс заправила локон за ухо, пожалев, что у нее волосы не такие длинные и густые, как у Моники, иначе этот жест был бы наполнен большим драматизмом, распрямила плечи, прошла мимо него. И, дабы чем-нибудь заняться, налила себе холодной воды из холодильника.

Колин подошел, взял стакан, поставил его на стойку, затем обнял Пруденс.

— Вероятно, я близок к цели. Мое расследование начинает вас раздражать.

Она пожалела, что у нее не хватает мужества схватить стакан и выплеснуть воду ему в лицо. Но ей очень нравились его объятия. Многое бы отдала она, лишь бы он обнимал ее еще и еще.

— А вот и нет! — стала отрицать она просто так.

— Я наблюдал за вами весь вечер, — глядя ей прямо в глаза и улыбаясь, сказал Колин. — Вы красивы и пленительны. Я вам этого еще не говорил?

— Ничего вы мне не говорили! — замирая в его объятиях, ответила Пруденс. — Вы веселились со своими друзьями и не обращали на меня никакого внимания!