Нежнее облаков

   По мои щекам катились слезы. Я впервые позволила себе расслабиться в присутствии кого-то за последний год. Почему-то с Валеркой я могла это сделать, а с другими держалась. Как только он выносил мои истерики?! Я уже не помню, когда мы с ним не рыдали от проблем, а просто наслаждались жизнью и весело общались. Я старалась вести себя радостно в компании, но наедине всегда использовала друга как плакательную жилетку. Каким же терпением он обладал!

  - Я так устала... устала от жизни, в которой давно нет никаких эмоций и позитива. Силы утекают, а подпитки нет! Все так монотонно и однообразно. Меня даже никто не любит... - я была вынуждена признать, что любви действительно не хватает. - За целый год я не почувствовала ни одного огонька со стороны мужчин. Представляешь, они ухаживали, мы даже встречались... но холодно так, с каким-то расчетом.

   Валерка смотрел мне в глаза и поглаживал по плечу.

  - Нация такая холодная, - сказал он.

  - Нет, это я холодная. Вот сижу, вроде бы, горячая, живая, из плоти и крови, - я взяла его за руку, чтобы он убедился. - А сама как мертвая, внутри пусто!

  - Алинка, нельзя так! - не выдержал он. - Ты сама себя убиваешь и близких режешь. Еще ведь не было окончательного вердикта, еще осталась надежда, результатов пока нет!

  - Вот этой надеждой и живу, - я опустила голову. - А если нет... уйду в монастырь. Сложно мне, Валер, у Кати есть Егорка, у тебя будет дочка. Вы счастливы, у вас все сложилось! Я не нужна вам, я в вечной депрессии! Я уйду от этой жизни, буду там, где все равны. Буду молиться за себя и за ваше счастье...

  - Дурочка! - Валерка резко одернул меня и крепко обнял. Я почувствовала себя защищенной. - Не смей говорить подобных вещей! Все будет, все придет! Поняла?

   Я испуганно кивнула.

  - Всему свое время. У каждого человека свое предназначение.

   Знать бы, в чем мое предназначение. Может быть, тогда мне было бы легче существовать, ожидая его...

  15

   Я втянулась в российские будни, вернулась к преподаванию на заочные факультеты и продолжала работать переводчиком. С Полиной я пересеклась однажды в дверях Катюхи - она была пузатая, немного отекшая и очень устало выглядела. Беременность явно давалась ей нелегко, но у Полины был бойкий характер, и она хотела казаться сильной и довольной.

   Сынишка Кати и Павла уже заметно вырос, и я часто водилась с ним, когда чувствовала потребность выйти в люди. Я приносила ему подарки и получала неистовое удовольствие, наблюдая за восторгом ребенка. Мне казалось, такими темпами я скоро стану любимой тетей маленького Егорки. И была не против.

   Полину положили на сохранение чуть раньше срока. Она всеми силами пыталась вырваться домой, но врачи настояли на своем, и Поля сдалась. Валерка все вечера после работы проводил с ней, а я с ужасом ждала письма из Германии и старалась сохранять оптимизм.

   Конверт с немецкими марками пришел через месяц после моего возвращения. Я с трепетом выудила его из почтового ящика и осторожно вошла в квартиру. Какое-то время я ходила вокруг него, боясь вскрывать и собиралась с духом.

   Наконец, я решилась...

   Перед глазами прыгали немецкие буквы. Слова складывались в объяснения, из которых вытекал диагноз. По мере чтения слезы наполняли глаза.

   У меня никогда не будет детей. Я навсегда лишена этой возможности.

   Я скатилась по стене на пол и обхватила колени руками. Тело сотрясалось в динамичных конвульсиях, и наружу стали вырываться громкие рыдания. Я ничего не видела, я ничего не хотела, мне было больно и горько... надежды не оправдались...

   Я с силой швырнула мобильный о противоположную стену, и тот разлетелся на несколько частей. Я смяла часть письма и откинула от себя подальше. Мне казалось, оно жжет, оно хочет прожечь меня насквозь и убить своим огнем. Мне стало холодно. Я дотянулась до диванного пледа и потянула на себя. Закутавшись, я легла на пол и рыдала. Громко и протяжно, как не рыдала уже давно.

   Накрывшись с головой, я окунулась в темноту. В ней было страшно... страшно одиноко и удушающее. Я хваталась руками за плед, сжимая его с силой, билась локтями о твердый пол и все выше и выше подбирала под себя ноги, то и дело опускавшиеся обратно. Я не чувствовала ничего, кроме отчаяния и безнадежности.

   Я лежала долго. Мне казалось, прошла целая вечность, и скоро я должна была умереть от истощения. Звонок в дверь не сразу пробился в мое сознание...

   Я высунула голову из пледа и отчетливо услышала звонок с завидным тактом. На улице уже стемнело. Заплаканная и опухшая, я открыла дверь.

  - Валерка, - прошептала я. - Как хорошо, что ты пришел...

   Он молча вошел в квартиру, и я опять дала слабину.

  - Они ответили, - по моим щекам лились слезы. - Написали, ничего невозможно. Валер, как так? Почему? Как же... - я дрожащими пальцами дотронулась до воротничка его рубашки, желая прижаться, чтобы он как всегда обнял меня своими дружескими объятиями, и я могла немного успокоиться.

   Он ничего не делал.

  - Полина умерла, - тихо сказал Валерка.

  - ...и никакой надежды больше не осталось, все кончено, я бездетна, - словно в тумане продолжала я, не обращая внимания на его слова.

  - Ты слышишь, Поли больше нет.

  - А я так хотела, я так ждала. Ведь...

  - Да очнись ты!!! Ты можешь хоть раз забыть о себе и отложить свои эгоистические проблемы! - он грубо тряхнул меня и влепил смачную пощечину. - Поля умерла!!! Нет больше Поли! Понимаешь ты?!! - из его глаз покатились слезы.

   Оплеуха будто отрезвила меня, и я вмиг замолчала. Я испуганно посмотрела на Валерку, и заметила, насколько он потерянный и бледный. Мою истерику как рукой сняло, я видела, что нужна была ему, и мое сознание оперативно подтянуло все остатки разума. Валерка обессилено пошатывался передо мной.

  - Валер, держись, - я провела рукой по его голове и заглянула в лицо, измеряя масштаба бедствия. - А ребенок?

   Он осел на пол. Я присела рядом и положила его голову на свои колени, поглаживая успокаивающими движениями. Впервые он был таким беспомощным и слабым, и я просто обязана стать сильной и трезво смотреть на реальность рядом с ним.

  - Она родила прошлой ночью, все хорошо, девочка здорова, - тихо проговорил Валерка, глотая слезы. - А сама... Врачи до последнего бились... У нее очень сложно проходила беременность, ей должны были делать кесарево. А потом решили рожать естественно... Они откачивали ее больше двенадцати часов... а потом сердце остановилось, - он уткнулся в мои колени и тихо сотрясался.

  - Валерка, - прошептала я, едва сдерживая слезы. По моим щекам текли тоненькие струйки.

   Мы просидели вдвоем всю ночь. Мы не спали. Сначала мы тихо плакали, а когда слез не осталось, немигающим взглядом смотрели перед собой. Валерка был совсем растерянным, и я делала ему крепкий чай, чувствуя ответственность за этого человека.

   К утру он ненадолго заснул, а когда проснулся, волевым усилием заставил себя собраться и двинулся по делам.

   Я была на связи. Я поддерживала его по телефону и заочно помогала с организацией похорон. Ребенка разрешили забрать уже на третий день - в день похорон Полины.

  - Валер, давай побуду с ребенком, - предложила я. - С кем она останется? Не думаю, что родители не захотят проститься с Полиной, а мне там все равно делать нечего. Я не пойду, навещу позже.

   Он согласился на эту разумную помощь. Ребенка забрали себе родители Валеры, пока Полинины организовывали прощание с дочерью.

   Женечка оказалась здоровой румяной девочкой, которая приветливо встретила меня и разрешила принять дежурный пост у мамы Валерки. Екатерина Анатольевна передала мне бутылочки со смесью, показала элементарные вещи... я прекрасно знала все сама! Не имея собственного ребенка, я прочитала сотню литературы и выучила все практические занятия у Кати. У Валеркиной семьи не возникло и сомнений, чтобы не оставить его дочку со мной. Но мы не афишировали мою причастность, зная негативный настрой Юлии Михайловны и ее семейства. Екатерина Анатольевна не была в курсе нашей неприязни, она делала выводы лишь по своим ощущениям. А наши отношения с ней складывались весьма тепло.