Домик на побережье

Луиза плакала.

– Не надо так огорчаться, – расстроенно проговорила Триш.

– Огорчаться? Маленькая дрянь! Ты увела его у меня! Ведь он был моим, слышишь, моим!

Было ясно, что между ним и Луизой все кончено. Минуту та продолжала бушевать, затем подтвердила, что помолвка расторгнута. И Триш повесила трубку.

Адам глубоко вздохнул.

– Думаю, нам надо поговорить. Давай сходим пообедать. А сейчас, извини, мне надо прийти в себя. – С этими словами он вышел из комнаты.

Теперь Триш задумалась всерьез. Итак, он свободен. И они могут быть вместе. Она попыталась представить это себе, но не сумела. Что бы ни говорил Адам, но жизнь на острове не для него. Чем он будет заниматься? Кормить цыплят и помогать печь печенье? Он же умрет от скуки. Не успеешь оглянуться, как они возненавидят друг друга. И тогда он сбежит, как ее отец, а ведь тот даже не был горожанином.

И ее сердце будет разбито.

Если, конечно… Она задумалась. Больно закусила губу. Нет. Не выйдет. Но мысль прочно засела у нее в голове. Соблазни его, упрямо твердил внутренний голос. Если это все, чего он хочет, он потом уедет. И больше не будет угрожать твоему спокойствию, да вдобавок будет о чем вспомнить.

На ней было элегантное платье с глубоким вырезом и облегающим лифом, подчеркивавшим высокую грудь. Адам изо всех сил старался сосредоточиться на стоявшей перед ним тарелке с креветками или на виде из окна ресторана гостиницы, но это ему не слишком удавалось.

– Ты очень молчалив, – заметила она. В глазах ее был какой-то необычный блеск.

– Это из-за работы, – солгал он. Решил, что если поломать несколько часов голову над новой компьютерной программой, которую он собирался запустить, то он сумеет хоть ненадолго перестать думать о восхитительном теле Триш.

Она наклонилась вперед, и Адам уловил слабый чарующий аромат ее духов.

– Неужели на Брайхере и вправду есть человек, которому нужна твоя помощь?

– Нет. Но я не солгал. Я лишь сказал, что на острове может оказаться такой человек.

– Значит… тебе больше незачем здесь оставаться?

– Только из-за тебя. Незаконченное дело, о котором я говорил, – это ты.

– Тем более ты можешь завтра уехать.

– Не раньше, чем получу то, за чем приехал.

Казалось, она осталась довольна.

Встретив взгляд ее синих глаз, Адам едва не потерял голову. Что-то необычное было в ней этим вечером. Ее красота завораживала. И… на ее губах появилась кокетливая улыбка. Адам замер: она открыто заигрывала с ним.

– Вижу, тебе не хочется доедать пудинг, – сказала она, слегка касаясь его руки. – Может, пойдем выпьем кофе?

Не дожидаясь ответа, она вытерла губы салфеткой и встала. Адам по привычке отодвинул стул, помогая ей выйти из-за стола, и лишь потом ему пришло в голову, что не слишком разумно подходить так близко к огню.

– Обед был превосходный. Спасибо, что пригласил меня.

– Спасибо тебе, что согласилась составить компанию, – пробормотал он, лихорадочно размышляя, что подумают официанты, если он обнимет ее за талию и поцелует эти пухлые алые губки.

Прежде чем он успел решиться на этот рискованный шаг, она повернулась и быстрыми шагами направилась к выходу. Все взгляды устремились ей вслед, и Адам ощутил невольную гордость. От нее и впрямь нельзя было отвести глаз.

Они выпили кофе с пирожными и теперь сидели у окна, выходившего на озеро. За ним, залитое светом заходящего солнца, виднелось море, горизонт выделялся на фоне заката четкой темно-синей линией.

– Отсюда мы сможем полюбоваться на закат, – сказала Триш, закидывая ногу на ногу.

Адаму пришло в голову, что, хотя закат, возможно, и избитое клише, по крайней мере у него будет предлог не смотреть на эти восхитительные ноги.

– Потрясающе! – Пожалуй, можно было и не выражать столь бурного восхищения. Над озером летали ласточки, почти касаясь водной глади. Адам сделал вид, что поглощен созерцанием пейзажа. – Что это за птица?

– Погоныш! – воскликнула она. – Молодец! Погоди-ка… – Нагнувшись, она достала бинокль, очевидно забытый кем-то или предусмотрительно оставленный официантом, и поднесла к глазам. – Хочешь посмотреть? – Она подошла, села на край его кресла и, не снимая с шеи бинокль, наклонилась к нему. – Уже сумерки. Тебе видно?

Он пробормотал что-то в ответ, думая лишь о том, как она близко. Притворившись, что и вправду смотрит на злополучную птицу, он поскорее вернул бинокль.

– Тебе… тебе ведь совсем неинтересно, да? – расстроенно проговорила она, возвращаясь на место.

– Прости. Я задумался. – Он виновато улыбнулся, и этого оказалось довольно.

Вот что всегда нравилось ему в Триш: она никогда не обижалась и не хныкала. Она вообще… Он в отчаянии пытался справиться с нахлынувшими чувствами, буквально разрывавшими его на части.

– Адам, что с тобой? У тебя было такое лицо. О чем ты думал?

– Что ты самая красивая… – Он смущенно умолк. – Может, пойдем?

Оказавшись на улице и ощутив прохладу, она зябко поежилась.

– Ты не взяла ничего накинуть? – удивился он.

– У меня же есть ты. – Она вызывающе взглянула на него.

– Конечно. – Он принялся стаскивать пиджак, но она остановила его и потянула за руку.

– Обними меня.

Разве мог он не исполнить ее просьбу? Они стояли обнявшись и молча смотрели на закат. Адам слушал, как бьются о скалы волны, вдыхал пьянящий морской воздух, прижимал к себе любимую женщину, и ему казалось, что никогда в жизни он еще не был так счастлив.

Было бы так естественно повернуться и поцеловать ее, как только огненный шар исчезнет в окрашенных закатом морских волнах. Он мог бы стоять так вечно, касаясь ее нежных губ, ощущая исходящий от них аромат миндальных пирожных, которые они ели на десерт.

Адам не спешил. На этот раз он сумеет сдержаться. Да, он и так уже сильно возбужден. Но у него железная воля. Он должен это сделать, если и вправду хочет завоевать ее любовь и доверие, не став при этом пленником своих чувств.

– Пожалуй, нам пора домой, – сказал он, когда она начала слишком страстно отвечать на его поцелуи.

– Да. – Ее глаза возбужденно сверкали.

Адам нахмурился. Она надеялась, что они займутся любовью. Хотела этого. Чтобы обезопасить себя, он принялся болтать о пустяках, пока они в обнимку шли по дороге к дому.

– Думаю, завтра я поеду в Лондон. Есть кое-какие дела.

– Не получится, – ответила она, вдруг поежившись. – Завтра воскресенье. В воскресенье катера не бывает.

– Совсем? – изумленно воскликнул он.

– Совсем. И воскресные газеты приходят только в понедельник.

– Что ж, поеду в понедельник. И без газет тоже как-нибудь обойдусь.

С расстроенным видом Триш высвободилась из его объятий.

– Ты скучаешь по городской суматохе, да? Даже Труро показался тебе мал. Ты перебрался в Лондон.

– Я переехал, потому что хотел избавиться от воспоминаний, связанных с тем домом. – Он остановил ее и мягко развернул к себе. – Воспоминаний о тебе, Триш. Поэтому я уехал. Я плохо представляю, каково жить в таком месте, как это. Но хочу попытаться. Ты думаешь, я готов с радостью броситься назад, чтобы подышать выхлопными газами или застрять в очередной дорожной пробке, но нам с Луизой надо поделить дело, как бы я ни злился на нее. Надо думать и о бизнесе. Не забывай, что она мой партнер.

– А я подумала… Из-за меня? Ты уехал из-за меня? – Она изумленно взглянула на него, и он бережно обнял ладонями ее лицо.

– Послушай, Триш. Давай заключим договор. Я расскажу тебе кое-что о себе, а ты объяснишь мне, почему, когда я сказал, что собираюсь уехать, у тебя сделалось такое лицо, словно ты только что проглотила лимон.

– Идет, – усмехнулась она.

Он поцеловал ее маленький, аккуратный носик.

– Когда ты уехала четыре года назад, я был в отчаянии. Сам не знаю, чего я ждал, но где-то в глубине души мне, видимо, казалось, что ты всегда будешь рядом. И вдруг, только потому, что я повел себя как избалованный ребенок, увидевший шоколадку, ты взяла и уехала.