Любовь по наследству

Кеннет… Неужели он правда их внук? Смотрю на его взволнованное сосредоточенное и прекрасное лицо и не знаю, что и думать.

Надо все точно узнать. Засыпать его вопросами. Но с чего начать? И нужно ли мне это?

Внезапно ощущаю приступ голода. Наверное, это от избытка впечатлений. Впрочем, на свадьбе я ела мало, а самолетную еду терпеть не могу. В животе начинает урчать. Такое чувство, что если я сейчас же не заморю червячка, то просто умру. Как нелепо.

— Я хочу есть.

Мое заявление столь неожиданно, что Кеннет покатывается со смеху. Смущаясь, я легонько шлепаю его по колену.

— Эй, что тут смешного?

— Ничего. Ровным счетом ничего. Как говорится, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. — Он с широкой улыбкой направляется к мини-бару. — На ранний завтрак мы можем предложить… гм… точнее, не можем предложить ничего существенного. Шоколадный батончик, чипсы… Ты такое употребляешь?

Джонатан, узнай, что я ем посреди ночи, да еще и разную дрянь, разразился бы тирадой о необходимости питаться правильно и по расписанию, а еще о том, насколько пагубно влияет на человеческий организм, а как следствие и на его работу, на отношения с окружающими, пища вредная, тем более если ешь перед сном. Впрочем, спать я по-прежнему ничуть не хочу. В такую ночь совсем не до сна.

— Употребляю, — не раздумывая отвечаю я.

Кеннет приносит пакетик чипсов и два шоколадных батончика с начинкой из печенья, и мы оба начинаем хрустеть ими, сидя рядом на кровати, еще хранящей следы нашей страсти. Как муж и жена, что насладились любовью, и, не стесняясь показывать друг другу свои дурные привычки и слабости, набивают желудки, хоть дело и за полночь.

Шоколад придает сил, а от чипсов хочется пить. В голове все как будто раскладывается по полочкам, но продолжать разговор я еще не готова. Кеннет без слов наливает в два стакана воду и один дает мне. Кивком благодарю его и осушаю стакан.

— Наелась? — спрашивает Кеннет.

Качаю головой.

— Нет.

Кеннет смеется.

— Ты бесподобна. На диетах наверняка не сидела никогда в жизни.

— Еще чего, — ворчу я. — Но не подумай, что я обжора. — Смотрю вниз, на свой почти плоский живот, хоть он и спрятан под толстой махровой тканью. — Это я так… Слишком уж необычная ночь.

Кеннет с серьезным видом кивает.

— Это уж точно. Позвонить в обслуживание номеров?

— Ага, — с какой-то странной, почти животной радостью говорю я. Нет, дело определенно не в самой еде. Просто какое-то время мне необходимо заниматься чем-нибудь посторонним и ни о чем не думать, чтобы настроиться на то, что последует дальше. Потом надо будет принять решение. Возможно, самое важное в жизни.

— Что заказать? — спрашивает Кеннет.

— Кусок мясного пирога и чашку кофе, — выпаливаю я. — Гм…— Усмехаюсь. — С пирогом, наверное, возникнут проблемы, тут ведь не Австралия. Тогда бифштекс. Или нет, лучше бутербродов. Бифштекс гораздо дольше готовить, а повара и их помощники наверняка давно разошлись. Мальчишки же из обслуживания номеров в состоянии лишь отрезать ломоть хлеба и кусок бекона. Кулинары из них не ахти… — Последние слова я бормочу задумчиво и себе под нос, будто вообще забыла, что рядом Кеннет и разговариваю вслух сама с собой.

Нет, забыть о нем невозможно. Такое чувство, что, даже если мы теперь же расстанемся и больше никогда друг друга не увидим, какая-то незримая часть его вросла в меня и ни один хирург в мире не сможет ее вырезать.

— Значит, бутерброды с беконом и кофе? — спрашивает он, уже поднимая трубку.

— Угу.

Забавно, что любое мое пожелание спешит исполнить он. К такому обращению я не привыкла. Джонатан, хоть и видит во мне маленькую девочку, которой надо вечно о чем-нибудь напоминать и изо дня в день давать указания, слишком занят, чтобы окружать меня заботой. Так было с первых дней нашего знакомства. А Сет… С ним, думаю, все ясно без лишних слов.

Заказ приносят неожиданно быстро. Мальчик молоденький, с юношески румяными щеками и красными усталыми глазами. Может, дремал, когда зазвонил телефон. На разбросанную тут и там одежду, битое стекло и наши лица он не смотрит. Им положено ничему не удивляться, ни во что открыто не совать нос. В гостиницах с чем только не столкнешься!

— Спасибо, — бормочу я, окидывая быстрым взглядом ломтики скользкого бекона на кусочках хлеба.

— Минутку. — Кеннет берет зацепившийся за кроватную спинку пиджак, достает из кармана бумажник и протягивает пареньку сложенную вдвое купюру.

— Благодарю, сэр, — оживляясь, говорит мальчишка. — Приятной ночи. — Он на удивление проворно подходит к двери задом и исчезает за ней.

Я прищелкиваю языком.

— Чаевые! У меня вылетело из головы… А ведь Джонатан напомнил.

— Джонатан! — раздраженно повторяет Кеннет. — Как видно, он у тебя правильный до омерзения. Все всегда знает, все помнит, все предусматривает!

Я без слов откусываю кусок бутерброда и запиваю его горячим кофе. Кеннет какое-то время ждет ответа, досадливо вздыхает, садится рядом со мной и тоже берет чашку.

6

— Откуда ты узнал о них? — спрашиваю я. Настала пора выяснить все до конца, вопросы уже стучат мне в лоб, вырываясь наружу. — О маме и Джейкобе?

Кеннет усмехается.

— Их роман в истории Беккеров едва ли не самое печальное и значительное событие. Теперь мне и не вспомнить, от кого я впервые услышал этот рассказ. Определенно не от бабушки — она до последнего, когда еще не была столь немощной, запрещала упоминать при ней об Эмили. Остальные рассказывали о них с отцом пасмурно, но весьма многословно. Особенно тетя Джейн. А мне, поскольку я никогда не знал отца, хотелось слушать о нем и слушать хоть одно и то же сотню раз подряд.

Поначалу, признаюсь, я был тоже страшно зол на Эмили. Потом, когда повзрослел, задался целью раздобыть о них двоих и вообще об этой истории как можно больше подробностей, и это переросло в своего рода увлечение, жизненно важную игру.

— Жизненно важную? — медленно спрашиваю я.

— Конечно! — с чувством восклицает Кеннет. — Эта любовь его погубила. Я поставил перед собой задачу постичь, был ли в этом хоть какой-то смысл и что все это значило.

Киваю, глядя в пустоту, наполненную желтым светом ламп, и раздумывая о том, есть ли вообще смысл в любви. Почему так нередко она не созидает, а крушит, озадачивает, приносит несчастья?

— Поначалу все мои расследования были детски бестолковыми и бесполезными. Все неизменно заканчивалось тем, с чего началось: семейными россказнями, значительно приукрашенными и искаженными временем. Потом я окончательно встал на ноги, выбрал профессию, которая в итоге изрядно мне помогла, и дело сдвинулось с мертвой точки.

— Кто ты по профессии? — интересуюсь я, вспоминая, что все собиралась об этом спросить, но так и не выдалось удобной минуты.

— Детектив, — отвечает Кеннет. — Работаю в сыскной полиции.

Присвистываю.

— Ого! Раньше надо было предупреждать!

Кеннет смеется.

— Что бы от этого изменилось?

— Я бы десять раз подумала, стоит ли уединяться с тобой в номере и не опасно ли это. — Многозначительно кошусь на его исполинские плечи.

Он сгребает меня в объятия.

— Чего же тут думать, глупый ты человечек? Со мной, наоборот, безопасно. Я, конечно, не Господь Бог, но разных подонков и их проклятые ходы и трюки знаю как свои пять пальцев. — Он кашляет, и я чувствую, что это не от простуды и не оттого, что в горле застрял кусок бутерброда. — Я не настолько порядочен, как твой Джонатан, — несколько сдавленным голосом говорит Кеннет. — Могу немного выпить, особенно когда после долгих мучений отловлю очередного гада, живу отнюдь не по расписанию… И со мной не спокойно… — Он взволнованно проводит рукой по коротким волосам, усмехается и добавляет куда более бодро: — Но, знаешь, мне кажется, я вправе потягаться с ним. Подумай об этом.

— Непременно. — Смеюсь, твердя себе, что все это несерьезно. Ночь скоро подойдет к концу, и все вернется на круги своя.