Любовь по наследству

— Прошу, выслушай меня, — произносит он молящим тоном. — Я в самом деле не имею права лезть в твои отношения с мужем, тем более делать какие-то выводы. Во мне говорит злость и отчаяние…

— С чего тебе отчаиваться и злиться?

— Понимаешь, когда вы разговаривали, я вдруг почувствовал себя… мальчиком по вызову, — взволнованно объясняет Кеннет. — Игрушкой, забавой на одну ночь…

Повожу плечом, глядя ему в глаза сверху вниз.

— Я не играла тобой. В том смысле что я сразу призналась: у меня есть муж. Не врала и не хитрила.

Кеннет кивает, хмурясь.

— Да, верно… Но мне вдруг стало досадно до боли, вот я и… — Он умолкает.

Смотрю на него с укором.

— Значит, ты нарочно спросил про окно, чтобы Джонатан услышал твой голос?

— Да, — кается Кеннет. — Мне вдруг нестерпимо захотелось, чтобы он… узнал обо мне.

— Как глупо. Ты будто мальчишка лет шестнадцати.

— Согласен.

Кеннет медленно опускает руки, и я опять сажусь на столик.

— Слава богу, все обошлось, — бормочу я.

Он заглядывает мне в глаза с такой пытливостью, словно мечтает выведать у меня государственную тайну.

— Ты правда так считаешь?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты правда рада, что на ваши отношения с Джонатаном сегодняшняя ночь и вообще наша с тобой встреча никоим образом не повлияет? — с чувством произносит Кеннет.

Пожимаю плечами.

— Конечно. В противном случае я не стала бы опускаться до лжи и этих ничтожных трюков с посыльным и пролитым на платье шампанским.

— А мне показалось… — Голос Кеннета обрывается.

Я, будучи больше не в силах смотреть в его преданные горящие глаза, прижимаю к своим векам основания ладоней и тихо прошу:

— Пожалуйста, давай не будем раскладывать по полочкам то, что случилось.

— Нет, будем, — настойчиво возражает Кеннет. — Это крайне важно.

Опускаю руки и удивленно смотрю на него.

— Важно для кого?

— Для нас обоих, — с уверенностью произносит он.

Какое-то время молчим. Я провожу рукой по его коротко стриженной темноволосой голове и тяжело вздыхаю. Кеннет целует костяшки моих пальцев и всматривается в них, будто надеется прочесть между складочками, в чем заключается великий смысл нашей страсти.

— У вас с Джонатаном действительно все настолько серьезно и нерушимо? — спрашивает он, не поднимая глаз.

— Да, — говорю я, сама замечая, что мой ответ звучит неубедительно.

Кеннет поднимает голову. Его глаза озаряются надеждой.

— Да?

Киваю, но медленно и нерешительно. Он берет меня за руку.

— У вас что, есть общие дети?

Дети! Перед свадьбой Джонатан осторожно и честно предупредил меня, что детей ему достаточно и что терпеть в доме младенческий плач он больше не в состоянии — не в том он возрасте. Я обдумывала его слова три дня и решила, что меня устроит и бездетная жизнь. Я страстно мечтала стать матерью лет в двадцать семь. Потом мало-помалу свыклась с мыслью, что это удовольствие, увы, не для всех.

— Нет, детей у нас нет, — стараясь казаться беспечной, отвечаю я.

Кеннет напряженно следит за моим лицом, будто задался целью подмечать на нем отражение всякого чувства, даже намека на него.

— У Джонатана двое сыновей. Старший оканчивает школу, младшему — четырнадцать. Они нередко живут у нас, чтобы полноценно общаться с отцом. И каждый раз привозят с собой толстого рыжего кота Макса, — добавляю я.

Кеннет последней фразы будто не слышит.

— Это его сыновья от первого брака? — спрашивает он без тени улыбки.

Киваю.

— Он развелся за полтора года до знакомства со мной.

— А как же ты? Ты ведь наверняка хочешь обзавестись собственными детьми? — говорит Кеннет.

Криво улыбаюсь.

— Почему ты так считаешь? Может, я из тех, в ком материнский инстинкт недоразвит?

Он качает головой.

— Нет, ты не из таких. Я это чувствую.

Смеюсь, маскируя давнюю душевную боль, которая от его слов запульсировала с новой силой.

— Разве это можно почувствовать?

— Да, можно, — со всей серьезностью произносит Кеннет. — У тебя глаза человека, которому крайне необходимо воспитать собственного ребенка, вложить в него все хорошее, что есть в нем самом.

Беседа становится невыносимой. Мне начинает казаться, что я сейчас задохнусь, хоть окно по-прежнему открыто и работает кондиционер.

— Глупости. — Встаю, пересекаю комнату, открываю большую стеклянную дверь и выхожу на балкон.

Кеннет следует за мной.

Приятная ночная прохлада остужает пылающие щеки. Небо усыпано лампочками звезд. Далеко внизу, на садовой лавке под фонарем, целуются парень и девушка. Окидываю их беглым взглядом и тактично отворачиваюсь.

— Может, я только притворяюсь добренькой? А на самом деле жестокая дрянь? Изменила мужу, переспала с тобой. И мне на все наплевать.

— Нет, ты не такая, — с утвердительной интонацией возражает Кеннет. — В людях я разбираюсь прекрасно. Бездушных мерзавцев, будь они хоть первоклассными притворщиками, нутром чую.

Тяжело вздыхаю.

— Все верно, я не такая…

На плечи набитым крупой мешком ложится тоска. В голове за единственную секунду проносятся мысли о том, что с Кеннетом в любом случае придется расстаться. Что о потребности вырастить ребенка лучше не задумываться, не то станет совсем худо. И что стремление разобраться в маминой истории обернулось для меня собственным любовным приключением. К счастью, гораздо более коротким и по большому счету ни к чему не обязывающим. Хотя… Останавливаю себя, не желая углубляться в раздумья о встрече с Кеннетом.

Он осторожно обнимает меня за плечи и убаюкивающе тихо спрашивает:

— Может, тебе стоит попробовать сойтись с тем, кто тоже еще не познал родительского счастья?

— Уж не себя ли ты имеешь в виду?

— Почему бы и нет? — с надеждой в голосе произносит Кеннет.

Смеюсь, прижимаюсь к нему и на миг представляю, что его слова не лишены смысла. Мечты, мечты… Если бы на пути к их осуществлению не высилось столько преград!

— Не болтай глупостей!

— Это вовсе не глупости, — заявляет он.

— Мы друг друга почти не знаем! — восклицаю я. — Не исключено, что, если проведем бок о бок всего неделю, осточертеем друг другу. Станем метать друг в дружку всем, что попадет под руку.

— Я крепкий, как столетний дуб, — говорит Кеннет, стуча себя по лбу. — Если хочешь запустить в меня туфлю, пожалуйста, я не против. — Он поднимает указательный палец. — Только, чур, без каблука. По крайней мере высокого и тонкого. Средний в принципе сойдет…

Смеюсь, утыкаясь лбом ему в плечо. Он целует меня в макушку и вдыхает аромат моих волос.

— А если серьезно… Если серьезно, мы знаем друг друга гораздо лучше, чем ты думаешь. Можно сказать, это передалось нам по наследству, — странно изменившимся голосом шепчет он. — Я давно предчувствовал, что мы встретимся…

По моим рукам пробегает морозец, и они покрываются гусиной кожей. Охватывает жутковатое чувство, что рядом со мной человек, не вполне психически здоровый. Медленно отстраняюсь от него, не зная, как быть. Кеннет замечает мой испуг и негромко смеется.

— Думаешь, я спятил? — спрашивает он.

Я не отвечаю.

— Помнишь, я пообещал рассказать, почему хочу знать о твоей жизни как можно больше подробностей, даже на первый взгляд безынтересных?

На миг задумываюсь и вспоминаю тот наш разговор. Я о нем совсем забыла. Кажется, с тех пор прошло не несколько часов, а полжизни. Молча киваю.

Кеннет берет меня за руки, притягивает к себе, обнимает, осторожно отстраняет и со странным выражением лица заглядывает мне в глаза.

— Ты сказала, что знаешь ту историю… О своей матери и… Джейкобе Беккере?

При чем здесь они? — недоуменно думаю я.

— Да, знаю. Если начистоту, в свое время она меня настолько потрясла, что я приехала на эту свадьбу главным образом, чтобы взглянуть на всех этих людей. Некоторые из них знали Джейкоба. Но ничего такого таинственного я здесь не обнаружила.