Три недели в Париже

Аня ела русскую пищу, учила русскую историю, которую преподавал ей отец, и русский язык — дома ее родители говорили между собой только по-русски. Она воспитывалась так же, как любая девочка из аристократической семьи воспитывалась бы в Санкт-Петербурге. И все же она была и английской девочкой, усвоившей обычаи приютившей ее страны.

— Во мне намешано много разного, — сказала она Мишелю Лакосту, когда они впервые встретились в Париже. — Но я знаю, душой я русская.

Дождь не омрачил хорошего настроения Николаса Седжуика. Пока он шел по бульвару Инвалидов к рю дель Юниверсите, хлынул ливень, но Ники решил, что апрельский дождь скоро кончится. Не успел он подумать об этом, как дождь перестал. Сложив зонт, Ники повесил его на руку и ускорил шаг. Он только что закончил эскизы декораций к новому фильму, который должен был сниматься на киностудии в Биянкуре и в долине Луары. Продюсеру и режиссеру его рисунки понравились.

Ничто так не способствует хорошему настроению, как успех, подумал он. Затем на его красивом лице промелькнула тень. Как профессионал он был на высоте, но похвастать счастьем в личной жизни не мог.

Его брак с английской актрисой Констанцией Эйкройд распался. Ники пытался его сохранить, но с каждым месяцем все больше отдалялся от жены. Теперь он хотел лишь одного — расстаться с ней как можно более мирно.

Ники с облегчением вздохнул, подумав о том, что, к счастью, у них нет детей. Когда они с Констанцией наконец расстанутся, их больше ничто не будет связывать. К тому же ему всего тридцать восемь. Еще есть время начать все сначала.

Пройдя половину рю дель Юниверсите, Ники вошел в широкие двери, ведущие во внутренний двор Аниной школы, где он преподавал сценографию. Входя в маленькую боковую дверь, закрывая ее за собой и шагая по коридору, Ники не мог не вспомнить историю этого места.

Раньше здесь была скромная художественная школа, которой руководила Анина свекровь Катрин Лакост. Надо отдать ей должное, Катрин удалось сохранить школу во время войны и немецкой оккупации, и в послевоенные годы школа пользовалась большим успехом. Поняв, что ей уже трудно справляться со своими обязанностями — ее замучил артрит, — Катрин попросила невестку ей помочь.

В Ане обнаружился талант педагога и организатора. Более того, она оказалась весьма дальновидной. Прежде в школе преподавали в основном живопись и скульптуру, но после смерти Катрин, в 1951 году, Аня ввела новые предметы для будущих модельеров, художников по тканям и театральных художников. К их общему с Мишелем изумлению, новые курсы приобрели огромную популярность.

Но в 1955 году произошла трагедия — Мишель скончался от тяжелого сердечного приступа. Ему было сорок пять.

Спустя три года после смерти мужа Аня познакомилась с дядей Николаса, Хью Седжуиком, английским бизнесменом, жившим в Париже, и попросила его помочь в финансовых делах школы. Еще через год они поженились, а школа впервые за всю историю своего существования стала приносить солидный доход. К середине шестидесятых от желающих учиться в Школе прикладного искусства Ани Седжуик не было отбоя, хотя плата за обучение была высока.

Глава 6

Они сидели вместе в в зимнем саду недавно отреставрированного отеля «Мерис» на рю де Риволи напротив сада Тюильри. Высоко у них над головами поднимался стеклянный купол с металлической арматурой.

— Этот стеклянный потолок обнаружили только при реставрации, — произнесла Аня. — Долгие годы он был скрыт от глаз. До начала работ никто и не подозревал, что потолок на самом деле сделан из стекла.

— Удивительно! Но еще удивительнее его состояние, — воскликнул Ники, следуя за ее взглядом. — Никогда не поверю, что это старое стекло.

— Конечно, нет. Весь купол выстроен заново, но в строгом соответствии с оригиналом. Правда, он очень красив? Я всегда была неравнодушна к «ар нуво».

Ники кивнул и с любопытством посмотрел на нее:

— Откуда ты все это знаешь? Про крышу, например.

Аня довольно улыбнулась:

— Один из здешних директоров — мой приятель.

— Всегда забываю о том, что ты получаешь информацию из первых рук.

Он поднял чашку, отпил немного чая и, поверх очков посмотрев на Аню, подумал, как хорошо она сегодня выглядит. На ней был недавно сшитый бледно-голубой шерстяной костюм и нитка натурального жемчуга. Слегка волнистые темно-русые волосы были, как всегда, аккуратно уложены, лицо сияло. Аня казалась на двадцать лет моложе своего возраста.

Прервав его размышления, она спросила:

— Много пришло положительных ответов?

— Да, много. На этой неделе надеюсь получить еще больше.

— А от Алексы письмо пришло? Она приняла приглашение?

— Еще не пришло, но я уверен, что придет со дня на день.

— Алекса может не приехать. Она не была в Париже с тех самых пор, как порвала с Томом Коннерсом. — Сделав паузу, Аня устремила на Ники проницательный взгляд: — У меня создалось впечатление, что она не хочет приезжать во Францию, особенно в Париж. Из-за Тома.

— Я много раз предупреждал ее насчет Тома. На него давит тяжкий груз отрицательных эмоций.

— Возможно, он отчасти избавился от этой ноши? За время, что они не виделись?

— Хотелось бы так думать, но я ничего не могу сказать… — Он запнулся. — Том очень скрытен.

— А ты продолжаешь с ним видеться?

— Мы не встречались около года. А может, больше. — Ники слегка прищурился. — А почему ты об этом спрашиваешь?

— Мне очень хочется увидеться с Алексой. Я просто подумала, а вдруг он уехал из Парижа.

— Навряд ли. Том здесь родился. Это его город.

— Бывает, люди отходят от дел, меняют место жительства, переезжают куда-нибудь на юг, в Прованс.

— Только не Том, уверяю тебя. Кстати, я получил письмо от итальянки, которая училась вместе с Алексой. От Марии Франкони. Она прислала подтверждение одной из первых.

Анино лицо осветила широкая улыбка.

— Как я рада, что она приедет! Мария очень милая. И у нее огромный талант, который она растрачивает по пустякам.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Ники, нахмурившись.

— Она способна на гораздо большее, чем придумывать рисунок для тканей, выпускаемых устаревшим семейным предприятием. — Не дав Ники вставить слово, она продолжала: — Кей Ленокс тоже приедет, в этом я не сомневаюсь, а вот Джессика — нет. Не думаю, что она сможет приехать в Париж после всего, что случилось.

— Ты имеешь в виду исчезновение Люсьена?

— Да. Джессика тогда пришла в отчаяние. Только что она была полна жизни, безумно влюблена, и вдруг на нее обрушился такой удар. — Аня покачала головой. — В смерти есть что-то окончательное, но, когда твой возлюбленный исчезает, очень трудно справиться с горем.

— Потому что ничего не кончено?

— Ты прав. Нет тела. Нет похорон. И нет конца боли, потому что не знаешь, что произошло.

Некоторое время Ники помолчал, а потом спросил:

— А что случилось с Джессикой? Она вышла замуж? Вы с ней переписываетесь?

— О да. Время от времени я получаю от нее коротенькие письма или вырезки из «Архитектурного дайджеста» с построенными ею домами. Она не вышла замуж. Живет в Бел-Эр, проектирует дома для богатых знаменитостей.

— А Алекса?

— О, мы постоянно поддерживаем связь. Она присылает мне письма, открытки, фотографии, звонит по телефону.

— Наверное, я был немного в нее влюблен. Быть может, влюблен до сих пор. И знаешь почему?

— Нет, не знаю.

— Потому что Александра Гордон похожа на тебя. Вы сделаны из одного теста. Или, возможно, она старалась тебе подражать. Во всяком случае, у вас с ней много общего.

— Да, вероятно, ты прав.

Некоторое время они сидели молча. Им было хорошо друг с другом. Вдруг Аня задумчиво проговорила:

— Жизнь — странная штука, Ники. Вот мы сидим в «Мерисе», наслаждаемся жизнью, пьем чай. А всего шестьдесят лет назад в этом отеле жили нацисты. Как же мы их боялись и ненавидели. А потом все переменилось.