Не такая, как все

— Расстели их на полу у себя в ванной. Будем надеяться, что собака имеет хоть какое-то понятие о туалете.

Марисала нагнулась над столом, просматривая объявления.

— Ты что-то обвел карандашом.

— Подходящих здесь немного. Я отметил лишь два-три объявления.

— А почему ты не отметил вот это? Смотри: цена как раз такая, о какой мы говорили, и написано: «университет рядом».

— Где? — Лайам заглянул Марисале через плечо.

— Вот. — Она ткнула пальцем и прочла вслух. — «Университет рядом. Комната с отдельной кухней плюс все удобства. П-пдв.». А что значит «П-пдв.»?

Лайам стоял совсем близко. Когда она повернулась к нему, их лица почти соприкоснулись, и Лайам поспешно выпрямился.

— Полуподвальный этаж, — ответил он. — Поверь, тебе не захочется там жить.

Марисала пожала плечами.

— Мне приходилось жить не только в подвалах, так что меня это не пугает. — Она немного придвинулась к нему, и Лайам отпрянул. Щенок вскочил и изумленно уставился на него круглыми глазами.

— Что такое? — спросила Марисала, приподняв бровь. — От меня дурно пахнет? Может, мне пойти помыться?

Лайам метнул в нее раздраженный взгляд.

— Я просто… — Он глубоко вздохнул и начал разбирать покупки, стараясь не встречаться с Марисалой взглядом. — Я просто подумал, что для нас разумнее держать дистанцию. Сама понимаешь…

Марисала кивнула. По крайней мере, он с ней честен. Не пытается притворяться, что ничего не чувствует. И что того поцелуя не было.

— Может быть, мы обсудим то, что случилось сегодня?

— Нам нечего обсуждать.

Лайам сунул в холодильник последний бумажный пакет и принялся расхаживать по кухне. Марисала поняла, что он просто не в силах стоять спокойно.

— Мне так не кажется.

Лайам прижал ладонь к вискам, словно у него болела голова.

— Уже поздно. Пора спать.

— Интересное предложение. У тебя ляжем или у меня?

Лайам вскинул голову.

— Мара!

— Я пошутила. А ты… как ты всегда мне говорил? «Сядь и не дергайся».

Он опустился на стул, но и после этого не прекратил двигаться. Схватился сперва за перечницу, потом за солонку, затем начал нервно комкать в руках салфетки.

— Хорошо, давай поговорим.

— Отлично. — Она села напротив и положила руки на стол, словно послушная ученица. — Я начну первой. Мне понравился наш поцелуй.

Лайам прикрыл глаза.

— Боже, — простонал он, — я так и думал, что ты не станешь облегчать мне жизнь!

— Не понимаю, о чем ты, — заметила она. — В чем проблема? Мы с тобой поцеловались. Мне это понравилось. Как тебе — не знаю.

— Черт возьми, мне это совершенно не понравилось!

В первое мгновение эти слова больно ударили Марисалу — но тут же она поняла, что Лайам лжет. Вот глаза его — те говорят правду.

Она рассмеялась, гордо вскинув голову.

— Врешь. Тебе это понравилось не меньше, чем мне, — может быть, даже больше.

Лайам закрыл лицо руками.

— Да. Ты права. Мне было чертовски хорошо. Но я не должен был этого делать. И сейчас мне стыдно за свою слабость. — Он шумно вздохнул и прикрыл глаза. Открыв их снова, уставился на кухонную дверь и не отрывал от нее глаз в продолжение всей своей речи. — Мара, я не думаю о тебе как о женщине. Ты для меня — ребенок. Маленькая девочка. Сестренка. Я должен заботиться о тебе, а не использовать тебя в своих интересах. И, уж конечно, не набрасываться на тебя с поцелуями. — Лайам наконец решился взглянуть ей в глаза. — Я люблю тебя, малышка, но люблю иначе.

Он не думает о ней как о женщине… Марисала готова была, если нужно, спорить с ним всю ночь — но этот аргумент не приходил ей в голову.

— Прости, если я заставил тебя поверить…

Но Марисала прервала его. Сейчас она хотела одного — чтобы этот разговор поскорее закончился.

— Не надо. Тебе нет нужды извиняться. Я ни во что такое не поверила. То есть… — Она глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться. Как ни странно, это ей удалось. — Я просто хотела сказать, что этот поцелуй был чем-то особенным. И для тебя, и для меня.

Лайам кивнул. Глаза его оставались непроницаемыми.

— У нас с тобой в жизни было немало «особенного».

Марисала тоже кивнула и поднялась с места. Щенок поднял голову. Марисала присела и погладила собаку.

— Увидимся утром. — И она пошла к дверям, унося под мышкой газетные листы.

— Подожди, — окликнул Лайам, вставая. — Только что вспомнил: завтра с утра мне нужно будет съездить в город. Ты спи спокойно, а квартиру мы поищем после обеда.

Как он может, разбив вдребезги все ее мечты, говорить с ней таким ровным, дружеским тоном? Ей хочется лечь и умереть — а он строит планы на завтра!

— Хорошо, — пробормотала она. — Спокойной ночи.

Марисала поднялась по лестнице к себе в спальню. Ей хотелось плакать, в груди что-то мучительно ныло. Если бы Марисала не знала, что ее теперешние чувства к Лайаму основаны лишь на дружбе и физическом влечении, она подумала бы, что синеглазый журналист снова разбил ее сердце.

Глава 4

— Не лучшее место для жилья.

Марисала оперлась о капот и подняла глаза на Лайама.

— То же самое ты сказал о предыдущей квартире.

— И эта ничуть не лучше.

— А по-моему, не так уж плоха.

— Из окна гостиной открывается вид на кирпичную стену. А если высунуть руку в окно, можно ее и пощупать. Входная дверь не запирается — входи кто хочет.

— Я почти четыре года прожила в джунглях, — напомнила ему Марисала. — В сравнении с теми местами, где мне случалось ночевать, квартира вовсе не плоха.

— Если ты поселишься здесь, я с ума сойду от беспокойства, — решительно ответил Лайам, залезая в машину. — Спать перестану. Какой там номер у следующего дома?

— Пять-тридцать два. Хозяина можно найти во второй квартире.

Марисала взглянула на Лайама, отметив глубокие складки на лбу и усталые, припухшие глаза. Он мало спал этой ночью: Марисала проснулась и услышала, как он ходит по комнате взад-вперед.

Может быть, ему снились кошмары? Если так, ей тоже. Испытания, выпавшие на ее долю, преследовали девушку и по сей день. Но она по крайней мере не провела полтора года в тюрьме, где Лайам подвергался всем мыслимым и немыслимым мучениям! Марисала видела у него на спине шрамы, оставленные плетьми палачей. Один Бог знает, какими шрамами покрыта его душа…

А ведь у нее и своих достаточно.

В свежевымытом окне машины Марисала поймала свое отражение со знакомым серповидным шрамом на виске. В тот раз ей крупно повезло. Ее задело шрапнелью: несколько сантиметров выше — и осталась бы без глаза. А если бы Марисала чуть повернула голову, пуля вонзилась бы прямо в висок — а это верная смерть.

Но теперь, разглядывая шрам в стекле автомобиля, Марисала понимала, что он и вправду уродует ее тонкое лицо. Она всегда с негодованием отвергала дядюшкино предложение сделать пластическую операцию — но Лайам, кажется, отнесся к этой идее с полным пониманием.

Может быть, именно шрам на лице делает ее некрасивой и непривлекательной для Лайама?

Вместе они поднимались по ступенькам трехквартирного дома. Марисала косилась на Лайама — но зеркальные темные очки скрывали его глаза и делали лицо совершенно непроницаемым.

— Знаешь, — заметил Лайам, — после этой беседы мы поедем в квартирное агентство, и пусть они найдут тебе нормальную квартиру.

— Но мне придется заплатить стоимость полумесячной аренды.

— Я заплачу, — коротко ответил Лайам. — Заплачу за все, чтобы ты поскорей нашла себе жилье.

Матерь Божья, как же ему не терпится от нее избавиться! Лицо Марисалы было спокойно, но в душе кипели обида и горечь. Что сталось с их давней дружбой? Что стало с человеком, который когда-то не побоялся доверить ей свою жизнь? И кто — этот усталый и мрачный незнакомец, что стоит сейчас перед ней?

— Да, хотелось бы поскорей устроиться. Ведь в понедельник начинаются занятия.

Голос ее дрогнул и сорвался. Лайам бросил на нее быстрый взгляд. Он не сказал ни слова, но Марисала поняла: он знает, как жестоко ранил ее своими словами.