Маргарита...(СИ)

========== … ==========

— Маргарита…

Лишь он умел произнести мое имя так, что кровь стыла в жилах. Только его голос вызывал во мне дикую неконтролируемую панику и буквально паралич всего тела. Всего одно слово, всего девять букв с его губ — и я забываю, как дышать от сковывающего внутренности ужаса, всего девять букв, которые, кажется, спокойно могут убить меня. В такие моменты я ненавижу свое имя. Жгуче. Неконтролируемо.

— Ты так невероятно прекрасна в своем неизменно алом цвете.

Может, другая, более умная девушка на моем месте уже бы голосила во весь голос, зовя на помощь, ибо стоять ночью в переулке с психически неуравновешенным маньяком — хорошего мало, а уж тем более перспективного или радужного. А я стою, застыв, как каменное изваяние, даже не моргая. Мелкой дрожью, ознобом разливается по коже леденящая безысходность. От него не уйти. Не убежать. Я проверяла, пыталась, но не вышло. Он казался вездесущим.

Подобные встречи уже были трижды. Третье лето подряд этот монстр внезапно появляется в моей жизни. Напоминает мне, что длительность моей жизни в его руках, что здесь никто мне не поможет. Я перепробовала все. И переезд, и обращение в полицию. Пробовала жить в людном, хорошо населенном районе. Освещенном. Я даже собаку завела и пистолет купила… Но увы…

Пса он отравил. Как — я до сих пор не знаю, ведь Монро всегда был рядом со мной. Пистолет он умело выхватил в нашу вторую встречу, ясно дав понять, что мне, хрупкой двадцатичетырехлетней девушке, с ним не справиться собственными силами. Никак не справиться.

— Что же ты молчишь, милая? Неужели не соскучилась?

Одни и те же вопросы снова и снова… Они острыми иглами впиваются в мой мозг, сводя с ума. Язык, онемевший, прилип к небу, не отодрать. По рукам и ногам дрожь, словно на улице не августовский вечер, а зимняя пурга.

— Маргарита… — смакует мое имя полубезумным голосом. Подходит ко мне, вдыхает мой запах у основания шеи и облизывается. И знаете, его даже можно назвать красивым, если забыть о том, что он сумасшедший урод. Черные влажные глаза демонически притягательны. В них столько клубящейся тьмы, азарта, дикого блеска. Волевой подбородок, высокие скулы и ровный небольшой нос. Разрез его глаз хищный, устрашающий. Губы идеальной формы, ярко очерченные. Брюнет, высокий, мускулистый. Он — идеал моего мужчины, внешне…. Внутренне он чудовище. Омерзительное. Холодное. Жестокое.

Лучше бы он убил меня, чем год за годом появлялся именно в те моменты, когда я начинала отходить от его очередного визита. Он словно предугадывал, в какое время следует появиться и напомнить, чья я… Вечная жертва, вот как он назвал меня однажды. Я та, кем он играет, когда хочет, как хочет и сколько раз хочет. Я та, которую он любит. Та, которую жаждет. Та, которая его удовлетворяет. Но он все равно убьет меня, рано или поздно. Я жива, пока интересна ему…

Я трусиха. Ведь другая, вероятно, уже бы убила сама себя. Распрощалась с жизнью, а я не могу. Мне страшно. Мне слишком сильно страшно…

— Милая, такая сладкая, такая нежная, — шепотом… вызывающим еще более сильную дрожь. Я едва на ногах стою, ощущая себя тонким хрупким деревцем на сильном ветру. Выживу ли я в этот раз? Попаду ли в больницу? Или, как во второе его появление, он просто трахнет меня и исчезнет?

— Если ты продолжишь молчать, я просто отрежу твой язык за ненадобностью.

Он произносит подобное с улыбкой. Он говорит это так ласково, что становится еще страшнее. Сглатываю и нервно облизываюсь, поднимая на него глаза. Торжествует… Он знает, что добьется своего. Ублюдок.

— Не надо, — сдавленно шепчу. Давлю в себе слезы. Борюсь с животным всепоглощающим страхом.

— Умница, ты ведь помнишь правила нашей маленькой, но такой интересной игры?

Вздрагиваю, когда он оказывается слишком близко, хочу оттолкнуть, но понимаю, что этим сделаю только хуже. Господи, помоги…

— Помню, — увереннее отвечаю, но по-прежнему тихо.

— Поцелуй же меня, моя девочка, моя алая маргаритка, мой такой вожделенный цветок. Ты так притягательна, так сексапильна. В тебе столько необузданной энергии. М-м-м, детка. Ты могла бы быть мне отличной парой, превосходной напарницей, сколько бы гнусностей мы могли совершить вместе, плечом к плечу, рука об руку, но ты оказалась типичной трусихой блядского женского рода, — с каждым словом он говорит все резче.

— Ненавижу тебя, — рычит и толкает к стене. Неприветливые камни, местами острые, впиваются в открытую кожу спины и плеч. Я едва смогла удержаться на каблуках, сумочка и вовсе упала. Ну почему, почему патруль не пройдет по этому переулку в этот самый момент? Почему нет даже случайных прохожих? Словно этот имбецил разогнал всех своей устрашающей аурой….

— Молчишь… — его пальцы больно сдавливают челюсть по бокам, отчего я невольно приоткрываю губы, ведь держать рот закрытым слишком больно. А завтра будут мелкие синяки… Но это меньшее, что он может сделать со мной, это почти ласка с его стороны. Нежность.

Как же я боюсь его. Дико боюсь. В горле пересохло, и я снова немею от ужаса. Не помогает даже боль и угроза, я попросту и слова вымолвить не могу, лишь хрипы вырываются из горла, а глаза загнанные, отчаявшиеся бегают по его лицу.

— Думаю, тогда он не нужен тебе.

Его губы больно сминают мои, и не поддаться я не имею права, ведь будет еще хуже. Сквозь боль отвечаю, чувствую, как он жестко кусает мой язык, ощущаю вкус своей же крови, но отвечаю на этот извращенный, садистский поцелуй.

— А ты учишься, хоть и не с первого раза, — усмехается, отстраняясь, и проводит языком по своим губам, слизывая остатки крови. Руки по-хозяйски проходятся по моим плечам, по ключицам вниз к груди. Сжимают, сначала это даже немного приятно, а после боль, опять боль… Завтра и на груди будут синяки… его отпечатки. Метки…

— Тебе так нравится причинять боль? — я впервые спрашиваю его о чем-либо, впервые пытаюсь узнать, зная, что не получится, но пытаюсь все же понять, что стало с ним, что превратило столь красивого человека в монстра.

— Боль и ненависть — вот что настоящее. Все остальное — поддельный блеф.

Его губы опять на моих, но теперь нет жестоких укусов. Руки жадно шарят под платьем, сжимают бедра, оставляют следы. Если на минуту забыться, то это даже заводит, ведь он хорош и пахнет превосходно, и жар его тела удивительно приятен, и руки сильные, мощные…

Изгибы плеч сексуальны, шея невероятна, так и просит, чтобы ее укусили… Встряхиваюсь, прогоняя мысли, пусть лучше боль и мерзкое ощущение неправильности, чем тайная страсть к безумному насильнику. Я боюсь его и хочу.

Поднимает за ягодицы меня, а я сама оплетаю ногами его талию. Выхода все равно нет, сопротивление бесполезно… Треск рвущейся ткани разрушает гнетущую тишину, я слышу, как участилось его сердцебиение, ощущаю, как упирается в меня его возбужденный, но пока скованный одеждой орган. Я помню, каково ощутить его в себе, помню боль и не только боль… Боже, он сделал меня безумной, я, вероятно, буду сама ревновать его, если вдруг узнаю, что не единственная его жертва эти годы.

— А ты уже готова, — довольно урчит, резко вводя в меня сразу три пальца, это больно, но они легко вошли, ведь я и вправду влажная, как же стыдно… Меня насилуют, а я возбудилась. Это так омерзительно, так… кошмарно.

Пальцы, умелые, рвано скользят то из меня, то снова погружаясь на всю длину. Губы обжигающие, зубы беспощадные по плечам и шее, укусы пульсируют, засосы алеют, кожа горит. Мне хорошо? Это странное ощущение, я словно в астрале. Я ненавижу это все и наслаждаюсь, мне больно и… приятно. Импульсами по телу тепло разбегается, боль от впивающихся камней в спину уже не заметна, все мое внимание сосредоточено на нем, на его руке, терзающей меня, приводящей в исступление. Стоны комком скапливаются в груди, давят, просясь на волю, но если я издам хоть звук, то он победил.

Туго стягивает все нутро, внизу живота не просто пожар, там уже пепелище…

— Еще немного — и наша неприступная Маргарита кончит, ая-яй, девочка, тебе должно быть больно, а не приятно, — смеется мне в лицо, вот теперь будет плохо…