Весенние мелодии

Сандра Мэй

Весенние мелодии

Пролог

Весна случилась по обыкновению после февраля. И, как обычно, никто ее не ожидал – по крайней мере, такую. Жаркую, бурную, сразу превратившую Кони-Айленд и Лонг-Айленд в субтропики, а в апреле уже и в тропики…

Весной обостряются многие нервные заболевания. В частности, люди начинают настойчиво размышлять о брачных узах, а там и нацеплять их на себя. В мэрии Нью-Йорка невесты так и кишат! То есть женихи там тоже кишат, но они менее заметны. Не то что в живой природе. Там самцы выглядят куда авантажнее самок…

А ведь есть еще соборы и синагоги, церкви и часовни, домашние молельни и просто особняки Лонг-Айленда – вот там уж всем невестам невесты! И на каретах катаются, и осыпают их не рисом, а стодолларовыми бумажками, и букетом новобрачной запросто можно вышибить мозги, если неудачно (или удачно?) попасть – документальный факт, имеются свидетели печального инцидента.

Потом будет лето, когда медовые месяцы. Потом осень – подготовка к первому семейному Рождеству и Дню благодарения, неприятное осознание того факта, что его мама имеет привычку буквально на все говорить «А вот когда Кевин/Бартоломью/Джерри жил с нами, он никогда/всегда/совершенно по-другому…», растущее раздражение по поводу незакрученных тюбиков зубной пасты и разбросанных носков…

Словом, к следующей весне примерно две трети нынешних счастливых и сияющих новобрачных будут с мрачной ухмылкой смотреть на новых безумцев и демонически надламывать бровь – мол, куда вы, несчастные! Остановитесь! Вас обманули, за этими дверями НЕТ рая…

Впрочем, одной оставшейся трети удается справиться. История этих продолжается уже в Центральном парке – в светлое время суток там буквально опасно ходить – либо нечаянно толкнешь беременную, либо тебя переедет коляска, либо получишь лопаткой по ноге.

Дальше… Трудно сказать, что в точности происходит дальше, потому что художественная литература мало интересуется периодом становления и расцвета молодой семьи, предпочитая интригующие завязки (неравные браки, страдания разлученных влюбленных, радость воссоединения) и трагические развязки («Вчера в Вест-Энде совершено убийство на бытовой почве. Миссис Н. нанесла своему супругу травмы, несовместимые с жизнью, при посредстве сковородки. “Он загубил мою жизнь!” – сообщила задержанная нашему корреспонденту. Супруги Н. прожили в браке восемнадцать лет…»).

В любом случае что-то там, в браке, происходит – ведь должны же откуда-то взяться эти толстые тетки с обручальными кольцами, навеки врезавшимися в пухлые безымянные пальцы, похожие на сосиски? Ни одной такой тетки в фате Джеки не видела, стало быть, замуж они выходили нормальными, а потом семейная жизнь нанесла свой карающий удар…

Кто такая, спрашиваете, Джеки, чтобы об этом говорить? Ха-ха! Вот и видно, что вы не местные.

Джеки О’Брайен – распорядитель на свадьбах. Если Джеки чего-то не знает о церемонии заключения браков, значит, этого не знает никто.

Джеки двадцать семь лет, на мир она взирает с высоты метр шестьдесят два зелеными ирландскими очами, исполненными здорового цинизма. Когда цинизма становится слишком много, Джеки искусно камуфлирует его, роняя на глаза золотистую челку оттенка «медовый блонд». Оттенок свой собственный, натуральный, достался вкупе с очами от папы-ирландца.

Мать Джеки, миссис О’Брайен, в девичестве Нортон, является крупнейшим в мире специалистом по ночным бабочкам аргентинской сельвы, почему и проживает в означенной сельве последние лет семь. Лет пять назад это обстоятельство несколько надоело папе, и он с мамой развелся, после чего уехал на историческую родину, в Дублин, где успешно практикует в военном госпитале. Хирург он экстра-класса. Женился во второй раз, на своей многолетней ассистентке.

Таким образом, Джеки О’Брайен никогда не знала тягот семейного диктата. Она выросла вполне самостоятельной девицей, от которой никто никогда не требовал приходить домой не позже восьми и не оставаться ночевать у подружки. Поскольку запретные плоды ей никто, собственно, не запрещал, она отнеслась к ним вполне равнодушно, выучилась, поработала на самых разных работах, а четыре года назад бросила якорь в поистине ОЧАРОВАТЕЛЬНОЙ фирме под оригинальным названием «Гименей инкорпорейтед». Как легко можно догадаться, здесь занимаются свадьбами. Точнее их художественным воплощением. Кареты, белые лошади, дети в костюмах ангелочков, гирлянды из роз, подушечки в форме сердца, лебеди, амурчики и прочая белиберда – это здесь!

Джеки правильно отнеслась к новой работе и потому очень скоро стала третьим, а потом и вторым человеком на фирме. Строго говоря, штат сотрудников был невелик, но «Гименей инкорпорейтед» процветал в последние десять лет именно потому, что непосредственной организацией торжеств не гнушался заниматься ни один вице-президент. Ну да, собственно, Джеки О’Брайен – вице-президент «Гименей инкорпорейтед». Лучше бы, конечно, США, но нет. Пока.

На этом вступительная часть заканчивается, как закончилась в то прекрасное весеннее утро и жизнь Джеки… О, нет! Вы не так поняли! НОРМАЛЬНАЯ жизнь Джеки О’Брайен.

Между прочим, на все про все потребовалось каких-то сорок минут…

1

Джеки О’Брайен критическим взором окинула смущенную и потому ярко-розовую невесту. Все было просто идеально.

Потом началась церемония, и Джеки позволила себе вытянуть ножки и поболтать ими в воздухе. Она это заслужила.

Солнечный свет сверкает меж зеленых ветвей, на небе ни тучки, музыканты до сих пор ни разу не сфальшивили, дети, несущие шлейф за невестой, ведут себя, как истинные ангелы, и ни разу не попробовали в означенный шлейф высморкаться, словом, рай да и только!

Ассистентка Джеки, Энни, присела рядом и мрачно заметила:

– Я все понимаю, нервы, все такое – но она совершенно очевидно поправилась на несколько фунтов. Счастье, если платье выдержит напор этой красоты до конца церемонии!

Джеки лениво фыркнула:

– Я бы вообще на ее месте не выбрала гофрированные оборочки и кринолин. Что поделать. Наша политика – любой каприз за ваши деньги. Брось. Смотри на это проще.

– Джеки… Я вот думаю – а ты на все на свете способна смотреть… проще?

– Практически. Так легче жить. Кроме того, у всех есть свои недостатки, мы все не идеальны, и потому мир надо принимать таким, какой он есть. Ты заменишь меня на банкете? В такую жару меня с души воротит при одной мысли о свадебном торте с кремом. Брр, гадость!

Энни немного замешкалась с ответом.

– Я хотела… разумеется, заменю, никаких проблем, но я думала… мне нужно кое-что тебе сказать…

– Энни, все равно у нас не было бы ни единого шанса поболтать. Ты же знаешь. Когда этих двоих окрутят, родители с обеих сторон с облегчением накинутся на окружающих с восторженными рассказами о детстве и отрочестве брачующихся. Потом будут речи и поздравления, потом начнут бросаться букетами, потом детей будет тошнить от сладкого, а взрослые напьются – подружка, мы поговорим позже, о’кей?

– Ладно…

Джеки удовлетворенно кивнула, встала со стула и начала осторожно пробираться к выходу.

Энни Котран была ее давней подругой и по совместительству подчиненной. Справедливости ради стоит отметить тот факт, что в их паре Энни представляла классический тип неприметной, но исполнительной и добродушной тихони, в то время как Джеки неслась по жизни в образе успешной и прекрасной звезды, одаривающей своим светом всех окружающих. На сегодня дары закончились, кроме того, эту неделю она пахала как лошадь, шутка ли – восемнадцать свадеб!

Позавчера торт был явно несвежий! Или скис от жары. Во всяком случае, Джеки явственно мутило вот уже второй день. Ничего, Энни прекрасно справится с ролью свадебного генерала, а Джеки поедет домой, примет душ и позвонит наконец Алджи – они уже целую вечность не виделись, и вообще…