Весенние мелодии

Дальнейшие передвижения Джеки О’Брайен по восточным штатам США мы опустим, упомянув лишь о том, что ночевала она в дешевых мотелях и кемпингах и в общей сложности сменила восемнадцать автобусов. На исходе третьих суток своего бегства Джеки купила билет на самолет, совершавший внутренний рейс до Литтл-Уотер-Рок, и с некоторым облегчением вытянула ноги, усевшись в жесткое и неудобное кресло салона второго класса.

Заложило уши, потом немножко затошнило, но вскоре за стеклом иллюминатора вспыхнул изумительной красоты закат, и Джеки приободрилась. Усталость и напряжение последних суток отступили, она почти пришла в себя и даже храбро согласилась на чашку горячего бульона, а потом и вовсе включила телевизор, намереваясь посмотреть что-нибудь развлекательное…

Развлекательное на этом рейсе полагалось бизнес-классу, эконом-классу и первому классу. Во втором классе показывали новости. Именно поэтому практически первым, что увидела Джеки О’Брайен, было ее собственное лицо, надменно ухмыляющееся с экрана. Золотистые волосы легкой волной рассыпались по обнаженным плечам, здоровый румянец играл на нежных щечках. Джеки помнила эту фотографию – ее сфотографировали для «Космо» во время свадебного приема в доме Пирпонтов-Морганов; то был звездный час для «Гименей инкорпорейтед».

Джеки сползла по спинке кресла, вжалась в нее, торопливо нацепила темные очки обратно на нос и вся превратилась в слух, о чем немедленно и пожалела.

Переполох подняла Сара Глоу. Именно она названивала Джеки на домашний номер в течение первых суток, а затем, по понятным причинам не дождавшись ответа, отменила прием и помчалась сначала в фирму «Гименей инкорпорейтед», а потом – вместе с встревоженной и расстроенной до слез Энни Котран – к Джеки домой.

По дороге Энни разрыдалась и рассказала Саре о том, что они с Алджи натворили – так выразилась Энни, после чего Сара примерно вдвое превысила ограничение скорости.

У дома Джеки О’Брайен толпилась куча народу. Оказывается, в гараже случился пожар – сгорел дотла изумрудный двухместный «порше», принадлежавший Джеки О’Брайен. Вне себя от ужаса, Сара и Энни пробились сквозь оцепление и в течение трех минут довели начальника полиции до нервного срыва, но зато добились вскрытия квартиры.

Джеки О’Брайен – по понятным причинам – в квартире не обнаружилось, зато обнаружился полный и несомненный разгром. Даже людям, далеким от полиции, было ясно, что в доме побывал кто-то, отчаянно искавший что-то. Судя по изрезанным ножом фотографиям Джеки, этот кто-то ни малейшей симпатии к ней не испытывал.

Полицейская машина пришла в движение. На исходе вторых суток – вчера вечером – в лесополосе на Лонг-Айленде, недалеко от автостоянки, на которой Джеки О’Брайен в последний раз видели живой и относительно здоровой, обнаружили пакет с вещами – черный прорезиненный плащ с капюшоном, черные брюки и черные женские колготки. Вещи увезли на экспертизу, охранников стоянки допросили и постепенно увязали одно с другим.

Короче! На данный момент полиция Нью-Йорка колебалась между двумя версиями: суицид на почве нервного срыва (учитывая конфиденциальное сообщение лечащего врача, мисс Глоу, о том, что Джеки О’Брайен была, скорее всего, беременна, о чем, впрочем, в новостях не сообщалось), либо покушение на убийство, а то и само убийство.

Далее дикторша сообщила, что фотографии и приметы мисс О’Брайен разосланы по всей стране, и перешла к другим новостям.

Джеки сидела ни жива ни мертва. Из всего услышанного ее усталые мозги выудили только одно: неизвестный маньяк продолжает свою охоту за ней, а родная полиция облегчила ему задачу; достаточно просто внимательно следить за выпусками новостей – и рано или поздно его выведут прямехонько на Джеки.

Впервые в жизни она искренне порадовалась тому, что мама живет в непроходимой чаще аргентинской сельвы, а папа работает хирургом на закрытой военной базе в Ирландии. До них газетчики не доберутся, а полиция, возможно, сообразит, что информацией делиться не стоит, и в этом случае у Джеки есть в запасе несколько дней. Если, конечно, ее не сцапают в аэропорту…

Весь полет она просидела спиной к соседу, напряженно вглядываясь в бархатный мрак за стеклом иллюминатора. Шея и плечи затекли, желудок ныл и протестовал, голова раскалывалась от боли. Бедная, бедная Джеки О’Брайен! Скорее найти дядю Сэма Каллахана!

3

Как обычно предлагают путеводители, перенесемся же в зеленый и первозданный рай под названием штат Монтана! Заодно перепрыгнем и на двое суток вперед.

Городок Литтл-Уотер-Рок, как и большинство городков с десятитысячным населением, находящихся в штате Монтана, со всех сторон окружен лесом. Или лесами, как кому больше нравится.

Леса в Монтане действительно первозданные – они крайне дремучи, непроходимы и величественны. В глубине этих лесов таятся заповедники, национальные парки, охотничьи угодья – и городок Литтл-Уотер-Рок.

Нынешняя весна била все температурные рекорды. Над Монтаной колыхался жаркий воздух, молодая листва на деревьях в городском парке слегка пожухла.

Рик Каллахан заставил себя подняться с дивана, на котором он валялся, подполз к окну и мрачно обозрел открывшийся пейзаж. Чистая деревня времен освоения Дикого Запада. Даже салун в лучших ковбойских традициях имеется, правда, в нем же помещается интернет-кафе, но это уже приметы времени.

Жара прогнала с улиц практически всех. Бездомные собаки валялись в чахлой тени домов, в летних кафе сидели дамы, обмахивающиеся веерами, мужчины смело поливали свои головы минеральной водой из пластиковых бутылок, не думая о костюмах…

Рик Каллахан испустил тяжелый вздох. Угораздило же его продолжить семейную династию! Теперь придется тащиться на дежурство, а ведь стань он, к примеру, художником – как старший и более сообразительный Шон – отправился бы сейчас на Бисерное озеро, в тишину и прохладу бревенчатой хижины, которую они с братом построили еще пять лет назад.

Там, в горах, поросших вечнозелеными соснами, воздух свеж и сладок. Там в черной и прозрачной воде озер плещется по вечерам форель, там водопады звенят хрустальными переливами, а по ночам звездный купол накрывает тебя так, что крышу сносит напрочь!

М-да… Можно было еще поэтом стать, это куда как лучше, чем художником, и гораздо лучше, чем полицейским.

Но нет, несчастный балбес Рик Каллахан всю жизнь хотел быть «как папа»! Вот и получил. Иди теперь по жаре на дежурство, пока этот гад Шон в горах, поросших вечнозелеными соснами… Смотри выше.

Шон Каллахан в свое время сумел настоять на своем и отправился в Калифорнию учиться в Академии художеств. Как ни странно, художник из него получился действительно хороший, хотя Рик нагло полагал, что уж горы, поросшие вечнозелеными соснами, каждый дурак нарисовать сумеет.

Шон снисходительно прощал невежественного братца – и мотался по всему миру, рисуя дикую природу во всех ее проявлениях. Его картины висели в галереях и арт-салонах, коллекционеры отваливали за них совершенно нецензурные суммы, и Шон наслаждался жизнью на полную катушку.

Впрочем, каждые полгода он приезжал домой, в Монтану, при этом каждый раз его сопровождала новая девица – по большей части из юных дарований. Видимо, что-то такое в Шоне проявилось от прабабки-ведьмы, потому что девицы безропотно отправлялись за своим кумиром на съедение комарам, терпели холодную воду, непрожаренное мясо, ночевки в спальных мешках на свежем воздухе и многочасовые бдения в ожидании пяти минут нужного освещения очередного живописного валуна…

В Монтану Каллаханы переехали двадцать с лишним лет назад, из Нью-Йорка, где Рик и родился, соответственно, тридцать лет назад, а вот Шон, будучи на пять лет его старше, являлся настоящим ирландцем по рождению. Еще у них имелась старшая сестра Морин, которая в детстве била обоих пластмассовым паровозиком, потому что они ее не слушались. Сейчас Морин было тридцать восемь, жила она в Ирландии, а била теперь, вероятно, собственного мужа, кроткого и покладистого Мориса Финнегана. Впрочем, вряд ли – насколько Рик знал, они обожали друг друга, подтверждением чему служил целый выводок маленьких Финнеганов – племянников и племянниц Шона и Рика.