Ее крестовый поход

— Шейх Рашид-эд-Дин-Синан — спокойно сказала она, — предводитель ассасинов.

Она ничего не стала говорить ни о Ричарде Плантагенете, ни о Ги де Лузиньяне. Пусть тот несчастный в темнице расскажет больше... если сможет.

После первого момента удивления Изабелла вспомнила довольный смех Конрада после захвата одной из лучших галер Рашида и восприняла известие с горестной обреченностью. Но даже в своем несчастье она не удержалась от любопытства по поводу того, как сумела Иден проникнуть в подобную тайну.

И вот, пока рассвет рассеивал тени в этой скорбной комнате, леди Хоукхест, скрупулезно и умело подбирая слова, рассказала историю своей неудачной попытки.

— Если бы Тристан не задержался из-за меня и сам успел бы в Тир...

Изабелла покачала головой.

— Если бы я выбрала другое время для купания, — сказала она. — Это уже не важно. Смерть его была предрешена.

Когда наступило утро, управляющий и слуги пришли просить позволения Забрать тело своего господина для подготовки его к погребению. Иден испуганно покосилась на Изабеллу, опасаясь, что с трудом достигнутое душевное равновесие может быть сейчас нарушено. Однако же этого не случилось — маркиза подняла голову и величественно отдала соответствующие распоряжения, пообещав еще раз прийти к телу под своды часовни, куда его должны были поместить с наибольшими почестями и подобающей пышностью.

После чего, по-прежнему держа себя в руках, она передала последнюю волю Конрада капитану его гарнизона.

— Ключи от города Тир не могут быть переданы никому, кроме посланника Ричарда Английского... или Филиппа Французского.

Когда капитан удалился с бесстрастным лицом, она с горькой иронией посмотрела на Иден.

— Он был верен своим союзникам до самого конца... даже умирая. Сделал ли для него столько же Ричард Плантагенет?

Пристыженная Иден опустила голову и промолчала.

— Он также наказал мне, — продолжала Изабелла приглушенным голосом, — вскоре опять выйти замуж... за сильного человека, который будет способен управлять городом. Тяжело ему было... да и мне тоже... думать об этом моменте... О Иден! — горько воскликнула она. — Из него вышел бы несравненный король!

Слуги отодвинули занавеси на высоких окнах, и Изабелла несколько мгновений простояла, стиснув кулаки, глядя на разгорающееся море вокруг огромной дамбы, построенной первым великим завоевателем — Александром Македонским. Он тоже умер слишком рано, успев, однако, подчинить себе половину мира. Немного погодя ее напряженная фигура обмякла, руки опустились.

— Теперь надлежит отдохнуть, — вновь спокойно произнесла она. — Не хотелось бы, чтобы ослабевшее тело предало меня, ибо я должна показать людям, что есть еще правитель в Тире. Только... прошу вас, Иден, пойдемте в мою спальню. Боюсь, я не смогу лечь одна в эту постель.

Сон помог восстановить силы, но принес также и ужасный, неизбежный миг пробуждения, когда то, что кажется обычным ночным кошмаром, сохраняет свою жестокую реальность и при дневном свете. Проснувшись в решительном настроении и поднявшись с постели, на которой она изведала все радости любви, Изабелла оделась в роскошное черное с золотом платье, цепочку на поясе которого оттягивали ключи от города. Иден она предложила темно-серое платье и серебристое покрывало для головы.

Они снова спустились в приемный зал Конрада, где маркиза, как единственная правительница, села на огромный трон, заполнив его если ни своим хрупким телом, то величием своего присутствия. Немедленно ее вниманием завладели управитель, капеллан и наиболее знатные господа города. Похороны должны были состояться сегодня, в час молебна.

Именно в эту комнату, где собрались негромко переговаривавшиеся скорбными голосами важные и рассудительные сановники, явился слуга, объявивший чересчур звонко для подобных обстоятельств:

— Сеньор Тристан Дамартин, шевалье де Жарнак, просит позволения войти!

Стоявшая рядом с троном Иден побледнела и пошатнулась, затем безмолвно кивнула в ответ на вопросительно поднятую бровь Изабеллы. Ни одна мысль не промелькнула в ее рассудке, лишь смутная, безотчетная тревога наполняла его. Между ними все было кончено. Разве мало она выстрадала? Должен ли он и здесь преследовать ее, вновь обрекая на мучения?

Когда широкие двери еще раз распахнулись, Иден была рада, что из-за всеобщей озабоченности ничей взгляд не обратился на нее, а из-за гудения голосов никто в зале не услышал ее испуганного вскрика, ибо на пороге возник не только мрачный и непреклонный, одетый в доспехи Тристан де Жарнак, но и еще один человек, шатавшийся под облачением, тяжесть которого была ему не под силу, согнувшийся под слишком просторной кольчугой, глаза его смотрели бессмысленно, голова безвольно раскачивалась. Оба направились прямо к тому месту, где она стояла. Вторым был Стефан де ля Фалез.

Видя оцепенение, охватившее Иден, Изабелла произнесла:

— Милорды, прошу вашего снисхождения. Здесь дело, которое я желала бы разобрать с глазу на глаз. С вашего позволения... соблаговолите продолжить беседы в соседнем зале.

Комната быстро опустела, хотя не один любопытный взгляд был обращен на сурового рыцаря и съежившуюся фигуру, без сил упавшую на одну из стоявших у стены скамей.

— Ваш спутник, кажется, нездоров... быть может, ему необходим мой лекарь? — без церемоний спросила Изабелла, обратив взор на рыцаря, чьи словно вылепленные из алебастра черты однажды навели ее на мысли о Люцифере и Архангеле Михаиле.

Де Жарнак коротко поклонился.

— Я располагаю тем единственным лекарством, в котором он нуждается, — последовал учтивый ответ. — Однако я просил бы об отдельной комнате, где мог бы пользовать его. Лекарство это обладает необычным действием.

Изабелла быстро перебрала в уме слышанное ранее от Иден.

— Тогда, шевалье, — проговорила она, бросив исполненный сочувствия взгляд на свою подругу, — это, должно быть, лорд Хоукхест?

— Он самый.

Теперь Тристан тоже обернулся к Иден, которая стояла неподвижно, не сводя с него осуждающих глаз.

Он твердо встретил ее взгляд.

— Вы не рассказали мне про опиум, — сказал он.

Ее глаза расширились, потом покаянно опустились.

Сердце Иден точно сжали холодные пальцы. Она взглянула на него с усталой обреченностью.

— Я думала, вы знали. Знали... обо всем, — ответила она.

— Теперь я глубоко сожалею, что не знал, — произнес он, — хотя в конце концов доставил его сюда. — Голос его был холоден, но глаза молили о прощении. — Я думал лишь вернуть вам мужа, которого вы... и я... так долго разыскивали. Я не мог знать, когда нашел его, что вдобавок вы получите... это.

Она чуть заметно пожала плечами. Мир потерял для нее свое значение.

— Это один и тот же человек.

Тристан попытался оценить, насколько она близка к срыву.

— Когда мы доберемся до Яффы, я помещу его в тамошний госпиталь, — со всей возможной мягкостью сказал он. — Братья там хорошо разбираются в недугах подобного рода, скорее всего, они смогут излечить его.

Неожиданный взрыв леденящего душу смеха донесся со скамьи.

— Могут ли они излечить также и смерть, шевалье? Есть ли у них лекарство от любви? — Голос Стефана звучал дико и был полон боли. Огромные глаза вращались в запавших глазницах. Напоминая шута с вымазанным мелом лицом из какого-то представления, он, однако, не мог уже снять эту маску.

У Иден не было сил смотреть на него.

Видя ее напряженное лицо, Изабелла обратилась к Тристану:

— Сегодня мне предстоит уложить мужа в его гробницу, а вы, похоже, извлекли супруга Иден прямо из могилы. Не задумывались ли вы, милорд, что совершили ошибку и это не принесло ему добра?

Рубиновые искры мелькнули в его глазах.

— Ваше величество, я оплакиваю маркиза, бывшего моим другом, как вы могли узнать из рассказа Иден, не меньше любого из его подданных. Однако вы ошибаетесь, если считаете, что Стефан готов лечь в могилу. Он может... и будет излечен от своей губительной страсти, подобно многим другим.