Ее крестовый поход

Иден, тронутая таким проявлением дружеской любви, собрала все силы, чтобы не расплакаться, и вернула Изабелле благодарную улыбку.

— Я желала бы не покидать вас, — сказала она, — но, быть может, мы еще встретимся. Я не вернусь домой, пока Стефан не будет вполне здоров. Если я сумею, могу ли я навестить вас вновь?

— Это будет самый желанный визит, на который только я могу надеяться!

На сей раз их объятие было не менее тесным, как если бы они уже почувствовали скорую разлуку.

Все же двумя часами позже, когда Иден пришло время отправляться в путь, боль при расставании была столь сильной, словно оно для обеих явилось неожиданностью.

— Мы прожили вместе единственную ночь, — прошептала Изабелла, стоя у стремени коня Иден перед входом в свой дворец, — но если нам и не суждено больше встретиться, мы все равно навсегда останемся сестрами.

Иден, сопровождаемая безмолвным Тристаном, рядом с которым находился Стефан, а позади длинная череда рыцарей в черном, вспомнила другой день в разгаре лета, когда девушка, считавшая себя женщиной, выехала из этих ворот, унося на капризных каблуках часть юности Тира... Но ни юность, ни эта девушка уже не вернулись назад. Когда она в последний раз махнула рукой своей подруге, то по изменившемуся лицу Изабеллы поняла, что та тоже вспомнила.

Пятьдесят миль до Яффы быстро летели под копытами их коней. Дороги были в хорошем состоянии, а день ясным. Отряд конных рыцарей ехал весело, помогая себе песней. Иден молча скакала в центре кавалькады. Она не могла свыкнуться с тем, что едет позади Тристана, рука которого то и дело подхватывала поводья коня ослабевшего Стефана. Это было все равно что путешествие в компании призраков ее прошлого. Она не имела сил даже подумать о том, каким будет ее будущее, стараясь не глядеть на безучастную фигуру мужа, который это будущее олицетворял.

Поначалу Тристан делал попытки завязать беседу, обращаясь к ней в легкой уважительной манере почтительного спутника. Наконец, выведенная из себя этой неуместной игрой, она возмущенно взглянула на него и резко покачала головой.

Дальнейший путь они проделали в молчании, хотя Иден испытывала настоятельное желание поговорить со Стефаном, найти слова, чтобы разогнать дурман, в котором он пребывал. Стефан скакал, безвольно осев в седле, слегка склоняясь к шее коня. Временами он что-то неразборчиво бормотал по-арабски. Казалось, он не осознает и не интересуется, в какой компании путешествует. Небольшой отрезок она проехала рядом с ним, но один лишь взгляд на его апатичное лицо не оставил сомнений, что любое обращение будет ему так же противно, как ей самой недавние попытки Тристана.

Ничем не могла она затронуть его — мальчишку, который рос с ней бок о бок с той поры, как ей исполнилось десять, а ему шестнадцать. Не в силах занять место в этой движущейся цепочке отторжения и унижения, Иден придержала Балана, попытавшись найти укрытие среди скакавших следом дружелюбных рыцарей. Она не присоединялась к голове процессии, пока они не достигли Яффы. Здесь, перед воротами величественного строения, которое служило теперь приютом королевам Англии и Сицилии, она рассталась со Стефаном. Путь его и Тристана лежал дальше, в сторону госпиталя.

— До свидания, Стефан, — проговорила она, быть может, надеясь все же услышать в ответ его голос. — Завтра я навещу тебя.

Она неуверенно умолкла, когда его измученные глаза остановились на ней, оторвавшись бог знает от какого горестного видения.

— Я не желаю этого, — холодно ответил он, отчетливо выговаривая слова. — Та женщина была права. Вы причинили мне зло, вытащив из могилы. Здесь нет ничего для меня, да и во мне для тебя.

Ничего знакомого не было в чертах, выражавших холодную неприязнь. Слова Ибн Зайдуна горькой насмешкой всплыли в ее памяти: "Меня не влечет женская плоть..."

Внезапно она схватила узду его коня, заставляя слушать себя.

— Подумай о Хоукхесте, если не обо мне! — воскликнула она.

Может быть, это название тронет его душу? Он ведь так гордился своим небольшим владением.

Но он не промолвил ни слова, лишь повернул коня и направил его легкой иноходью.

— Все равно я Приду к тебе, — тихо сказала Иден, хотя ее и переполняло отчаяние.

— Оставьте его на несколько дней, — участливо проговорил Тристан у ее плеча, словно бы их ничего не разделяло. В голосе его было сожаление, он тоже чувствовал себя виноватым.

— Он станет понимать вас лучше, когда поспит день-другой. Сейчас он сохранил остаток физических сил, но рассудок его помутился. Не принимайте во внимание его слова. Я пришлю за вами, когда настанет время для встречи.

— Очень хорошо. — Она старалась держаться независимо и не смотреть на него. — Возможно, так будет лучше.

Он глядел на ее склонившуюся голову с чувством, с которым не мог совладать, но которое уже овладело им самим.

— Тогда... до свидания, — неуверенно сказал он. — Я тоже отправляюсь в госпиталь.

Раз уж вновь предстояло разлучиться, пусть даже она искренне желала этого, Иден решилась бросить на него прощальный взгляд. Его осторожные глаза быстро переметнулись в сторону, как это было в те дни, когда они еще не стали друзьями. Затем каждый из них резко отвернулся, будто получив неожиданный удар кинжалом.

Иден не стала смотреть ему вслед, когда он поскакал прочь вместе с остальными рыцарями, а отдала своего коня груму, который выбежал ей навстречу из королевской резиденции. Воспрянув духом, почти окрыленная вновь шевельнувшейся надеждой, она прошла в ворота, пересекла запыленные стойла и отправилась на поиски Беренгарии в ее новом пристанище.

Хотя дом не был предназначен для обитания столь высокопоставленных особ, все же он принадлежал достаточно удачливому купцу и представлял собой обширное прохладное строение, стоявшее среди благоухающих апельсиновых рощ и тщательно ухоженных аллей из пальм и ярких кустарников. Комната, выбранная королевой, выходила в крытый внутренний дворик с аркадой, где алый гибискус и олеандры отражались в голубой воде восьмиугольного бассейна. Иден перешла двор и стояла теперь, наблюдая сцену, которую, как она только сейчас поняла, ей уже более не доведется увидеть. Кровь бежала быстрее при виде любезной ее сердцу картины.

Беренгария, в платье из Голубой парчи, сидела спиной к окну, поднеся свое вышивание к близоруким глазам. Вокруг нее расположились дамы. Там была ни капли не похудевшая Матильда, волосы которой посветлели, а кожа приобрела бронзовый оттенок. Неизменное блюдо со сладостями стояло рядом, а сама Матильда пыталась подобрать на лютне какую-то мелодию. Неподалеку Ксанф, черные волосы которой были распущены по плечам, прогоняла проворную иголку вдоль круглого обруча для вышивания, напевая мотив, который подбирала Матильда. Напротив королевы, на стуле с высокой спинкой, сидела прямая фигура, при виде которой Иден слегка поморщилась. Леди Алис, с гобеленом на коленях, была, как всегда, каменно холодна, губы поджаты, между бровей озабоченная складка. Если бы не отсутствие одной любимой фигуры, можно было подумать, что они в Винчестере.

Иден стояла замерев, почти не желая быть обнаруженной. В этой спокойной картине, обрамленной аркой окна, присутствовала законченность, заставившая сердце Иден сжаться от невольного страха. Осталось ли среди них место для нее? Или же ее незваное появление расстроит эту идиллию? Алис, конечно, имела все основания считать ее своим врагом. Беренгарию она покинула без ее согласия, а до этого то и дело была причиной ее беспокойства и огорчений. Свою служанку Ксанф она оставила на попечении других людей, не позаботившись о ее благополучии. Матильда... конечно, Матильда всегда была добра к ней, но после столь долгой разлуки даже и она... Ведь прошло более восьми месяцев со времени их расставания.

Леди Алис подняла голову от гобелена.

Пустая амбразура окна идеально обрамляла фигуру стоявшей среди цветов женщины, лучи вечернего солнца падали на ее золотистые волосы. Не торопясь, Алис отложила гобелен. Глубоко вздохнув, она пересекла комнату и выглянула из окна: