Ее крестовый поход

Ворота дворца были открыты, наружный двор заполняли люди.

— Там происходит какое-то торжество? — устало поинтересовалась Иден, пока четыре рыцаря плечами прокладывали дорогу для нее и своих командиров.

Человек, стоявший рядом, яростно сплюнул.

— Кровь Христова, госпожа, хотел бы я, чтоб так и было! Вы что, не знаете? Как раз сегодня ночью убили нашего маркиза. Зарезали на улице, как бандита.

Казалось, ее собственное сердце прекратило биться. Иден замерла и закрыла глаза. Она не ощущала пи того, как госпитальер дергает ее за рукав, ни угрожающего шума окружавшей толпы. Ни звука, ни движения — сейчас лишь слепота могла спасти ее от правды. Во тьме, царившей в ее сердце и под опущенными веками, витал образ неподвижного лица, на котором существовали только глаза — светлые, пронзительные и абсолютно невозмутимые.

Итак... предупреждение оказалось бесполезным. Средства, избираемые Рашид-эд-Дин-Синаном, не подводили его.

Когда Иден сумела открыть глаза, она думала лишь об Изабелле. Пробормотав поспешную благодарность госпитальерам, она устремилась через толпу к главной двери дворца, где потребовала, чтобы ее пропустили в покои маркизы.

— Она никого не желает видеть, — объявил осаждаемый мажордом.

Иден назвалась.

— Я должна кое-что рассказать ей. Узнайте, не примет ли она меня. Это касается... смерти вашего хозяина.

В глазах его мелькнуло подозрение, но сообщение было передано, и несколько минут спустя почтительный слуга провел ее в длинную комнату, которая запомнилась Иден пронизанной солнечным светом, наполненной смехом и разговорами о любви.

Сейчас комната казалась темным подземельем, слабо освещенным пламенем сотни свечей, окружавших ложе, стоящее посередине. Там покоилось то, что осталось от хозяина дома. Даже в смерти Конрад Монферратский был необычайно величествен. Лишенное насмешливого выражения неподвижное лицо, белое, как шелк под черным колетом и алым покрывалом, было строгим и благородным; глаза закрыты, рот неумолимо сжат.

На его груди, рассыпав водопадом черные волосы, лежала Изабелла; хрупкое тело в золотистом платье накрывало его, словно пытаясь согреть и пробудить к жизни. В комнате находилось еще несколько человек, чье присутствие почти не ощущалось. Бессознательно увлекаемая вперед, Иден тихо подошла к погребальным носилкам и остановилась, глядя на их скорбную ношу. Изабелла была тиха и неподвижна, точно ее умерший муж. С внезапным страхом Иден подумала, не лишила ли та себя жизни. Но затем по слабому колыханию груди убедилась, что это не так. Она не пыталась прикоснуться к Изабелле. Никакого облегчения принести она не могла. Могла только быть рядом с ней, и ничего больше.

Иден несла это неподвижное, молчаливое бдение, минуты которого перетекали в часы, не тревожимая шуршащими появлениями и исчезновениями подданных Конрада, прибывавших удостовериться в лживости распространяемых жутких слухов... и уходивших, по двое и по трое, говоря о мести и не пытаясь скрыть слез. Маркиз был хорошим господином... да и неплохим, по существу, человеком. Увидев его мертвое тело, они желали теперь видеть его убийц.

Примерно в середине бесконечно длинной ночи Изабелла наконец шевельнулась. Иден, которая сидела, уронив голову на колени, на том же месте, уловила шелест дамасской парчи и подняла взгляд. Маркиза неуверенно стояла рядом с катафалком, глаза казались черными ранами на бескровном лице. Не в силах говорить, она лишь протянула к Иден руки. Подойдя, Иден крепко обняла ее:

— Изабелла...

Какие слова могла она найти?

Она увела вдову Конрада от тела мужа. Рука ее ощущала постоянную дрожь хрупкого тела.

— Дорогая... вы должны отдохнуть. Вам потребуется много сил.

Если силы можно черпать в страдании, а у Иден были основания этому верить, то у Изабеллы их, несомненно, достанет.

Изабелла не собиралась покидать комнату, но позволила отвести себя на кушетку, стоявшую поодаль от тела. Похоже, она понемногу приходила в себя. Чуть шевельнув рукой, она дала знак все еще находившимся в полутемной комнате женщинам, что они могут быть свободны.

— Я рада, что вы здесь, — сказала она, когда все вышли. Голос ее был усталым и сдавленным. — Навещая меня сейчас, вы делаете благое дело.

Иден заломила руки.

— Я не знала об... этом, когда прибыла сюда, — глухо проговорила она.

— Нет?

На лице Изабеллы промелькнуло мгновенное замешательство, тут же исчезнувшее. Все происходящее не имело для нее значения, кроме одного, уже свершившегося факта.

— Его подстерегли на улице. Я не поверила, когда мне сообщили. А потом его принесли. Он не был мертвым. — Изабелла говорила быстро и отрывисто, неестественно твердым голосом. — Казалось невозможным, чтобы он умер! — Она уперлась взглядом в труп, будто усомнившись в его реальности. — Всего несколько дней как он праздновал победу. Это был венец его жизни! Граф Шампанский явился сюда, чтобы положить Иерусалим к его ногам. Весь мир, казалось, приветствовал его. Ведь сам Ричард направил молодого графа посланником, будучи, как и король Франции, его дядей. В своем лице тот являл надежду на разрешение всех споров между подлинными франками в Палестине. Нам было так весело вместе, граф Генрих такой симпатичный и галантный. Я даже немного с ним кокетничала...

Иден увидела, как слезы наконец заблестели в страдальческих, полных боли глазах.

— Когда Конрад услышал, что станет королем, — продолжала Изабелла, справившись с волнением и говоря теперь с отчетливой гордостью, — он пал на колени с истинным смирением и воскликнул: "Если я недостоин, то, без сомнения, Бог не допустит этого!" Но не Бог помешал ему, а сатана, — вскричала она, — руками своих кровавых палачей!

Она поднялась и прошлась по комнате, и хлынувший неудержимо поток слов вернул ее из окружающего безмолвия смерти обратно к берегам рассудка и силы.

— Если бы только я не задержалась, разнежившись, как всегда, в купальне... Конрад потерял терпение — он полдня провел в седле и хотел побыстрее отобедать. В конце концов он сказал, что мне придется обедать одной в наказание за греховные утехи. Он вознамерился посетить друга, Филиппа Бове, который не мог отказать ему в трапезе за своим столом. Я рассмеялась, не подозревая, что это плохо кончится... ведь епископ Бове очень близок ему. Он наклонился поцеловать меня и ушел с влажными волосами и в тунике...

Тон ее потерял начальную бодрость, тем не менее она продолжала:

— Очевидно, епископ уже отобедал, ибо это случилось, когда Конрад вновь направился к дому. — Она теперь стояла возле тела, с нежностью глядя в мертвое лицо. Вытянув руку, коснулась холодного плеча под черным бархатом. — Свернув за угол, он оказался перед двумя монахами, один из которых нес для него письмо. Когда он приблизился, чтобы взять письмо, его закололи в сердце!

Она откинула мантию, покрывавшую неподвижную грудь, и глазам Иден предстали глубокие рапы под запекшейся от крови разорванной туникой.

— Да смилостивится Господь над его душой! — прошептала Иден.

Заметив, что взгляд Изабеллы не может оторваться от ран, она осторожно вернула покров на место.

— Это произошло, — с печальной простотой сказала Изабелла. — Обратно его не вернешь.

Ее лицо приняло выражение холодной жестокости:

— Но осталось мщение! Одного из них растерзали прямо на улице! Зато другой надежно упрятан в моей темнице. Он будет жить, пока не укажет руку, направлявшую это убийство. Он будет жить и просить о смерти.

— Поступайте с ним как знаете, — сказала Иден, почувствовав, что настал ее черед, — но в этом нет нужды. Я могу назвать вам имя.

Она заметила на бледном лице замешательство, смешанное с недоверием. Пока тянулась долгая ночь, она была уверена, что этот момент наступит. Сейчас она раздумывала, выбирая между желанием возмездия и справедливостью. Она расскажет то, что знает... но, как бы сильно ей ни хотелось, не станет упоминать о том, что, хоть и было наверняка правдой, все же пока относилось к области догадок.