Хозяйка Дома Риверсов

— Им придется назначить меня! — настаивала Маргарита.

Она была исполнена решимости — стиснула зубы, выпятила подбородок и даже как будто стала выше ростом. Выглядела она в эту минуту настоящей королевой и явно была уверена, что Богом призвана сыграть в жизни Англии значительную роль.

— Я хочу служить своей стране, — продолжала она. — Я обеспечу ее безопасность, а потом вручу бразды правления своему сыну, когда он станет мужчиной. Я готова исполнить свой священный долг как королева Англии. И если они сделают меня регентшей, я обещаю принести в Англию мир.

Но регентом был назначен герцог Йоркский. И его стали называть «лордом-протектором».

Маргарита была вне себя. Она металась взад-вперед по гостиной и с такой яростью пнула скамеечку для ног, что та отлетела к противоположной стене. Одна из фрейлин не выдержала и разрыдалась, сгорбившись в оконном проеме, остальные дамы тоже застыли от ужаса.

— Что? Как они теперь его называют? — кричала она.

Злополучный рыцарь, принесший эту весть с заседания совета, стоял перед ней весь бледный.

— Лордом-протектором, ваша милость.

— А мне-то теперь как быть? — обратилась она к дрожащему вестнику; она, разумеется, задавала риторический вопрос, однако рыцарь явно стал обдумывать ответ. — Что, по их мнению, должна делать я, королева, когда этот герцог, какой-то жалкий родственник, какой-то деревенский кузен короля, намерен править моим государством? Неужели они полагают, что я, французская принцесса и королева Англии, буду сидеть сложа руки, когда какой-то безвестный выскочка устанавливает в моей стране свои законы?

— По-моему, вам следует отправиться в Виндзор и позаботиться о муже, ваша милость, — посоветовал ей рыцарь.

Бедный глупец! Он-то полагал, что отвечает на вопрос, заданный именно ему. К счастью, он довольно быстро догадался, что лучше держать рот на замке.

Пламя, бушевавшее в душе Маргариты, моментально превратилось в лед. Она даже застыла на мгновение, а когда снова посмотрела на несчастного рыцаря, глаза ее так и сверкали от гнева.

— Кажется, я плохо вас расслышала. Что вы сказали? Что вы осмелились мне сказать?

Он судорожно сглотнул.

— Ваша милость, я лишь пытался сказать, что лорд-протектор…

— Кто-кто?

— …что лорд-протектор приказал…

— Что?!!

— …приказал…

В два прыжка она очутилась прямо перед ним; ее высоченный головной убор чуть не стукнул его по носу, а глаза так и впились в его лицо.

— Приказал мне? — с тихой угрозой уточнила она.

Рыцарь покачал головой, упал на колени и, уставившись в пол, произнес:

— Он приказал, чтобы весь ваш двор перебрался в Виндзорский замок. И чтобы вы оставались там вместе с вашим мужем и сыном и не пытались играть какую-то роль в управлении страной; этим будет заниматься он сам в качестве лорд-протектора всей Англии, а также королевские советники и парламент.

Замок Виндзор, лето 1454 года

И Маргарита перебралась в Виндзор. Перед отъездом она, правда, устроила настоящую бурю, сверху донизу сотрясшую королевские покои, но все же уехала. И действительно, что еще ей оставалось? Зато герцог Йоркский, чья жена Сесилия как-то навестила королеву, чтобы съесть свой скромный пирожок и попросить для мужа место в королевском совете, взлетел на колесе Фортуны очень высоко. Совет был уверен: только Йорк способен восстановить в королевстве порядок и предотвратить десятки междоусобиц, раздиравших страну на части; только Йорк может спасти Кале; только Йорк способен держать государство в руках и должным образом управлять им, пока наш спящий король не проснется и не вернется на трон. Йорку все доверяли. Возникало ощущение, будто всем наша страна кажется проклятой и один лишь герцог Йоркский способен, обнажив свой меч и встав на пороге, защитить родной дом от невидимого врага, и будет удерживать оборону до тех пор, пока не пробудится король.

Королева — кажется, рассчитывавшая сама превратиться в короля, — была низведена до роли обыкновенной жены и матери; ее попросту оттолкнули в сторону, и она вынуждена была подчиниться и покинуть столицу. Расходы на содержание двора ей по-прежнему оплачивали, но количество лошадей у нее на конюшне существенно уменьшилось, и ей запретили без приглашения возвращаться в Лондон. С ней обращались так, словно она была самой заурядной особой, не играющей никакой роли в государственной жизни; ее низвели до предела, оставив ей единственное занятие — заботу о муже и сыне, хранительницей которого она по-прежнему являлась.

А Эдмунд Бофор, заключенный в Тауэр, ничем не мог помочь своей Маргарите. Да и она ничем не могла его защитить, ведь ее слово теперь ничего не значило, и мало кто сомневался, что рано или поздно герцога будут судить, допросят, а затем и обезглавят. Те самые лорды, которым Маргарита так нравилась в роли королевы, даже представить себе не могли ее в роли регента. А ведь жены этих лордов в их отсутствие прекрасно управляли и землями, и всем хозяйством, не требуя себе ни высоких титулов, ни большого жалованья. И все же лордам неприятно было даже думать, что женщина может быть облечена реальной властью, что она начнет ими руководить. Они не признавали за женщинами подобных способностей и возможностей. Мало того, и сами женщины старались эти возможности скрыть. Наиболее мудрые из них притворялись, что заняты исключительно домашним хозяйством, хотя на самом деле вполне успешно распоряжались огромными земельными владениями; но они, разумеется, писали мужьям, спрашивая у них совета, пока те находились вдали от дома, а когда они возвращались, тут же вручали им ключи от поместья. Ошибка королевы заключалась в том, что она сама потребовала себе и власти, и титула. Лордам была невыносима даже мысль об этом. Да и в то, что женщина на такое способна, они верить не желали. Иногда мне казалось, что им хочется снова заключить Маргариту в родильные покои. Словно ее супруг, король, погрузившись в сон, невольно выпустил ее на свободу, позволив управлять своим королевством, и теперь святой долг наших пэров — вернуть своенравную королеву на прежнее место. Если б они могли заставить ее тоже уснуть надолго, как уснул король Генрих, то, по-моему, с удовольствием сделали бы это.

Итак, королева отныне была обязана жить в Виндзоре. Мой муж Ричард угодил в ловушку в Кале. А я, по-прежнему являясь фрейлиной королевы, чувствовала себя женой в отставке. Но все мы чего-то ждали. Каждый день Маргарита непременно посещала короля, и каждый день повторялось одно и то же: он не видел ее и не слышал. Она требовала, чтобы врачи непременно обращались с ним ласково и нежно, хотя порой ее подводил собственный темперамент: она набрасывалась на Генриха с проклятиями, которых он не слышал.

Я жила в Виндзоре, мучительно тосковала по Ричарду и постоянно ощущала, как растет напряжение в столице. На дорогах в сельской местности стало чрезвычайно опасно; до нас уже доносились слухи о том, что Север восстал против герцога Йоркского, хотя, вполне возможно, тамошние аристократы действовали исключительно во имя собственных амбиций — кто знает, что творилось там, в этом диком краю, возле самой границы? Королева явно готовила заговор; в этом я совершенно не сомневалась. Однажды она поинтересовалась у меня, состоим ли мы с Ричардом в переписке, и я сообщила, что пишу ему очень часто и отсылаю свои письма с торговцами шерстью, отправляющимися в Кале. А она стала уточнять, пустыми ли возвращаются обратно суда этих купцов, можно ли перевозить на них людей, сколько человек они способны принять на борт и смогут ли подняться вверх по Темзе до Тауэра.

— Вы полагаете, что, прибыв из Кале, эти суда могли бы сразу отправиться вызволять из Тауэра герцога Сомерсета? — задала я прямой вопрос. — То есть вы намерены просить моего мужа возглавить армию, имеющую намерение воевать против лорда-протектора Англии?

— Но в защиту короля! — с вызовом бросила Маргарита. — Разве это можно назвать предательством?