Мэгги

Мэгги расчесала волосы, уложила их тяжелым узлом на затылке и с удовольствием натянула платье. Легкий скользящий шелк приятно холодил кожу, вызывая в памяти забытые ощущения праздника. Мэгги внимательно осмотрела себя в зеркало. Да, вид, конечно, не блестящий, но и не так уж плох. За время болезни женщина похудела и стала еще изящней. К счастью, худоба не портит ее, а только придает грации. На бледном худом лице еще больше выделялись огромные светлые глаза, опушенные темными густыми ресницами. Если бы не тоненькие морщинки возле глаз, Мэгги вполне можно было бы принять за молоденькую девушку, собирающуюся на свидание. Мэгги чуть-чуть тронула помадой бледные губы и была готова к своему первому выходу в «свет» после долгого перерыва.

Она вышла из комнаты и, медленно спустившись по лестнице, оказалась в холле, откуда через широко распахнутую дверь был виден празднично накрытый стол и часть украшенной цветами гостиной. Боб Уолтер, услышав шаги Мэгги, вышел ей навстречу, с улыбкой подал руку и повел к столу. Этель постаралась. Гостиная была нарядно убрана, а ужин превзошел все ожидания. Хозяйка приготовила к ужину австралийские национальные блюда: в глубоком блюде истекали соком капиты — большие бифштексы с начинкой из грибов и устриц. Аппетитными горами возвышались, разложенные по блюдам пирожки с мясом, зелень, салатницы были полны всевозможными салатами из фруктов, соусницы наполнены ароматными приправами.

— Неужели мы съедим все это? — изумленно воскликнула Мэгги, тем не менее чувствуя, как у нее разгорается аппетит.

Этель довольная произведенным эффектом пригласила своих гостей к столу, а Боб, наклонившись к Мэгги, заговорщицки шепнул:

— Это еще не все. Оставь местечко для десерта. Никто лучше Этель так не готовит фруктового торта.

— Боюсь, что скоро мне придется перешивать все свои туалеты, — засмеялась Мэгги, — несколько таких пиршеств — и я буду вынуждена распрощаться со своей изящной фигурой.

Ужин проходил весело, Боб галантно ухаживал за дамами, подшучивая над их аппетитом, хвалил блюда, ласково поглядывая на хозяйку. Никто и словом не обмолвился о происшедшем с Мэгги, говорили о том, что сейчас австралийцы предпочитают ездить отдыхать в Европу, свои красоты их уже не привлекают. Зато из Европы и даже из Штатов люди едут посмотреть Австралию. И это не так уж плохо. Во всяком случае, Матлок редко остается без гостей, особенно летом. Этель вспомнила разные смешные истории из жизни отдыхающих и с юмором рассказывала о них. Ее было приятно слушать, она так забавно умела подать, казалось бы, совсем незначительные детали, что они и в самом деле казались невероятно смешными. Мэгги рассказывала друзьям о своей дочери Джастине, которая жила в Европе и была замужем за видным политиком. Этель с Бобом незаметно переглянулись, когда Мэгги заговорила о дочери.

Когда стемнело, Этель зажгла свечи в изящных бронзовых канделябрах, и в гостиной стало еще уютнее. На десерт, как и обещал Боб, подали изумительные торты. Кроме фруктового, который просто таял во рту, был еще и шоколадный с кокосовыми орехами. Так что шутливые опасения Мэгги насчет своей талии вполне могли подтвердиться. Конечно, Мэгги могла отведать только по маленькому кусочку от всего этого изобилия. Она была еще все-таки очень слаба и к концу ужина почувствовала даже легкое головокружение. Но уходить в свою комнату не хотелось. Если раньше она упорно стремилась к одиночеству, то теперь, наоборот, одиночество было ей тягостно.

Наконец стол был убран, Боб Уолтер, распрощавшись с дамами, ушел к себе в коттедж, чтобы, как полагала Мэгги, позже вернуться обратно к Этель.

Женщины устроились в креслах напротив друг друга, помолчали, глядя на усыпанное звездами ночное небо.

— Этель, — тихо заговорила Мэгги, — я хочу, чтобы ты знала, что я никогда не забуду того, что ты для меня сделала. Ты вернула меня к жизни… Я многим тебе обязана. И мне неудобно что…

Этель легким движением руки остановила Мэгги:

— Я бы не хотела, чтобы ты чувствовала себя виноватой передо мной или перед Бобом. Каждый из нас в свое время пережил то же самое: и Боб и я. Мы вернули друг друга к жизни, а теперь вот помогли тебе, и этом нет ничего особенного. Спасая тебя, мы спасли и себя тоже, тех, какими мы когда-то были.

— Это большое счастье, что вы нашли друг друга. Самое страшное, когда ты никому не нужен. — Мэгги раньше редко задумывалась об этом. Пусть она была одна, без мужа, но у нее был Ральф, был Дэн, и жизнь имела смысл, а теперь смысла не стало. Два года, которые прошли после их смерти, убедили ее в этом окончательно и привели к мысли о самоубийстве.

— Твоя мать звонила сюда и дочь, — неожиданно сказала Этель. — Дочь даже собиралась приехать сюда из Рима. Они с мужем сейчас живут там.

— Мама? Джастина? — Мэгги не могла поверить услышанному. Она испуганно смотрела на подругу — И что ты им сказала? Почему они звонили?

— Не волнуйся, — успокоила ее Этель. — Просто от тебя долго ничего не было, и они забеспокоились. Ты прости меня, но я от них скрывала все, что с тобой случилось. Думаю, что об этом никому не следует знать. Особенно твоим близким. Я им сказала, что ты на дальнем конце острова и там нет телефона. Маме обещала, что позвонишь домой сразу же, как приедешь сюда, а Джастину отговорила от приезда, сказала, что здесь сейчас отвратительная погода и отдыхать невозможно. Вот видишь, какая я нерасчетливая хозяйка, упустила такую важную туристку! Так что вот тебе и ответ на твои глупости, что ты никому не нужна.

— Да, наверное, — неопределенно сказала Мэгги. — И все-таки я благодарна тебе за все, что ты для меня сделала. Я рада, что приехала сюда. Теперь я понимаю, что мне необходимо было пережить, переболеть свое горе не только душевно, но и физически. И сделать это именно здесь. Теперь я начала выздоравливать и снова почувствовала вкус к жизни. И все это благодаря вам с Бобом. Кстати, извини за нескромный вопрос, а почему вы с Бобом не поженитесь? — Мэгги взглянула подруге прямо в глаза, и Этель, немного помолчав, искренне ответила:

— Не знаю. Вероятнее всего, потому, что все это время мы, как две соломинки, поддерживали друг друга, оба думали, что мы только спасаем друг друга от одиночества и отчаяния, и это нам мешало. — И Этель рассказала Мэгги, как она в безумном отчаянии от потери Роба кинулась искать единственного близкого ему человека, его брата, надеясь через него сохранить ощущение присутствия Роба в своей жизни. Как она боялась потерять эту единственную ниточку, связывающую ее с мужем.

Когда она нашла Боба, то оказалось, что ему не меньше, чем ей, нужна ее помощь. Вернувшись с войны, он узнал, что его жена умерла, и он не смог жить на одном месте. Сначала уехал в Европу, перебрал там много занятий, работая в разных городах, но так нигде надолго и не остановился.

— Ты сама знаешь, как тяжело жить, когда болит душа. Любая работа из рук валится. Он и сюда приезжал несколько раз, пытался помогать Робу, но долго не задерживался. Ни один человек не может работать как машина. Особенно, когда у него горе.

Боб уехал в Штаты, от него иногда приходили письма, он и там часто переезжал с места на место. Потом письма перестали приходить, а когда Роб умер, Этель послала ему телеграмму по тому адресу, откуда пришло последнее письмо. Ему сообщили о смерти брата, правда, на похороны он не успел приехать, пока его искали там, Роба похоронили. Но его все-таки нашли, везде есть хорошие люди. Боб прислал Этель телеграмму, потом она получила от него очень теплое письмо. А когда через год она поехала к нему в Штаты, то, к своему изумлению, нашла его в одном из самых дешевых и заплеванных баров Сан-Франциско. Оказывается, за это время у него случилось большое горе, его единственный сын умер в госпитале от полученных во время войны ранений. Его долго лечили, но ранения оказались настолько серьезными, что он в конце концов скончался. К тому времени, как Этель разыскала его, он уже три месяца, не работая, дневал и ночевал в дешевых забегаловках, и был так убит горем, что не мог даже разговаривать.