Мэгги

Мэгги была так слаба и так оглушена случившимся, что почти не слышала, о чем говорит этот сильный и решительный мужчина, который легко, словно перышко, донес Мэгги до машины и опустил на заднее сиденье. Подбежавшая Этель устроилась рядом и положила голову Мэгги к себе на колени.

Время клонилось к вечеру, скоро должен был прибыть пароход из Таунсвилла с новыми гостями, пожелавшими провести свой медовый месяц на их острове, и Боб на большой скорости погнал автомобиль по направлению к дому. Такая вот странная жизнь, где все рядом: и трагедия и счастье. Кто знает, где кончается одно и начинается другое, так все перемешано. Боб вспомнил себя, сколько ему пришлось испытать в жизни, но, к счастью, углубляться в свои воспоминания было некогда, машина подкатила прямо к ступенькам их дома. Мужчина быстро выскочил из нее, открыл заднюю дверцу и легко поднял куль из одеял и пледов, в котором почти не было видно Мэгги. Она уже не дрожала, только была совсем белой, без единой кровинки в лице. Правда, ресницы ее чуть вздрагивали, и это было единственным свидетельством того, что она все-таки жива.

Этель побежала вперед, распахивая перед Бобом все двери. Он принес Мэгги в ту самую, так восхитившую ее в первый вечер, белую комнату и опустил на широкую кровать. Потом внимательно всмотрелся в лицо женщины и с облегчением убедился, что она дышит ровно и как будто заснула.

— Справишься тут без меня? — обернулся он к Этель, — мне уже давно пора быть на пристани. Боюсь, что опоздаю к прибытию.

— Конечно, поезжай побыстрее, только будь осторожен, — ласково ответила ему женщина и, не удержавшись (глаза у Мэгги закрыты, так что она ничего не увидит), погладила его по щеке. Боб наклонил голову к плечу, прижал руку Этель, нежно заглянув ей в глаза.

— Мне пора, — шепнул он, поцеловав женщину, и, тихонько притворив дверь, побежал вниз по лестнице.

6

Несколько дней Мэгги была на грани между жизнью и смертью. В том сумеречном состоянии, в котором она находилась, она никого не узнавала, и мелькающие перед ней лица были для нее одинаково реальны. Она видела, как над ней склонялись и Ральф и Дэн, которых сменяли Этель и какой-то мужчина с лицом словно высеченным из камня. Приходили Фиона, иногда Джастина, но дочь появлялась очень редко и всегда как будто из тумана, она смотрела на Мэгги издалека, и в глазах ее светилось презрение. Одни посетители мягко улыбались Мэгги и бесшумно ускользали в темноту, другие чего-то требовали, тормошили, заставляли что-то пить, есть. Особенно настойчива была Этель, она вытаскивала Мэгги из покойного, умиротворяющего забытья, заставляла глотать лекарства и не разрешала закрывать глаза. Но Мэгги и с открытыми глазами ничего не видела и не слышала. Или не хотела видеть и слышать. Ей было так удобнее и спокойнее, она не хотела возвращаться в жизнь. И если ей не позволили утонуть, она надеялась, что сумеет просто угаснуть.

Этель чувствовала настроение Мэгги и плакала от бессилия, когда спускалась из ее комнаты в гостиную. У них уже не раз побывал врач, которому Этель постоянно звонила, приходя в отчаяние от состояния Мэгги.

— Успокойтесь, — сказал ей врач несколько дней назад, — к счастью, ее здоровью больше ничего не угрожает, во всяком случае, организм хотя и очень слабый, но постепенно поправляется. — Он замолчал и задумчиво посмотрел в окно на гряду остроконечных горных вершин. — Я бы не взял на себя смелость утверждать то же самое в отношении психики вашей гостьи. Нет-нет, она не сошла с ума, — успокоил он Этель, заметив ее испуг, — я скорее имею в виду ее сильное нервное истощение. Очевидно, в ее жизни произошла какая-то большая трагедия.

— Да, — подтвердила Этель. — У нее умерли сын и муж, которых она безмерно любила.

— Это многое объясняет, — проговорил врач, — я предполагал нечто подобное. Она поправляется, а выздоровление идет медленно потому, что женщина сама не хочет помочь своему организму. И даже наоборот. Я бы вам посоветовал отправить миссис О'Нил в клинику, там опытные врачи…

Этель даже не дала ему закончить и протестующе подняла обе руки.

— Нет-нет. Ни в коем случае. Пожалуйста, назначьте лечение, и я сама подниму ее на ноги. Здесь ей будет лучше.

— Ну как хотите, — согласился доктор, — хотя предупреждаю, это будет нелегко. Повторяю, миссис О'Нил не желает выздоравливать.

Сразу же после отъезда доктора Этель позвонила в Таунсвилл, и оттуда ближайшим же рейсом на остров были доставлены все необходимые лекарства.

Прошло еще несколько дней, а может быть недель, Этель даже потеряла счет времени, когда однажды, войдя в комнату Мэгги с очередной порцией лекарства, Этель увидела устремленный на себя ясный и осмысленный взгляд Мэгги.

— Наконец-то! — воскликнула женщина и, не удержавшись, залилась слезами облегчения, а Мэгги, неуверенно улыбаясь, продолжала смотреть на нее. Этель бросилась к Мэгги, и обе женщины порывисто обнялись.

— Тебе лучше? — спрашивала Этель, гладя растрепавшиеся волосы Мэгги.

— Наверное, — отвечала Мэгги с улыбкой, — я так думаю, потому что мне зверски хочется есть. И еще я хочу помыться и встать наконец с постели…

— Ну уж за этим дело не встанет, — засмеялась Этель.

7

После купания Мэгги почувствовала новый прилив сил, хотя болезнь все еще давала себя знать. Она с аппетитом поела приготовленный Этель обед и снова уснула. Но теперь ее сон совсем не походил на то изнуряющее сумеречное забытье, в котором она находилась последние недели. Мэгги легко уснула и спала без сновидений, а к вечеру проснулась возрожденная. Она еще немного полежала в постели, а потом перебралась в удобное кресло у окна. Солнце уже закатилось за острые пики горных вершин и как будто высветило их снизу розовым светом. Черные пики на розовом небосклоне были изумительно красивы и походили на чудесную графическую картину, нарисованную рукой большого мастера. Откуда-то со стороны слышался приглушенный шум морского прибоя. На Мэгги нашло какое-то удивительное умиротворение, и она с наслаждением вздохнула сладкий, напоенный ароматами трав вечерний воздух.

В комнату заглянула Этель и с облегчением вздохнула, заметив на лице Мэгги блаженную умиротворенную улыбку. Мэгги обернулась на звук открывшейся двери.

— Это ты, Этель? Посмотри, какой чудесный вечер. Оказывается, как это прекрасно — жить и видеть все это. Мне кажется, я еще никогда в жизни не ощущала такое блаженство.

— Я рада, что ты наконец-то поняла это, — засмеялась Этель. — По этому поводу мы устраиваем сегодня праздничный ужин. Одевайся, наш единственный кавалер ждет нас в гостиной.

— Ой, — встрепенулась Мэгги, — а у меня же все вещи в моем домике.

— Теперь твой дом здесь, а все твои вещи в шкафу, — улыбнулась Этель, — я даю тебе на туалет полчаса. Хватит?

— Вполне! — Мэгги поднялась с кресла. У нее еще немного кружилась голова, чувствовалась легкая слабость, да и ноги еще не совсем ей подчинялись. Она немного покачнулась, и Этель заботливо поддержала ее под руку.

— Я так обрадовалась, что ты ожила, что, наверное, поспешила сдернуть тебя с постели, — сказала она с тревогой в голосе.

— Это пройдет, — успокоила ее Мэгги, — я и сама больше не могу лежать в постели. Хочу двигаться, дышать полной грудью, пойти на море…

— Только не на море! — решительно заявила Этель. — Куда угодно, но только не на море. Или, во всяком случае, только со мной!

Мэгги улыбнулась и покачала головой:

— Все, Этель, благодаря вам с Бобом, я вынуждена жить и, откровенно говоря, мне кажется, что я буду делать это с удовольствием.

— Ну вот и чудесно, моя милая Мэгги! А теперь одевайся, мы ждем тебя внизу.

Этель вышла из комнаты, а Мэгги подошла к шкафу, где и в самом деле аккуратно висели все ее наряды, и принялась перебирать их, обдумывая свой вечерний туалет. Она с сожалением вспомнила, что взяла с собой в основном траурные платья, а ей сегодня хотелось надеть что-нибудь яркое, праздничное. И вдруг она увидела свое любимое шелковое платье цвета чайной розы. Она всегда раньше его надевала, когда приезжал Ральф. Воспоминание о любимом не вызвало у Мэгги обычного страдания. Его образ больше не давил ее и вспоминала она его теперь со светлой грустью и нежностью.