Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)

Он покачал головой, и полуулыбка исчезла с его лица.

— Но у нас нет для этого времени. Половина наших мужчин имеет понятие о военной службе, будем надеяться, что они выстоят, когда дело дойдет до драки, и поддержат смелость в других.

Он поглядел мимо огня и махнул в сторону далеких гор.

— Это не похоже на поле сражения, не так ли? Я не могу сказать, где оно произойдет — если вообще произойдет — но думаю нужно планировать его так, чтобы было укрытие. Мы научим их драться, как горцы, собираться и рассеиваться по моему слову, а между тем делать то, что могут. Только половина мужчин были когда-то солдатами, но все они умеют охотиться.

Он указал подбородком на новичков; почти все они уже имели добычу в своих седельных мешках. Братья Линдсей настреляли перепелов, которых мы сейчас ели.

Роджер кивнул головой и наклонился, откапывая почерневший глиняный шар палкой и держа голову опущенной. Почти все. Он ходил стрелять каждый день, начиная с нашего возвращения в Ридж, и не убил даже опоссума. Джейми, который один раз ходил с ним, по секрету поделился со мной мнением, что Роджер добьется большего успеха, стукнув зверя мушкетом по голове, чем застрелив его.

Я нахмурила брови на Джейми; он поднял свои, возвращая мне взгляд. Роджер сам может позаботиться о своих чувствах — читалось в его глазах. Я расширила глаза и встала с колен.

— Но это не то же самое, что охота, не так ли? — я села возле Джейми и вручила ему горячую лепешку. — Особенно теперь.

— Что ты имеешь в виду, сассенах? — Джейми разломил лепешку и прикрыл глаза от наслаждения, вдыхая горячий ароматный пар.

— Во-первых, вы не уверены, будет ли вообще сражение, — указала я. — Во-вторых, если это произойдет, вы окажетесь не перед обученным войском. Регуляторы — не больше солдаты, чем ваши мужчины. В-третьих, вы вряд ли будете стремиться убить регуляторов, только напугать их, чтобы они отступили или сдались. И, в-четвертых, — я улыбнулась Роджеру, — задача охоты — убить, задача войны — вернуться домой живым.

Джейми подавился куском лепешки. Я услужливо стукнула его по спине, и он повернулся ко мне с горящими глазами. Он выкашлял крошки, глотнул и встал, взмахнув пледом.

— Послушайте меня, — сказал он немного хрипло. — Ты права, сассенах, и ты не права. Это не похоже на охоту, да. Потому что добыча, как правило, не стремится убить вас. Понимаешь меня… — он повернулся к Роджеру с мрачным лицом. — Она не права во всем остальном. Война — это убийство, и это самое главное. Будешь считать ее чем-то менее ужасным, отнесешься к ней несерьезно, испугаешься и более того станешь дрожать за свою шкуру — и ей-богу, человек, ты будешь мертв к сумеркам первого дня.

Он бросил остатки лепешки в огонь и ушел.

Я сидела, застыв, пока жар от лепешки не просочился сквозь ткань и не обжог мои пальцы. Я положила ее на бревно с приглушенным «ай!», и Роджер шевельнулся.

— Все в порядке? — спросил он, не глядя на меня. Его взгляд был направлен в сторону лошадей, куда удалился Джейми.

— Все прекрасно, — я приложила обожженные кончики пальцев к прохладной коре бревна. После обмена любезностями, неловкая тишина была нарушена, и я решила вернуться к вопросу.

— Разумеется, — сказала я, — у Джейми есть опыт, чтобы так говорить… И все-таки я думаю, что его реакция чрезмерна.

— Да?

Роджер не казался расстроенным или озадаченным высказываниями Джейми.

— Конечно. Независимо от того, во что выльется это дело с регуляторами, мы отлично знаем, что это не будет настоящей войной. Вероятно, из этого вообще ничего не выйдет!

— О, да, — Роджер все еще смотрел в темноту, озабоченно сжав рот. — Только я думаю, он говорил не об этом.

Я подняла бровь, и он с кривой полуулыбкой перевел пристальный взгляд на меня.

— Когда мы с ним ходили охотиться, он спрашивал, что произойдет. Я рассказал ему. Бри сказала, что он и ее спрашивал. И она рассказала ему также.

— Что произойдет? Ты имеешь в виду революцию?

Он кивнул, не сводя глаз с лепешки, которую он крошил длинными пальцами.

— Я рассказал ему все, что знал. О сражениях, политике. Не все детали, конечно, но про основные битвы, про которые я помню, и каким длительным и кровавым будет дело.

Он мгновение помолчал, потом взглянул на меня с зелеными искорками в глазах.

— Полагаю, это то, что вы назовете «око за око». Трудно сказать, но я думаю, что я тогда напугал его. А теперь он просто отплатил мне тем же.

Я насмешливо фыркнула и встала, стряхивая крошки с юбки.

— День, когда ты напугаешь Джейми Фрейзера, парень, — сказала я, — будет днем, когда ад замерзнет.

Он рассмеялся, ничуть не расстроенный.

— Может быть, не напугал его, хотя он стал довольно тихим. Но надо сказать, — он немного посерьезнел, хотя искорки оставались в его глазах, — что сейчас он действительно напугал меня.

Я взглянула в направлении лошадей. Луна еще не взошла, и я не могла ничего видеть, кроме движущихся беспорядочно теней, и временами в свете от костра мелькали круп или блестящий глаз. Джейми не было видно, но я знала, что он был там; лошади преступали ногами и тихо пофыркивали, и это говорило мне, что среди них был кто-то знакомый им.

— Он был не просто солдатом, — сказала я, наконец, тихим голосом, хотя была уверена, что Джейми слишком далеко, чтобы услышать меня. — Он был офицером.

Я села на бревно и взяла лепешку; она уже остыла, но я не могла ее есть.

— Я была медсестрой, ты знаешь. В полевом госпитале во Франции.

Он кивнул, заинтересованно подняв темную голову. Огонь набросил глубокие тени на его лицо, подчеркнув контраст между тяжелыми бровями и широкими костями и мягким изгибом его губ.

— Я выхаживала солдат. Они все были напуганы, — я немного печально улыбнулась. — Те, кто были под огнем, помнили страх; те, кто не были, воображали. Но только офицеры не могли спать ночами.

Я провела пальцем по лепешке, ее ноздреватая поверхность был слегка жирной от сала.

— Я сидела с Джейми однажды после Престона, когда он держал на руках умирающего товарища, и плакал. Он помнит это. Он не помнит Каллодена, потому что он не может перенести память о нем.

Я смотрела на кусок лепешки в моей руке и машинально отколупывала подгоревшие кусочки ногтем.

— Да, ты напугал его. Он не хочет оплакивать тебя, и я тоже, — добавила я мягко. — Возможно, не сейчас, но когда настанет время, ты будешь осторожен, да?

Наступило долгое молчание. Потом он тихо сказал.

— Да, я буду.

Он встал и ушел, звуки его шагов быстро затихли на влажной земле.

Походные костры разгорались все ярче по мере углубления темноты. Мужчины все еще держались своих маленьких компаний, располагаясь возле костров маленькими группами родственников и знакомых. Со временем они объединятся, я знала это. Через несколько дней будет один большой костер, и все соберутся в одном круге света.

Джейми был напуган не тем, что сказал Роджер, а тем, что он знал сам. Для хорошего офицера существует две возможности: позволить ответственности разрушить себя или стать твердым, как камень, от необходимости. Он знал это.

Что касается меня… Я тоже знала. Я была замужем за двумя солдатами — офицерами, ибо Фрэнк тоже был им. Я была медсестрой и врачевательницей на полях двух войн.

Я знала имена и даты сражений. Я знала запах крови. И рвоты и опорожнения кишечника. В полевом госпитале видят раздробленные конечности, вывалившиеся кишки, торчащие обломки костей, но там видят и мужчин, которые ни разу не стреляли, но все же умерли от лихорадки, болезни, грязи и отчаянья.

Я знала, что тысячи умерли от ран на полях сражений двух мировых войн, но сотни тысяч умерли от инфекций и болезней. И на этот раз будет также — через четыре года.

И это действительно меня пугало.

Следующей ночью мы встали лагерем в лесу на Бальзамной горе, приблизительно в миле от поселения Лаклоу. Некоторые мужчины настаивали на спешке, стремясь скорее достигнуть Браунсвилла. Браунсвилл был крайним пунктом нашего вояжа, после которого мы должны были повернуть назад к Солсбери, и означал трактиры или, по крайней мере, сон под крышей, но Джейми решил не торопиться.