Безоглядная страсть

— Ангус? — удивленно произнесла она.

— Ты ожидала кого-то другого? — ухмыльнулся он.

— Как ты мог такое подумать? Конечно, нет!

Пальцы Ангуса рассеянно вертели за ножку бокал с вином. Судя по полупустой бутылке на столике рядом с ним, этот бокал был далеко не первым.

— Я думала, ты гостишь у своей матери… — прошептала Энни.

— Она не любит, когда я злоупотребляю ее гостеприимством.

— Мне казалось, она тебя всегда ждет…

— В последнее время ее не слишком радует моя компания — с тех пор, как она хранит в своем винном погребе пушки для принца Чарльза. — Отпив глоток, Ангус придирчиво оглядел изрядно промокшую одежду жены. — К тому же я надеялся, что в такую холодную ночь моя жена не откажется от моего общества. Но похоже, я ошибался. Признаться, я был немало удивлен, обнаружив дом пустым.

Энни уже успела немного согреться и бросила тяжелый плед на стоявшее поблизости кресло.

— Я ездила повидаться с дедом, — заявила она: врать было бесполезно, рано или поздно Ангус бы все равно все узнал. — Он сейчас в Инвернессе.

— Ферчар в Инвернессе? — Серые глаза Ангуса в одно мгновение стали узкими и острыми как лезвие бритвы. — Что он здесь делает, черт побери?

Энни тяжело вздохнула. Ангус редко позволял себе говорить грубости в ее присутствии. Еще реже ей приходилось наблюдать его в таком растрепанном виде, в рубахе, обнажавшей волосатую грудь, в грязных ботфортах. Обычно и манеры, и костюм Ангуса Моу отличались безукоризненностью. Рядом с таким Ангусом Энни чувствовала себя как возле бочки с порохом.

Глаза Ангуса грозно сверкали. Они были направлены на Энни, словно ружейные дула, следя за каждым ее движением. Сняв шлем, Энни положила его на кресло рядом с пледом.

— Он приехал, — произнесла она, — сообщить мне, что армия принца отступает из Дерби. Впрочем, он очень удивился, что ты этого не сделал.

— Оказывается, — Ангус поцокал языком, — шпионы твоего деда работают лучше моих! В Инвернессе об отступлении узнали только сегодня ближе к вечеру.

— И ты поспешил домой, чтобы сообщить мне? — усмехнулась она.

Губы Ангуса обидчиво дрогнули, хотя он постарался и не показывать виду, и Энни пожалела о своей шутке. Ангус еще с минуту молча смотрел на нее, затем осушил свой бокал до дна.

— Надеюсь, — с тем же сарказмом поинтересовался он, — ты отдаешь себе отчет в том, что произойдет, если, не дай Бог, о твоих встречах с дедом пронюхают? Надеюсь, ты была осторожна?

— Не беспокойся, и он, и я соблюли все меры предосторожности.

Ангус снова сверкнул на жену глазами, а затем опустил их.

— Надеюсь также, — произнес он, — ты ездила не одна?

— Нет, на мосту меня встретил Робби, а обратно провожал Эниас.

— Господи Иисусе! — простонал Ангус. — Ты хочешь сказать, что твои кузены тоже там были?!

— Да, все трое. Эниас, кстати, посылает тебе привет.

Ангус удивленно разинул рот: он и Эниас Фаркарсон никогда не были особо близкими друзьями. В день свадьбы Эниас, подкараулив его у выхода из церкви, прижал к стене своим огромным кулаком, и прошептал на ухо, что зарежет его собственными руками, если пройдет слух, что он хотя бы пальцем тронул Энни. После того как Эниас отпустил Ангуса, тот как ни в чем не бывало оправил камзол и пошел своей дорогой, не проронив ни слова. За все время с тех пор, насколько было известно Энни, Ангус с Эниасом не перекинулись и парой слов.

— Ферчар хотя бы в курсе, — проворчал Ангус, — что англичане прочесывают местность день и ночь?

— Не впервые за голову Ферчара назначают награду. Он уже успел достаточно хорошо изучить, кто ему настоящий друг, а кто готов продать его за гроши.

— Хороши гроши — тысяча фунтов!

— Ну, не нравится такое выражение — скажи «за тридцать сребреников».

Слова Энни о «тридцати сребрениках» должны были задеть Ангуса и действительно задели. Для Энни не было тайной, что Дункан Форбс «пожертвовал» ее мужу кругленькую сумму на то, чтобы тот сформировал отряд из своих вассалов, который должен был поступить в услужение лорду Лудуну. Каждый, вступивший в отряд, был бы обеспечен формой, оружием и жалованьем в полшиллинга в день, но большинство горцев презрительно называли эти полшиллинга «тридцатью сребрениками». Их отношение к этому предложению не изменилось и когда им посулили гораздо больше — после того как несколько влиятельных господ «накинули» еще несколько тысяч к «подарку» Форбса.

Энни чувствовала, что ей не миновать объяснения с мужем, но решила все-таки попытаться избежать его.

— Послушай, Ангус, — произнесла она, — я валюсь с ног и к тому же замерзла как собака… Может, поговорим завтра? — Она направилась в свою спальню, смежную со спальней мужа, на ходу вынимая гребни из прически.

— Ну уж нет, родная! После того как я просидел часа три, теряясь в догадках, что все это значит, мне все-таки хотелось бы услышать от тебя хоть какой-то отчет о твоих похождениях.

Энни обернулась на пороге. Голос Ангуса звучал довольно спокойно, но побелевшее лицо и трясущийся бокал в руке не могли скрыть его истинное состояние. Взгляд Энни упал на постель в его спальне — она, как ни странно, была аккуратно застелена. Несмотря на то что у каждого из них была своя спальня, все четыре года со дня свадьбы почти все ночи они, к обоюдному удовольствию, проводили на огромной кровати с высоким пологом в спальне Ангуса.

Четыре года… если не считать последнего времени, когда конфликты между супругами обострились настолько, что слуги, даже не спрашивая приказаний, готовили им каждую ночь разные спальни…

— Надеюсь, — усмехнулась она, — ты не подумал, что я тебе с кем-нибудь изменяю?

Рука Ангуса сжала ножку бокала так, что та чуть не хрустнула.

— Честно говоря, — произнес он, — у меня мелькнула такая мысль. Но это было бы даже не худшим вариантом — в такую ночь, знаешь ли, всякое могло случиться…

— Прости, — проговорила Энни, — что заставила тебя поволноваться. Но я была уверена, что ты в Инвернессе…

— Может, все-таки поведаешь мне, что это вдруг за прогулки в столь поздний час и в столь мерзкую погоду?

— Ну, что до мерзкой погоды, то мне не так уж долго, пришлось ее терпеть. Поездка была довольно короткой — всего до Данмагласса.

— Понятно… — неопределенно протянул Ангус. Энни вгляделась в лицо мужа, пытаясь прочитать в нем, что же именно ему понятно, но это было бесполезным занятием. Ангус умел отлично владеть собой. Никакая буря страстей, казалось, не могла поколебать эту безжизненную маску. Порой Энни даже завидовала выдержке мужа — ее собственная горячая кровь не раз подводила ее в ответственную минуту. Энни вдруг, как молния, обожгла мысль: «А вдруг он заподозрил, что я ездила на свидание к Макгиливрею? Нет, вряд ли, даже предполагать такое глупо…»

— Я ездила в Данмагласс, — Энни старалась, чтобы голос ее звучал спокойно, — на встречу с дедом. Он выбрал это место, не я…

С минуту Ангус тупо смотрел на свой пустой бокал, затем снова наполнил его.

— Почему же ты не пригласила деда сюда, — спросил он, — если была так уверена, что я не вернусь? Я полагаю, тебе уже приходилось это делать в мое отсутствие?

Энни, с трудом сдерживаясь, закусила губу. Равнодушие Ангуса она еще могла терпеть, но этот презрительный тон…

— Он мой дедушка, — произнесла она, — если он пожелал меня увидеть, то, по-твоему, я должна была ему отказать?

— А я, между прочим, твой муж! Я тоже, может быть, желаю тебя видеть!

— Бывал бы дома почаще, — огрызнулась она, — нагляделся бы!

Энни прошла в свою комнату, прислонилась к стене и прикрыла глаза. Она слышала, как Ангус сердито грохнул бокалом об стол, и была почти уверена, что сейчас он покажется в дверях, но он не показался. Закрыв лицо руками, Энни мысленно ругала себя за свой слишком острый язык — ссориться с мужем ей все-таки не хотелось.

Ангус поднялся было с кресла и направился к жене, но по дороге передумал. Остановившись на полпути, он долго молчал, глядя на Энни. На лице его играли желваки.