Искушение Марии дАвалос

— Я не обсуждаю свою личную жизнь в публичных местах, — произнес он резко.

— Никто из нас этого не любит. И немногие из нас вынуждены это делать, — ответил вице-король, на минуту притворившись дружелюбным перед тем, как сменить тон на суровый и осуждающий: — Однако ваше положение — совсем другого рода, совсем иного. Ваша личная жизнь выплеснулась в публичные места, и она смущает всех нас. Представляет для всех нас угрозу, — заорал он.

И тут же перешел чуть ли не на шутливый тон:

— Позвольте мне быть откровенным, Фабрицио. Когда меня три года назад назначили вице-королем, о ваших любовных интригах было известно всем. Затем я ожидал услышать о новых романах, но был приятно удивлен: их не последовало. Я предположил, что пыл юности уступил место более обдуманному поведению, присущему зрелости. И что же я узнаю теперь? — Он снова повысил голос. — Это не одна из легких интрижек, как раньше, а пагубный роман, пагубный, не только безрассудный и продолжительный, но знаменательный тем, что ваша партнерша по адюльтеру — не кто иной, как жена любимого племянника его высокопреосвященства! — Дон Хуан стукнул кулаком по столу. — На ваши любовные интриги смотрели сквозь пальцы в прошлом, но ваша связь с принцессой Веноза — совсем другое. Это переходит все границы. Испания этого не потерпит.

Подавшись вперед, он заговорил конфиденциальным тоном:

— Наш император в последнее время имеет удовольствие пребывать в полном согласии с Ватиканом, после того как много десятилетий искал у него поддержки против Франции. Вам это хорошо известно. И, тем не менее, вы создаете угрозу этому согласию. Я представить себе не могу, чтобы вы захотели взять на себя тяжкое бремя ответственности за то, что вызвали неодобрение святой церкви в адрес испанского правительства этого королевства. Конечно, мне нет необходимости выражаться более ясно, имея дело с человеком такого тонкого ума.

Вице-король подождал, чтобы смысл этого высокопарного заявления дошел до собеседника, потом сказал более мягко:

— Я восхищаюсь вами, Фабрицио. Для меня было бы личным горем, если бы на вашу голову обрушилось несчастье. Позвольте мне предостеречь вас. Вам угрожает беда. Прямо в эту минуту.

— Беда какого рода? — ровным голосом осведомился Фабрицио.

— Соразмерная с вашим преступлением против святой церкви! Вы сами не чувствуете угрызений совести из-за своего греха? — Не получив ответа, вице-король продолжил: — Являясь в настоящее время членом правительства этого королевства, вы обязаны подчиняться его законам и желаниям императора. Вы должны положить конец роману с принцессой Веноза. Немедленно. — Он немигающим взглядом посмотрел на Фабрицио, затем изобразил подобие дружелюбной улыбки. — Я буду великодушен. Даю вам три дня. Я ожидаю вас в этот четверг утром с новостью, что вы ее больше не увидите. Затем я передам ваше мудрое решение заинтересованным лицам.

Фабрицио имел доступ в заброшенный дворец в испанском квартале, владельцами которого были Карафа. Они с Марией тайно встречались там уже несколько месяцев после возвращения из Амальфи. Фабрицио скудно обставил большую комнату в центре третьего этажа. Он выбрал ее, потому что она напоминала остров, окруженный пустыми, когда-то величественными залами, по которым гуляло эхо. Там не было окон, и она освещалась лишь приглушенным светом из окон других комнат, и в те ночи, когда Карло был в отъезде, а Мария оставалась на ночь, на улицу не проникал свет свечей. Она привлекла Фабрицио еще и тем, что была украшена потускневшими фресками с изображениями эротических подвигов богов Олимпа: Леда и Лебедь, Зевс, льющийся в виде золотого дождя в постель Данаи. Когда Фабрицио и Мария лежали в постели, глядя в потолок, они видели улыбающуюся Венеру, только что явившуюся из морской пены и собирающуюся шагнуть в свою раковину.

Вот уже несколько месяцев, добираясь к месту тайных свиданий, Мария строго следовала выработанному правилу. Они с Лаурой вышли из Сан-Северо и углубились в лабиринт старых улочек Неаполя. Они всегда меняли маршрут. Дойдя до пустынного переулка, они поравнялись с аркой и надели капюшоны накидок. Затем миновали широкую виа Фория и направились к церкви Санта-Мария Ассутпта. Войдя в церковь, Мария зажгла свечу и помолилась Пресвятой Деве, чтобы хранила ее и Фабрицио. Осмотревшись, они осторожно выскользнули через маленькую дверь, пересекли узкую улицу и вошли в потайной дворец через боковой вход, который Мария открыла своим ключом. Оказавшись внутри, Мария с облегчением вздохнула и, как всегда, засмеялась. Потом они поднялись по узкой лестнице ка третий этаж. Никто, кроме них троих, не знал про это укромное место. Даже мебель была куплена Фабрицио в Риме под вымышленным именем и доставлена глухой ночью людьми, которые не были с ним знакомы. Мария с Фабрицио чувствовали себя здесь в полной безопасности.

Только один маленький эпизод омрачил их пребывание здесь — эпизод, о котором они скоро забыли. Однажды ранним утром, переходя через виа Фория и сворачивая на виа Дуомо, Мария столкнулась с похотливым дядюшкой Карло, доном Джулио Джезуальдо. Она попыталась скрыть от него свое лицо и проскользнуть мимо, но было слишком поздно: он ее узнал. «Доброе утро, дон Джулио, — сказала она слишком поспешно и слишком приветливо, пытаясь скрыть тревогу. — Я вижу, вы тоже вышли подышать свежим воздухом». Он ответил на ее приветствие каким-то неприятным, многозначительным — как ей показалось — взглядом. Несколько дней после этого у Марии было такое чувство, будто за ней кто-то следует по пятам, но каждый раз, как она оборачивалась, никого не было. Они обсудила это с Фабрицио и решили, что ее подозрительность вызвана страхом и нервозностью. И вскоре выкинули всю эту историю из головы.

Фабрицио сидел в кресле, положив нога на ногу и подперев рукой голову, и размышлял о том, что делать и что сказать Марии. Он сидел так с самого возвращения из Кастель Капуано. Он сделал все от него зависящее, чтобы избежать этой опасности, но теперь она его настигла. В сотый раз он вспоминал точные слова вице-короля и пытался истолковать слово «беда», упомянутое им в беседе. Что было поставлено на карту: пост в парламенте Неаполя или жизнь? И в сотый раз сделал вывод, что, скорее всего, последнее. Он стал неугоден, опасен с точки зрения политики. Его жизнь оборвет в каком-нибудь темном проулке анонимный убийца, точно так же, как это случилось с Федериго. Интересно, чем объясняется вмешательство папы римского? Быть может, Карло сыграл тут свою роль? Чья же еще подсказка могла заставить папу почувствовать, что ему нанесли тяжелую рану, как выразился вице-консул? Фабрицио жаждал обсудить этот вопрос с Марией, но решил не делать этого: ее жизнь с Карло и так нелегка.

Сможет ли он жить без Марии? У него есть общественная жизнь, личные интересы, известное имя, дети. А у Марии есть только он. Его любовь к ней не уменьшилась; он по-прежнему ее любил, но мысль о бесславной смерти была для него невыносима.

Он поднял голову и потер руку. Потом оглядел комнату и не смог удержаться от нежной улыбки при виде этого хаоса. Из трех сундуков вываливались самые разные наряды. Длинный стол уставлен грязными бокалами и пустыми графинами. На кровати с улыбающимися золочеными херувимами лежали скомканные льняные простыни, поверх них — измятая шкура. Его задело, когда Мария настояла, чтобы он нашел большую медвежью шкуру, поскольку Фабрицио знал, что у Карло точно такая. И все-таки она была теплая. Ведь они даже не могли зажечь камин во дворце, чтобы не видно было дыма. Сегодня он скажет Лауре, чтобы сделала уборку в этой комнате.

Откинув голову, он вздохнул. Казалось, что Венера с распущенными волосами, ступающая на свою раковину, смеется над ним. Он устал и замерз. Фабрицио подошел к кровати и лег, накрывшись шкурой. Вдохнув аромат гелиотропа, он уснул.