Милая Шарлотта (СИ)

– Не мог мсье де Руан никого убить – ну как же вы этого не понимаете!… – тот почти застонал от бессилия. – Нож ведь кто угодно мог взять! Кто угодно!

Злясь на себя за то, что не может просто идти мимо, не обращая внимания на слова, она остановилась и вкрадчиво, как неразумному ребенку, объяснила:

– Вы же сами слышали вчера, что запасных ключей от комнат в замке не держат, а значит, никто не мог взять нож Шарля без его ведома! Или вы посмеете обвинить герцогиню во лжи?

Тот покорно наклонил голову:

– Нет, увы… я проверял: запасных ключей от комнат в замке действительно нет. И я уж было совсем расстроился, а потом вспомнил, что сам же взял этот нож! Да вы тоже должны помнить: господа завтракали в столовой, мсье де Руан еще рассказывал что-то о погоде в Лотарингии, а я внес ему почту… и этот проклятущий нож. Так с тех пор я того ножа и не видел: видать, он его там оставил, в столовой.

Шарлотта слушала его с сомнением: она помнила, разумеется, тот завтрак, но совершенно не помнила, как Шарлю внесли письма, и был ли действительно в столовой этот нож – ее совсем другие мысли занимали тогда.

Она упрямо тряхнула головой, не желая поддаваться чарам:

– Господи, как земля только носит таких лгунов! Вы лжете для того только, чтобы выгородить вашего хозяина! Стоите вы друг друга, ничего не скажешь!

– Мадам Шарлотта, поверьте же мне… – Но, очевидно, понимая, что подобной ложью ничего не добьется, этот мерзавец пошел на крайние меры: – Мсье де Руан здесь, в замке! – произнес он – и Шарлотта действительно вскинула на него взгляд в волнении. – Он доверился мне одному и просил, чтобы я привел вас. Он хочет сказать нечто очень важное.

Шарлотта молча приблизилась к нему и заглянула в его глаза – покрасневшие глаза пропитого пьяницы, лживого и скользкого. Она покачала головой почти в ужасе:

– Вы покрываете убийцу и говорите об этом мне так просто? Право, у вас нет ничего святого… – едва слышно сказала она.

– Это верно, мадам, святого во мне практически ничего уже и не осталось, но мерзавцем меня это не делает, поверьте. Когда-то был я набожным, да только – доля моя тяжкая – Господь забыл про меня уже очень давно, а я, соответственно, про него. Ежели Ад и в самом деле существует, то, вероятнее всего, я туда и попаду…

Он еще раз вздохнул, да так тяжело, что у Шарлотты даже шевельнулось что-то вроде жалости к этому человеку. Но она быстро отогнала это чувство:

– Ежели вы закончили изливать мне душу, то извольте пойти прочь, – и, усмехнувшись, язвительно уточнила, – скажите только, отчего мсье де Руан так уверен, что я не выдам его тотчас солдатам. Да и вас заодно, раз вы его укрываете!

Тот, снова взглянув на нее с опаской, пожал плечами и произнес:

– Понятия не имею… Мсье де Руан сказал, что просто верит вам.

Поверенный в делах барона – мсье де Шамбаль – давно уже собрал всех желающих присутствовать при оглашении завещания, в каминном зале замка, поскольку гостиная была разнесена в пух и прах. Первым делом де Шамбаль выразил Шарлотте свои соболезнования, помог устроиться на почетном месте подле себя и потом только, откашлявшись, принялся читать.

Шарлотта же из-под ресниц окинула взглядом присутствующих: чуть дальше за ней стоял, облокотившись о каминную полку, мсье Госкар – отчего-то волнуясь и выглядя неспокойным, подле него устроилась в кресле герцогиня де Монтевиль, одетая в глухое черное платье, безучастно смотрела в сторону. В углу у самых дверей скоромно, если понятие скромности вообще знакомо этой женщине, сидела Жоржетта де Руан.

Герцог де Монтевиль отчего-то отсутствовал.

– Я, Максимильен Роже дю Седан, барон де Виньи, находясь в здравом уме и твердой памяти…

Шарлотта невольно вздрогнула, услышав имя мужа из уст мсье де Шамбаля. Она несколько отвлеклась, разглядывая других, но тотчас заставила себя собраться и проявить хоть какое-то уважение к покойному. Правда, это совершенно никуда не годится, что волю барона зачитывают в доме, где все еще прячется его убийца… если, разумеется, фон Дорн не солгал снова, и Шарль действительно в замке.

Хотя, чего уж там – конечно же, он солгал! Разве можно ожидать правды от такого негодяя. Наверняка он просто хочет заманить ее в уединенное место Бог знает для каких гнусностей.

И про нож, наверное, тоже солгал… И тут Шарлотту словно молнией поразило: ведь фон Дорн – действительно единственный, кто мог беспрепятственно входить и выходить из спальни Шарля! Это значит, ничего ему не мешало взять нож и убить им барона. Возможно, Шарль действительно не виноват!

Она тотчас обернулась к мсье Госкару, чтобы поделиться с ним такой восхитительной догадкой, но осеклась, потому как он – совершенно потерянный – взволнованным взглядом смотрел на де Шамбаля. А обе дамы – Жоржетта и Жизель – с удивлением взирали на самого Госкара.

Поверенный уже молчал, видимо, дочитав.

Поняв, что она пропустила все самое главное, Шарлотта умоляюще взглянула на него:

– Мсье де Шамбаль, простите великодушно, я отвлеклась… вы не могли бы повторить?

Тот, сглотнув, снова начал с самого начала:

– Я, Максимильен Роже дю Седан, барон де Виньи…

– Мсье де Шамбаль, – настойчиво попросила Жоржетта, – вы не могли бы – только самую последнюю часть – специально для Ее Милости.

Тот снова кивнул и перешел к главному:

– …настоящим завещанием делаю следующее распоряжение: все мое имущество, которое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, а так же титулы, я завещаю господину Оливье Госкару, коего признаю своим сыном от девицы Оливии Госкар.

Он замолчал, а Шарлотта еще смотрела на поверенного, пока тот не спросил:

– Перечитать еще раз, Ваша Милость?

– Нет-нет, больше не нужно… – очнулась Шарлота и обернулась к Госкару, – вы действительно сын де Виньи?

С его лица растерянность еще не сошла, но встретившись взглядом с Шарлоттой, мсье Госкар тоже как будто очнулся и горячо заверил ее:

– Шарлотта, я вас уверяю, это какая-то ошибка! – Потом порывисто шагнул к поверенному. – Это старое завещание, мсье де Шамбаль, оно датировано еще февралем 1670, года, когда барон даже не был знаком с мадам де Виньи. Буквально на днях было подписано новое! Я точно знаю, потому что сам его составлял для барона, – он снова перевел взгляд на Шарлотту, глядя ей в глаза и пытаясь убедить, – Его Милость все свое состояние оставил вам, своей супруге… правда, меня он все же узаконивает, я получаю некоторое содержание и замок в Провансе, но он хотел, чтобы основная часть была вашей!

– Простите, мсье Госкар, – заговорил вновь де Шамбаль, – но это единственное завещание, которое было найдено – оно находилось в документах барона, в его кабинете в Лувре.

– Возможно, но новое завещание также имеет юридическую силу, поскольку подписано бароном собственноручно, а заверение его у нотариуса, согласно последним законам, не обязательно. Это завещание должно быть в личных вещах барона, в той гостинице.

Нотариус кивнул:

– Разумеется, личные вещи покойного были осмотрены – мною лично, хочу заметить – но бумаг среди них нет вообще никаких.

Снова повисло молчание, а потом Госкар сокрушенно покачал головой и даже усмехнулся:

– Ах да… эта бумага лежит не в вещах барона, а среди моих бумаг – в моем номере. Он заперт, и я обязуюсь в самое ближайшее время доставить его. Я прошу вас не волноваться, Шарлотта, все причитающееся достанется вам – не сомневайтесь.

Шарлотта и так не волновалась. Она все еще пыталась переварить новость, что мсье Госкар – сын барона. А она, получается, его мачеха! Эта новость настолько ее поразила, что все последующее она и не поняла толком.

– Боже мой, как это благородно, мсье Госкар! – заявила вдруг из своего угла Жоржетта – кажется, с сарказмом. Потом она резко поднялась и вышла.

– Да, это весьма благородно с вашей стороны, – согласилась и герцогиня, поднимаясь со своего места. Кажется, она, как и Шарлотта, не вполне поняла, что здесь только что произошло.