Неутолимая страсть

Он забрал кувшин с подоконника и до половины наполнил питьем бокал. Усевшись на край постели, зажал бившуюся жену между коленей. Руту использовали как обезболивающее средство, причем очень сильное. Ему приходилось самому наблюдать, какое волшебное действие она оказывала на раненых на поле боя. Потому он и решил, что рута сможет облегчить страдания Кэтрин.

Удерживая Кэтрин за запястья, Патрик влил ей отвар в горло. У нее началась рвота. Не мешкая, он вытащил из-под кровати ночной горшок. Наклоняя ей голову к горшку, чтобы помочь, он ощущал, как конвульсивно сокращаются у нее мышцы на животе при позывах рвоты. Ее тошнило. Она билась у него в руках. Она отплевывалась.

Он страшно ругался, давая выход чувствам, и одновременно пытался напоить ее еще, в надежде, что хоть какая-то часть целебного настоя задержится у нее в желудке. А ее снова рвало. Она отчаянно билась в его руках. Она задыхалась и никак не могла отдышаться. Он массировал ей живот, а когда чувствовал, что спазм заканчивается, заставлял ее принимать очередную порцию снадобья.

— Не останавливайся, сдерживай волну боли. Не бросай меня, чертова кошка!

Затаив дыхание, Патрик ждал. Нужно было, чтобы Кэтрин все время пила настой, иначе у нее не хватит сил бороться с болезнью дальше.

Он держал Кэтрин на коленях, пока она не перестала корчиться. Значит, боль немного отпустила ее. Температура оставалась высокой, но он все равно, уложив в постель, как следует укрыл ее. Рута все-таки подействовала на нее, сняв боль, а от вина потянуло в сон. Хрупкое тело жены занимало так мало места в огромной постели, что у него навернулись слезы.

Хепберн отчистил следы рвоты и опорожнил ночной горшок. За окном снова висела тьма. Ему осталось только подивиться, куда делся день. Он зажег свечи и по привычке собрался прикорнуть, раз уж выпала такая возможность. Тут на ковре что-то блеснуло. Патрик поднялся, пересек комнату и поднял вещицу.

“Это же обручальное кольцо Кэтрин! — Он представил, как она снимает его с руки и бросает через всю комнату. — Она отказалась от нашего брака и отказалась от меня как от мужа!

Это был удар по его гордости, но в глубине сердца Патрик понимал, что заслужил его.

Патрик еще раз взглянул на обручальное кольцо. Сердце заболело всерьез. Теперь у него уже не будет шанса сказать ей, что он любит ее, что она для него дороже самой жизни.

Закрыв глаза, он наконец заснул.

Сон, который он увидел, был настолько живым, что ему показалось, будто все происходит наяву.

Во сне ему явилась Мэгги и стала настойчиво упрашивать его спасти Кэтрин.

— В тебе есть сила, Хепберн. Воспользуйся ею! Но на этот раз ничего не проси взамен!

Патрик проснулся с восходом солнцем. Тут же зашевелилась Кэтрин. Она бредила.

Он осмотрел ее ввалившийся живот и истончившееся тело. Когда он приподнял ей руку, чтобы осмотреть бубон под мышкой, она жалобно застонала. Ему стало не по себе, что он доставил ей боль.

И тут ему снова послышались слова Мэгги: “В тебе есть сила, Хепберн. Воспользуйся ею!”

В темноте забрезжил огонек надежды. “Если я погружусь в транс, может, найду правильный выход”.

…В спальне вдруг стало темно. Патрик подошел к окну, удивляясь, что могло случиться, ведь только что сияло утреннее солнце. За окном расползлась чернота. Когда он распахнул окно, вспыхнула молния, озарив полнеба, и ударил гром. Дом содрогнулся. Не двигаясь, Патрик стоял и заворожено наблюдал, как, сметая все на своем пути, в Спенсер-Парк ворвалась буря. Стихия бесчинствовала почти час. Гром гремел так, что закладывало в ушах. От яростных молний можно было ослепнуть. Временами отступая, ураган накатывался раз за разом, словно бесчинствующая природа сошла с ума и решила разрушить на земле все до основания. Неожиданно ударил град. Градины громыхали по крыше, лупили по земле, звенели в разбитых стеклах окон. Так же неожиданно ледяная свистопляска сменилась проливным дождем. Дождь лил и лил. Гром и молнии ушли дальше. Постепенно и дождь стал слабеть, превратившись через какое-то время в моросящий душ. А потом все затихло.

Глубоко вздохнув, Патрик пришел в себя и отступил от окна. Ветер раздувал шторы. Его свежее прикосновение Патрик почувствовал у себя на лице. Резко изменилась атмосфера. Стало легче дышать. Патрик ощутил прилив бодрости. Тягостную жару, которая подмяла под себя всю страну, словно смыло потоком, направляемым какой-то потусторонней силой.

Хепберн понял, что получил требуемый ответ. Подойдя к кровати, он оглядел жену. Чуму можно было побороть с помощью той силы. Для этого требовалось употребить грубые и жестокие средства. Выдержит ли она их? Это ведь может убить ее. Но если он ничего не предпримет, тогда его любимая погибнет. Патрик отодвинул спутанные черные пряди с ее горячечного лба. “У Кэтрин всегда хватало куража встретиться лицом к лицу с любой опасностью!”

Он бросился вниз и помчался на кухню. Там, напуганная гневом небес, Кук пряталась в кладовке.

— Все, буря прошла. Можете выходить. Каким-то чудом она принесла прохладу. Теперь нам нужно сотворить чудо для Кэтрин. Я собираюсь приготовить примочку. У вас есть мука и горчичное семя?

— У нас есть овсяная мука, милорд. — Кук протянула ему мешочек. — Я натолку горчицы.

Влив струйкой кипящую воду в чугунок с мукой, Патрик добавил туда горчицы. Потом стал растирать смесь, пока она не превратилась в горячую густую кашицу. Подхватив чугунок, он кинулся наверх. Там оторвал от простыни большой кусок и на него выложил часть горячей смеси. Стиснув зубы, чтобы не давать воли чувствам, он поднял руку Кэтрин и наложил на бубон получившийся компресс.

От ее крика у него волосы встали дыбом. Кэтрин билась в его руках, но он крепко держал ее своими железными пальцами. Быстро разорвав простыню на полосы, он крепко прибинтовал ей руку к телу.

— Прости, Кэтрин. Прости меня, — бормотал он при этом.

Обессилев от боли, Кэтрин затихла, как затихают дикие животные, у которых не остается сил на последнюю попытку вырваться на волю, чтобы избежать смерти.

Через пару часов Патрик снял повязку и наложил новую. Вздувшийся бубон потемнел и еще больше увеличился.

Теперь настала очередь тяжкого испытания. Дальше нельзя было оттягивать неизбежное.

Патрик зажег свечи, вытащил из ножен кинжал и с минуту держал лезвие в пламени. Остудил сталь и призвал на помощь все свое мужество.

Потом поднял ей руку и ткнул острием лезвия под мышку. Пару раз вскрикнув, Кэтрин потеряла сознание. Чумной нарыв взорвался как вулкан, разбрасывая гной в разные стороны. Черная жидкость залила ей тело, разлетелась по простыням, брызнула ему в лицо. В воздухе повисла жуткая вонь. Из черного жерла нарыва Патрик собственными руками выдавил все, что там было, до последней капли. Пока она — слава Богу! — оставалась без сознания, он вымыл ее и поменял постель.

Окончательно вымотавшись, Патрик сел рядом с ней на кромку кровати и сжал ее руки. Дыхание Кэтрин было едва слышным, и он испугался, что она перестала сопротивляться. Долгие часы, пока длилась ночь, он не смел отвести от нее взгляда. “Она не ускользнет от меня во сне, потому что я изо всех сил удерживаю ее”.

Наконец в комнату осторожно проник рассвет. Патрик затаил дыхание от унизительного страха. У Кэтрин холодели руки. Он опустился на колени и стал молиться.

Так и оставаясь на коленях, Патрик придвинулся к ней и уставился ей в лицо. Она была бледна. Восковой бледностью. Вокруг губ разлилась синева. Но все равно дышала. Он осторожно коснулся ее щеки. Температура спала.

В ответ на его прикосновение Кэтрин открыла глаза, а потом ее ресницы снова опустились, словно под собственной тяжестью.

— Кэтрин, ты меня узнаешь? — тихонько спросил он.

У нее приоткрылись губы.

— Пить… Пить…

— Слава Богу!

В поисках подходящего питья Патрик оглядел спальню. У него под рукой имелось вино с рутой, но оно было слишком горьким. Еще был отвар дудника, но его употребляли, чтобы снять жар. А у нее жара теперь не было, скорее наоборот. Тогда он взял эль, который не допил вчера, приподнял ей голову и поднес кружку к губам.