Огненная лилия

Фурье поддерживал ее, его выражавшее сочувствие лицо время от времени искажала гримаса брезгливости. Зрелище было не для слабонервных, и Фурье всей душой желал оказаться где-нибудь подальше.

— Это продлиться еще очень долго, — сказал он Онор, надеясь увести ее.

Онор кивнула.

— Я знаю.

Онор хотела верить в чудо. Она не сразу осознала, что Фурье предлагает ей.

— У меня есть мой пистолет, — сказал он. — Я могу положить конец его страданиям — а там будь, что будет. Скажите слово, Онор, и я избавлю Волка от продолжения.

Он потянулся за пистолетом. Но Онор отрицательно покачала головой.

— Нет, не нужно.

— Почему? Онор!

— Я не могу. Это унизит его достоинство.

— О Боже! — рассердился Фурье. — Онор! Подумайте. Еще добрые сутки этого ада — кто выдержит такое?

— Он считает, что так нужно, — проговорила Онор тихо. Ее губы едва шевелились.

— Но вы же цивилизованная женщина, Онор. Вы хотите, чтоб краснокожие замучили его до смерти? Посмотрите же, он весь побелел, а еще и двух часов не прошло. Онор! Вы слышите меня?

Она слабо качнула головой.

— Он должен жить. Я не стану вмешиваться в судьбу.

— Вы жестоки, Онор-Мари.

— Я стала такой, как мой Волк. Я не могу так унизить его.

— Ему уже будет все равно.

— Не знаю.

Фурье показалось, что она сходит с ума, и он встряхнул ее.

— Ну же, Онор, придите в себя.

— Не надо.

Фурье задело, что Онор не приводит единственный довод, который он хотел от нее услышать: что, если он убьет Волка, то, возможно, сам окажется на его месте. Это сейчас он — посол мира и в относительной безопасности. А тогда… Фурье передернуло. Но он продолжал настаивать.

— Онор, посмотрите на человека, которого вы называли своим мужем.

Индейцы по очереди пускали стрелы, подожженные с одного конца, и они вонзались в дуб, к которому привязали пленника. Так они испытывали силу его духа. Кто-то был столь неловок, что ранил его в плечо. Стрела последний раз вспыхнула у самого его лица. Но ни один мускул не дрогнул, не пошевелились губы, ни один стон не слетел с уст Волка. Фурье достал пистолет и держал его под камзолом. Онор первая заметила его движение и, вскрикнув, вцепилась ему в руку.

— Не смейте!

— Он не жилец, Онор. Что ждет его, кроме нескольких часов страшной боли? Будьте милосердны!

— Он должен жить. Я сделаю все, что смогу, чтобы он был жив. Жив, а не мертв!

— Вы ничего не можете сделать.

Он поднял пистолет, но Онор ногтями впилась в его руку, едва не свалив его с ног. Выстрел Фурье разнесся по долине, не причинив никому вреда.

Индейцы повернулись в сторону Фурье, враждебность их лиц поразила Онор. Они медленно направились к Фурье.

И тут произошло чудо.

Раздался предупреждающий крик. Часовые увидели солдат короля. Индейцы заметались по деревне, не готовые к сражению. Уже вблизи раздавался барабанный бой. Племя потеряло интерес к Волку. Онор рванулась к нему, но кто-то на бегу сбил ее с ног, и она упала. Фурье подскочил поднять ее. И тут Онор в безумной ярости набросилась на него. Он едва уклонился от удара ее небольших кулачков, которые в ее нынешнем состоянии духа могли быть очень сильными.

— Вы знали, Фурье! Знали!

— О чем вы? — его рот предательски дрогнул.

— Знали, что солдаты близко! Поэтому вы так торопились покончить с Волком!

— Онор…

— Не отрицайте, Фурье. Вы не так смелы, чтобы рискнуть собой ради индейца, которого вы всегда ненавидели. Но когда за спиной отряд вооруженных солдат — почему бы и нет? Вы остались бы героем, не так ли?

Чудом избежав мести краснокожих. И избавившись от соперника! Как хитро, Фурье!

— Хорошо, Онор-Мари. Пусть так. Я ненавидел твоего бесценного Волка. Я хотел избавиться от него. Но сейчас…Сейчас мне жаль, что я был влюблен в тебя, тебя — упрямую глупую девчонку с нездоровыми наклонностями. Иди к своему Волку. Пусть тебя утешит, что он умрет у тебя на руках. Если б ты послушала меня, то избавила бы его и себя от лишних страданий. Но раз ты этого хотела — иди.

Он бросил ее посреди кипящей битвы одну. Вокруг свистели стрелы и гремели выстрелы. Со всех сторон Онор была окружена сражающимися людьми.

Солдаты потеряли многих, но они превосходили индейцев по количеству. И они постепенно побеждали, оттесняя краснокожих в лес. Онор чудом осталась жива. Словно заговоренная, она переступала через мертвые тела и совершенно невредимая видела, как вокруг десятками гибнут люди.

Кто-то схватил ее, она крикнула, призывая помощь. Индейцы пытались утащить ее с собой. Она отбивалась от сильных рук, оставляя глубокие царапины на их смуглой коже. Она оглянулась, ища глазами Волка. Солдаты уже развязали его, но стоять самостоятельно он был не в силах и без чувств упал на руки освободивших его людей. Онор вырвалась из удерживавших ее рук, но ее остановили грубым ударом, оглушившим ее. Ее подхватил на руки один из воинов, но далеко не унес — пуля остановила его. Спустя несколько минут Онор подобрали солдаты и привели в чувство, окатив холодной водой из ручья. Она пришла в себя, осознавая только, что сердце у нее разрывается от боли.

— Что с Волком? — спросила она дрожащим голосом.

Кто-то посоветовал ей отдыхать. Но она пыталась встать во что бы то ни стало. Она не могла теперь остаться без Волка — не имела права. Она смогла встать на ноги, лишь цепляясь руками за одного из солдат, который растерянно подхватил ее под руку.

— Где он? — спросила она.

Ее не хотели пускать, но остановить ее было невозможно. Она хотела видеть его и все.

— Он ранен, — объяснил ей кто-то, как будто она сама не знала, что они с ним сделали.

— Они сняли с него скальп? — спросила она вдруг притихшим голосом.

— Нет, нет…

Она, шатаясь, побрела к своему Волку, никого не желая больше слушать.

Солдаты разбили лагерь, и Волка занесли в одну из палаток. Онор зашла туда, осторожно приподняв холщовую завесу. Ее душа была полна отчаяния.

Полковой врач, доктор Шо, уже осмотрел Волка, и теперь, глядя в воспаленные глаза молодой женщины, сочувственно вздохнул.

— Крепитесь, мадам.

— Он умрет?

Доктор заколебался.

— Думаю, да. Нам с вами этого не понять, мадам. Он решил, что его час пробил.

Онор задрожала.

— А с точки зрения медицины? Он может выжить?

— Не думаю… На нем столько ран… Ему грозит заражение крови, которое мы не сможем остановить.

Онор поникла. В ее взгляде появилась душераздирающая тоска.

— Ему очень больно?

— Он не жалуется. Но чем скорее он отойдет, тем меньше промучается.

Она не обращала больше на него внимания и приблизилась к Волку. Он лежал в углу на матрасе с закрытыми глазами. Она решила, что он без сознания, но он приоткрыл глаза, услышав шаги. Его истерзанное тело ничем не было прикрыто, и, опустившись около него на колени, Онор уронила несколько горьких слезинок на его смуглую грудь. Она знала, что у нее есть последний шанс, и настало время проверить, насколько хорошо она его знает.

— Волк, — всхлипнула она.

— Ты пришла попрощаться со мной, Лилия? — тихо спросил он. Слабость его голоса заставила Онор расплакаться.

— Волк! Нет, ты не можешь оставить меня! Нет, Волк! Что же мне делать без тебя? Как жить? Волк!

— Уезжай, Лилия… Ты слишком ранима… Уезжай.

— Я не могу, Волк! Я уже не та, кем была. Мне некуда и незачем уезжать. Пойми же меня. Я твоя жена, мое место около тебя. Всегда. Ты только потерпи еще чуть-чуть, любимый. Ты сможешь, — она знала, что жестоко сейчас заставлять его жить, пусть даже эгоистично, но не могла себе представить мир, где не будет Волка.

— Я умираю, Лилия.

— Нет! Ты не можешь. Волк! Я знаю, твое дело проиграно, твое племя разбито, но осталась я, твоя Лилия. Мне так нужна твоя любовь, твоя поддержка. Не умирай.

— Мои предки зовут меня. Я слышу их.

— Они подождут. Я же тоже зову тебя, Волк, и мне ты нужен больше, чем им. Ты же сильный, Волк, ты можешь жить. Ты должен жить.